Лисин покачал головой:
— Понимаю, любовь к оружию у офицера в крови. Но как же тогда его можно утопить? Нескладуха, правда? Можете назвать кого-нибудь в Старооскольске, кто так же легко привыкает к оружию и запросто с ним прощается? Гасилов, посмотри на человека, рассей мои подозрения.
Сотрудник старооскольской прокуратуры заявил:
— Встаньте.
Мужчина вздохнул и поднялся.
Сидельников не мог справиться с собой, отвернулся, и Лисин понял причину. Теперь Гасилову придется лечь на пол. Он ведь видел убийцу, находясь именно в таком положении.
— Рост подходит. Глаза похожи. Абрис тот же.
— Кто бы мог подозревать, что прозвучит иное? — Незнакомец криво улыбнулся. — Это вы сейчас что, опознание проводите? — Он оперся ладонями о колени и снова сел на стул. — Теперь насчет связей. В этом городе проживают люди, с которыми я ходил в школу до поступления в военное училище. За время пребывания на пенсии я встречался с троими. Фамилии назвать?
— Если не трудно, — Лисин распечатал пачку сигарет и протянул ее отставнику.
— Зинчук…
— Зинчук? — воскликнул Лисин.
— Он, Варравин, Волопасов, — невозмутимо продолжил отставник, подумал, чем еще может быть полезен странным гостям начальника РОВД, развел руки и с жадностью втянул сигаретный дым. — Последний месяц назад умер. Зинчук подрабатывает где-то в Канаде или Америке вахтенным методом. Его я не видел года полтора. Быть может, два… Варравин нигде не работает. Ловит рыбу, торгует ею. Иногда на подхвате в качестве грузчика у администраторов кафе. Общих интересов нет ни с кем из перечисленных. А теперь давайте дело делать. Составляйте бумаги, изымайте и отправляйте в камеру. Я устал…
— У Зинчука могут быть проблемы с головой? — встрял Сидельников.
— А у кого из тех, кто пять лет провоевал в Афгане, их нет? Если бы, к примеру, у меня их не было, то чего бы я «ТТ» с собой по городу носил?
— Где его вещи? — Лисин резко развернулся, подошел к подполковнику полиции и посмотрел на него так, словно в чем-то подозревал.
Тот только что вернулся и сейчас оглядывался по сторонам, предполагая, что упустил нечто очень важное.
— Это простой вопрос, подполковник. Где вещи этого человека?
Начальник РОВД извлек из стола, стоявшего в углу, спортивную сумку и с ловкостью фокусника стал вынимать из нее самые различные предметы, редко встречающиеся у обычных граждан.
Боевые награды, документы, пистолет, запакованный в полиэтиленовый пакет, записная книжка с двумя или тремя адресами женщин, мобильный телефон с пустой базой контактов. Сидельников принимал все это из рук полицейского начальника.
Трусы, еще одни, майка, три пары носков, по-военному аккуратно свернутых в виде «улыбки».
— Комплект киллера перед служебной командировкой, — восхищенно констатировал подполковник.
Перебрав все это, Лисин погрузил руки в карманы, повернулся к отставному десантнику и спросил:
— А где ваша расческа?
— Что? — изумился тот.
— Расческа. Это предмет, которым приглаживают волосы.
— Вы посмотрите на мою голову, — с сарказмом посоветовал бывший десантник. — Какая расческа, господин хороший?
— Верно, — пробормотал Лисин, сжимая подбородок и расхаживая по кабинету. — Зачем вам расческа? У вас стрижка совсем короткая. Такую проще руками пригладить. — Следователь встал напротив собеседника в позе визажиста и провел взглядом по его голове. — С вашими военными традициями расческа вообще, наверное, не нужна.
— Я ее в последний раз держал в руках перед училищем, — сознался военный. — Странные вы какие-то, ребята.
— Запиши адреса Зинчука и… — Лисин повернулся к Юштину.
— Варравина, — недовольно бросил военный. — Что касается Зинчука, то я служил вместе с ним в Германии. Если это вам интересно.
Он никуда не денется. Статья за ношение и хранение огнестрельного оружия нависла над бывшим десантником куполом парашюта.
Лисин пробормотал начальнику РОВД:
— Занимайтесь, пожалуйста.
Следователь направился к выходу. Он шел так быстро, что остальные члены группы догнали его только у «Волги».
— Вам и этот человек не интересен? — участливо осведомился Гасилов. — У вас удивительная способность, Иван Дмитриевич, отделять агнцев от козлищ.
Следователь почувствовал в голосе молодого коллеги нотку иронии, распахнул дверцу, сел в машину так, что она покачнулась, и осведомился:
— Знаете, о чем я думаю, Гасилов?
— Если честно, сгораю от нетерпения узнать.
— У полковника ВДВ, чья стрижка длиною в сантиметр или чуть больше, нет расчески. Она ему не нужна. И я его понимаю. Мне она тоже была бы ни к чему. Нечего расчесывать. Если только грудь. А вот у Зинчука Николая Федоровича, седая голова которого украшена едва заметной щетиной, расческа имеется.
Сидельников включил двигатель и оперся локтем о спинку сиденья.
— Не понимаешь, капитан? — Лисин улыбнулся и стал работать правой рукой так, словно сжимал в ней рукоять весла.
Стекло опустилось, и в салон ворвался свежий воздух периферийного городка. Следователь любил такие места именно за неповторимый, ароматный воздух путешествия и чужбины.
Но это только кажется, что чужбина. На самом деле, когда в легкие Лисина врывалась эта смесь, он чувствовал приступ дежавю. Скифская кровь напоминает каждому русскому о том, что он здесь уже бывал, несколько тысяч лет назад носился по просторам центральной полосы еще не Руси, а просто вольной земли. Пусть не сам, но его предок — точно. Многие из нас с вожделением вдыхали этот запах, справедливо полагая, что с ним к нам приходят смутные воспоминания, едва прорывающиеся сквозь глубину веков.
— Расческа, капитан. В протоколе личного досмотра Зинчука, которому я без принуждения со стороны, по собственной воле велел дать пинка под зад, среди прочих вещей было указано — «расческа пластмассовая». Вот зачем, скажите мне, почти лысому Зинчуку расческа в кармане, а? Не должно ее быть. Кстати, а почему он не в Канаде?! Надо бы вспомнить, где проживает этот тип. Озерная, два. Квартира пятнадцать. Гони, Сидельников, лети туда, родной.
Упрашивать капитана МУРа дважды никогда не приходилось, тем более что мысль о Зинчуке пришла ему в голову сразу же, едва он услышал слово «расческа», вылетевшее из уст следователя.
— Сейчас направо. Теперь налево, до светофора, а там — в переулок, — указывал маршрут Гасилов.
«Волга», ревя двигателем, то мчалась по центральной улице города, то ныряла во дворы и почти срезала белье, висящее на веревках. Сидельников слушал команды и повиновался, как робот. Сейчас он, член группы Лисина, безоговорочно повиновался местному жителю. Любой сыщик знает, чего может стоить секунда, потраченная впустую. В жизни каждого опера хоть раз, но случается препозорнейший факт, когда жулик уходит прямо из-под его носа — не хватает минуты, сорока секунд, пятнадцати. Случается, что и две секунды способны на годы увеличить срок поиска преступника.
— Вот этот дом. Кирпичный, новый. Их в городе возводят методом точечной застройки…
— Часа через два мы об этом послушаем с удовольствием, — пообещал Сидельников, укладывая руку на раненое плечо Гасилова и толкая его в сторону первого подъезда.
— Московская фирма строит, — на пороге продолжил Гасилов. — Сюда только по разнарядке мэрии вселяют.
— Это возмутительно, — сказал Сидельников, толкая его еще сильнее.
На пятом этаже он взял Гасилова за здоровую руку и мягко потянул назад, а у пятнадцатой квартиры вообще вытолкнул обратно, на лестницу.
Юштин неслышно вытянул из кобуры «глок», то же самое сделал и Сидельников. У Лисина «глока» не было. Он снова не захватил в командировку оружие. Такова была одна из вредных привычек старшего следователя по особо важным делам. Еще он непроизвольно жевал губами в минуты раздумий.
Лисин поднял руку и нажал кнопку звонка. За дверью сыграл три склянки имитатор корабельного колокола.
Глава 8
Мысль о том, что квартира друга может представлять для него опасность, пришла в голову Варравина только через час после прибытия в нее. Войдя, он разделся, принял душ и там же, в ванной, тщательно осмотрел свою голову. Не появилась ли за минувшие сутки предательская темная пленка, свидетельствующая о том, что волосы у Романа Алексеевича, он же Николай Федорович, не седые, а черные.
Брить их нужно будет потом. Когда закончится дело. С каким удовольствием он войдет в душ, намылит голову и сдерет с нее эту дурацкую светлую щетину!
Пройдет неделя, другая, и на совершенно лысой голове начнут появляться первые всходы — маленькие тычинки, имеющие цвет родных волос, темные, густые. Минует еще месяц, и они превратятся в спортивную стрижку, ныне весьма модную, почитаемую среди молодежи. Если ему удастся водить за нос ментов около полугода, то любой, кто видел его в этот день в прокуратуре, не узнает ни его внешнего облика, ни внутреннего.
