Людмила[105]
«Где ты, милый? Что с тобою?С чужеземною красою,Знать, в далекой сторонеИзменил, неверный, мне;Иль безвременно могилаСветлый взор твой угасила».Так Людмила, приуныв,К персям очи преклонив,На распутии вздыхала.«Возвратится ль он, – мечтала, —Из далеких, чуждых странС грозной ратию славян?»
Пыль туманит отдаленье;Светит ратных ополченье;Топот, ржание коней;Трубный треск и стук мечей;Прахом панцири покрыты;Шлемы лаврами обвиты;Близко, близко ратных строй;Мчатся шумною толпойЖены, чада, обрученны…«Возвратились, незабвенны!..»А Людмила?… Ждет-пождет…«Там дружину он ведет;
Сладкий час – соединенье!..»Вот проходит ополченье;Миновался ратных строй…Где ж, Людмила, твой герой?Где твоя, Людмила, радость?Ах! прости, надежда-сладость!Всё погибло: друга нет.Тихо в терем свой идет,Томну голову склонила:«Расступись, моя могила;Гроб, откройся; полно жить;Дважды сердцу не любить».
«Что с тобой, моя Людмила? —Мать со страхом возопила. —О, спокой тебя Творец!» —«Милый друг, всему конец;Что прошло – невозвратимо;Небо к нам неумолимо;Царь Небесный нас забыл…Мне ль Он счастья не сулил?Где ж обетов исполненье?Где Святое Провиденье?Нет, немилостив Творец;Всё прости, всему конец».
«О Людмила, грех роптанье;Скорбь – Создателя посланье;Зла Создатель не творит;Мертвых стон не воскресит». —«Ах! родная, миновалось!Сердце верить отказалось!Я ль, с надеждой и мольбой,Пред иконою святойНе точила слез ручьями?Нет, бесплодными мольбамиНе призвать минувших дней;Не цвести душе моей.
Рано жизнью насладилась,Рано жизнь моя затмилась,Рано прежних лет краса.Что взирать на Небеса?Что молить неумолимых?Возвращу ль невозвратимых?» —«Царь Небес, то скорби глас!Дочь, воспомни смертный час;Кратко жизни сей страданье;Рай – смиренным воздаянье,Ад – бунтующим сердцам;Будь послушна Небесам».
«Что, родная, муки ада?Что небесная награда?С милым вместе – всюду рай;С милым розно – райский крайБезотрадная обитель.Нет, забыл меня Спаситель!» —Так Людмила жизнь кляла,Так Творца на суд звала…Вот уж солнце за горами;Вот усыпала звездамиНочь спокойный свод небес;Мрачен дол, и мрачен лес.
Вот и месяц величавыйВстал над тихою дубравой:То из облака блеснет,То за облако зайдет;С гор простерты длинны тени;И лесов дремучих сени,И зерцало зыбких вод,И небес далекий сводВ светлый сумрак облеченны…Спят пригорки отдаленны,Бор заснул, долина спит…Чу!.. полночный час звучит.
Потряслись дубов вершины;Вот повеял от долиныПерелетный ветерок…Скачет по полю ездок:Борзый конь и ржет и пышет.Вдруг… идут… (Людмила слышит)На чугунное крыльцо…Тихо брякнуло кольцо…Тихим шепотом сказали…(Все в ней жилки задрожали.)То знакомый голос был,То ей милый говорил:
«Спит иль нет моя Людмила?Помнит друга иль забыла?Весела иль слезы льет?Встань, жених тебя зовет». —«Ты ль? Откуда в час полночи?Ах! едва прискорбны очиНе потухнули от слез.Знать, тронýлся Царь НебесБедной девицы тоскою?Точно ль милый предо мною?Где же был? Какой судьбойТы опять в стране родной?»
«Близ Наревы дом мой тесный.Только месяц поднебесныйНад долиною взойдет,Лишь полночный час пробьет —Мы коней своих седлаем,Темны кельи покидаем.Поздно я пустился в путь.Ты моя; моею будь…Чу! совы пустынной крики.Слышишь? Пенье, брачны лики.Слышишь? Борзый конь заржал.Едем, едем, час настал».
«Переждем хоть время ночи;Ветер встал от полуночи;Хладно в поле, бор шумит;Месяц тучами закрыт». —«Ветер буйный перестанет;Стихнет бор, луна проглянет;Едем, нам сто верст езды.Слышишь? Конь грызет бразды,Бьет копытом с нетерпенья.Миг нам страшен замедленья;Краткий, краткий дан мне срок;Едем, едем, путь далек».
«Ночь давно ли наступила?Полночь только что пробила.Слышишь? Колокол гудит». —«Ветер стихнул; бор молчит;Месяц в водный ток глядится;Мигом борзый конь домчится». —«Где ж, скажи, твой тесный дом?» —«Там, в Литве, краю чужом:Хладен, тих, уединенный,Свежим дерном покровенный;Саван, крест и шесть досток.Едем, едем, путь далек».
Мчатся всадник и Людмила.Робко дева обхватилаДруга нежною рукой,Прислонясь к нему главой.Скоком, лётом по долинам,По буграм и по равнинам;Пышет конь, земля дрожит;Брызжут искры от копыт;Пыль катится вслед клубами;Скачут мимо них рядамиРвы, поля, бугры, кусты;С громом зыблются мосты.
«Светит месяц, дол сребрится;Мертвый с девицею мчится;Путь их к келье гробовой.Страшно ль, девица, со мной?» —«Что до мертвых? что до гроба?Мертвых дом земли утроба». —«Чу! в лесу потрясся лист.Чу! в глуши раздался свист.Черный ворон встрепенулся;Вздрогнул конь и отшатнулся;Вспыхнул в поле огонек». —«Близко ль, милый?» – «Путь далек».
Слышат шорох тихих теней:В час полуночных видений,В дыме облака, толпой,Прах оставя гробовойС поздним месяца восходом,Легким, светлым хороводомВ цепь воздушную свились;Вот за ними понеслись;Вот поют воздушны лики:Будто в листьях повиликиВьется легкий ветерок;Будто плещет ручеек.
«Светит месяц, дол сребрится;Мертвый с девицею мчится;Путь их к келье гробовой.Страшно ль, девица, со мной?» —«Что до мертвых? что до гроба?Мертвых дом земли утроба». —«Конь, мой конь, бежит песок;Чую ранний ветерок;Конь, мой конь, быстрее мчися;Звезды утренни зажглися,Месяц в облаке потух.Конь, мой конь, кричит петух».
«Близко ль, милый?» – «Вот примчались».Слышат: сосны зашатались;Слышат: спал с ворот запор;Борзый конь стрелой на двор.Что же, что в очах Людмилы?Камней ряд, кресты, могилы,И среди них Божий храм.Конь несется по гробам;Стены звонкий вторят топот;И в траве чуть слышный шепот,Как усопших тихий глас…Вот денница занялась.
Что же чудится Людмиле?…К свежей конь примчась могиле,Бух в нее и с седоком.Вдруг – глухой подземный гром;Страшно доски затрещали;Кости в кости застучали;Пыль взвилася; обруч хлоп;Тихо, тихо вскрылся гроб…Что же, что в очах Людмилы?…Ах, невеста, где твой милый?Где венчальный твой венец?Дом твой – гроб; жених – мертвец.
Видит труп оцепенелый;Прям, недвижим, посинелый,Длинным саваном обвит.Страшен милый прежде вид;Впалы мертвые ланиты;Мутен взор полуоткрытый;Руки сложены крестом.Вдруг привстал… манит перстом…«Кончен путь: ко мне, Людмила;Нам постель – темна могила;Зáвес – саван гробовой;Сладко спать в земле сырой».
Что ж Людмила?… Каменеет,Меркнут очи, кровь хладеет,Пала мертвая на прах.Стон и вопли в облаках,Визг и скрежет под землею;Вдруг усопшие толпоюПотянулись из могил;Тихий, страшный хор завыл:«Смертных ропот безрассуден;Царь Всевышний правосуден;Твой услышал стон Творец;Час твой бил, настал конец».
14 апреля 1808
Кассандра[106]
Всё в обители ПриамаВозвещало брачный час:Запах роз и фимиама,Гимны дев и лирный глас.Спит гроза минувшей брани,Щит, и меч, и конь забыт,Облечен в пурпурны тканиС Поликсеною Пелид.
Девы, юноши четамиПо узорчатым коврам,Украшенные венками,И́дут веселы во храм;Стогны дышат фимиамом;В злато царский дом одет;Снова счастье над Пергамом…Для Кассандры счастья нет.
Уклонясь от лирных звонов,Нелюдима и одна,Дочь Приама в АполлоновДревний лес удалена.Сводом лавров осененна,Сбросив жрический покров,Провозвестница священнаТак роптала на богов:
«Там шумят веселых волны;Всем душа оживлена;Мать, отец надеждой полны;В храм сестра приведена.Я одна мечты лишенна;Ужас мне – что радость там;Вижу, вижу: окрыленнаМчится Гибель на Пергам.
Вижу факел – он светлеетНе в Гименовых руках;И не жертвы пламя рдеетНа сгущенных облаках;Зрю пиров уготовленье…Но… горе́, по небесам,Слышно Бога приближенье,Предлетящего бедам.
И вотще мое стенанье,И печаль моя мне стыд:Лишь с пустынями страданьеСердце сирое делит.От счастливых отчужденна,Веселящимся позор,Я тобой всех благ лишенна,О предведения взор!
Что Кассандре дар вещаньяВ сем жилище скромных чадБезмятежного незнанья,И блаженных им стократ?Ах! почто она предвидитТо, чего не отвратит?…Неизбежное приидет,И грозящее сразит.
И спасу ль их, открываяБлизкий ужас их очам?Лишь незнанье – жизнь прямая;Знанье – смерть прямая нам.Феб, возьми твой дар опасный,Очи мне спеши затмить;Тяжко истины ужаснойСмертною скуделью быть…
Я забыла славить радость,Став пророчицей твоей.Слепоты погибшей сладость,Мирный мрак минувших дней,С вами скрылись наслажденья!Он мне будущее дал,Но веселие мгновеньяНастоящего отнял.
Никогда покров венчальныйМне главы не осенит:Вижу факел погребальный;Вижу: ранний гроб открыт.Я с родными скучну младостьВсю утратила в тоске —Ах, могла ль делить их радость,Видя скорбь их вдалеке?
Их ласкает ожиданье;Жизнь, любовь передо мной;Всё окрест – очарованье —Я одна мертва душой.Для меня весна напрасна;Мир цветущий пуст и дик…Ах! сколь жизнь тому ужасна,Кто во глубь ее проник!
Сладкий жребий Поликсены!С женихом рука с рукой,Взор, любовью распаленный,И, гордясь сама собой,Благ своих не постигает:В сновидениях златыхИ бессмертья не желаетЗа один с Пелидом миг.
И моей любви открылся[107]Тот, кого мы ждем душой:Милый взор ко мне стремился,Полный страстною тоской…Но – для нас перед богамиБрачный гимн не возгремит;Вижу: грозно между намиТень стигийская[108] стоит.
Духи, бледною толпоюПокидая мрачный ад,Вслед за мной и предо мною,Неотступные, летят;В резвы юношески ликиВносят ужас за собой;Внемля радостные клики,Внемлю их надгробный вой.
Там сокрытый блеск кинжала;Там убийцы взор горит;Там невидимого жалаЯд погибелью грозит.Всё предчувствуя и зная,В страшный путь сама иду:Ты падешь, страна родная;Я в чужбине гроб найду…[109]»
И слова еще звучали…Вдруг… шумит священный лес…И зефиры глас примчали:«Пал великий Ахиллес!»Машут Фурии змиями[110],Боги мчатся к небесам…[111]И карающий громами[112]Грозно смотрит на Пергам.
‹Сентябрь› 1809
