— Я делаю тебе одолжение, не правда ли? — сказал дракон.
Тиаго кивнул и засмеялся.
— Есть какие-нибудь новости о Митрил-Халле?
— Только орки, — ответил дракон, который проводил много времени, облетая территорию Митрил-Халла, чтобы отыскать Тиаго. — И их легион гигантов, который, вместе со своими боевыми машинами, встал на хребте у западной двери и долины, которую называют Долиной Хранителя. Великий мост через реку полон орков. Если дворфы соберутся на восток, они обрушат мост в Сарубрин.
— Ты держался повыше? Подальше от гигантов и орков?
— Как ты и просил.
— Ниже, чем в предыдущий раз? — спросил Тиаго.
Дракон пристально посмотрел на него.
— Найди их дымоходы и разведывательные выходы, — объяснил Тиаго. — Найди места на высокой горе, где мы можем оставить собственных разведчиков.
— Дворфы не дураки, — ответил дракон. — Они скрывают свои дымоходы в оврагах и ущельях, глубоко в темных пещерах. Я могу полетать ниже, как ты просишь. Но ты отправишься со мной.
Тиаго понял, что слова дракона не были предложением. Это был приказ. Если он не согласится, Араутатор не станет летать вокруг горы, под которой лежит Митрил-Халла и подвергать себя риску быть подстреленным из баллисты или получить удар магией. Никогда, если Тиаго не был готов взять на себя тот же риск.
Тиаго кивнул, подумав только, что, возможно, было бы целесообразным прихватить с собой Равеля. Маг мог бы оградить его от холодных ветров, которые будут жалить кожу на спине дракона, и, быть может, заклинания Равеля могли бы оказаться полезными при разгадке тайн умных жителей Митрил-Халла.
Труднее всего будет убедить Хартаска отвести гигантов и большинство орков. Несмотря на обещания Араутатору, дроу в Верхнем Подземье не сильно озадачивались нападениями на Митрил-Халл. Из трех небольших крепостей эта была самой самодостаточной, и они осознавали это.
Дворфы могли оставаться в своей крепости неопределенно долгое время, чего Тиаго терпеть не мог.
Не сейчас, когда его собственное время здесь подходит к концу.
Не тогда, когда Дзирт До’Урден был в этой дыре рядом с ними.
Доум’виль лежала на кровати в своей комнате, уставившись в темный потолок. Слезы застилали глаза девушки, но не из-за боли, которую она чувствовала в разбитой челюсти. Многие мужчины-дроу были такими. Они так сильно уставали проявлять подобострастие к женщинам своей расы, что, обычно, ужасно обращались с остальными, такими, как Доум’виль, к которым они могли относиться небрежно, словно к отбросам.
Отбросам. Иблис, как сказали бы они.
Она тоже принадлежала к дому До’Урден, потому что так было приказано. Но девушка навсегда останется иблис. И, что еще хуже, дартиир.
Сейчас она думала о своей матери, оставшейся там, в Сверкающем Лесу. Синафейн была королевой, а Доум’виль — принцессой.
А теперь она — отброс.
Она вспомнила своего брата, и слезы свободно потекли по её щекам. Она представила взгляд, которым одарил её отец, когда Равель протянул ей руку. Эльфийка так ясно могла видеть его теперь перед своим мысленным взором. Девушка пыталась понять это странное выражение.
Желание Равеля воспользоваться его Маленькой Ланью вероятно — она надеялась! — причинило боль Тос’уну, но, как поняла теперь Доум’виль, снова представляя отца, в его взгляде нельзя было не заметить страстного желания. По началу, она решила, что это было желание пойти и наказать Равеля за оскорбление его Маленькой Лани, но сейчас, оглядываясь назад, другое, более тревожное понимание обрушилось на девушку.
Что если отец готов был отдать её Равелю или любому другому благородному темному эльфу из Дома До’Урден, пожертвовав дочерью во имя того, чтобы лучше обезопасить свое положение в доме? Он был Баррисон Дель’Армго, в конце концов. Из семьи, являвшейся непримиримым соперником Домам Бэнр и Ксорларрин. В доме До’Урден, с Тияго, Сарибель и Равелем под рукой, он был крайне уязвим.
Все эти мысли снова завертелись вокруг девушки. Равель взял её не для того, чтобы скоротать время или утолить иные плотские желания. По крайней мере, не в первую очередь. Он использовал её, чтобы проверить лояльность Тос’уна.
Отец предупреждал её об испытаниях, с которыми им придется столкнуться — конечно, не такими особенными, как это, но все же, он рассказал дочери, что пути дроу не слишком напоминают пути лесных эльфов. В Сверкающем Лесу чувства и сексуальность всегда были великим даром. Его часто разделяли, но никогда не брали насильно. Не принуждали.
На несколько мгновений Доум’виль почувствовала, что тонет. Тяжесть всех совершенных ею поступков опустилась на неё, словно кожистые крылья Араутатора. Она поднесла руки к глазам, ожидая увидеть, как они окрасятся кровью Тиерфлина. Она хотела, чтобы рядом была её мать. И чуть не выкрикнула имя Синафейн.
Чуть. Момент был мимолетен, и голос, обещающий великие перспективы, позвал её из темноты.
Доум’виль выкатилась из кровати и направилась через комнату, шлепая босыми ногами к стулу, стоявшему у окна. К портупее, лежавшей на стуле.
К перспективам для своего разумного меча.
— Ты становишься нетерпеливым, — сказал Араутатор Тиаго несколько дней спустя.
Пара нашла еще одну пещеру, глубокую расщелину, уводящую далеко вглубь горы, известной как Форспик. Она казалась достаточно непримечательной, лишь трещиной в горах, но острое обоняние Араутатора помогло ему учуять запах дыма, выходящего изнутри. И вот, дракон уже отрывал камни друг от друга, а Тиаго проник внутрь и обнаружил скрытый дымоход.
Дроу не стал спорить с драконом.
— Никакого движения? — снова спросил он.
— Горы молчат, — подтвердил дракон.
— Запечатай дымоход, — велел Тиаго своему богоподобному скакуну и быстро отступил.
Араутатор оглядел камень, оценивая его целостность — или, в нынешних условиях, наличие трещин.
— Залезь на спину, юный Бэнр, — сказал он, опускаясь и поворачиваясь так, чтобы Тиаго мог забраться в седло.
Как только Тиаго уселся, Араутатор изо всех сил дохнул в расщелину. Смертоносный холодный туман запечатал верх дымохода коркой льда. Приняв во внимание тепло очага, поднимавшееся снизу, лед не продержится долго, но ящер знал это. Поэтому налетел на гору, разрывая когтями камень и размахивая крыльями, чтобы столкнуть вниз валуны. Дракон запрыгнул на вершину груды щебня, которая некогда была расщелиной между двумя камнями, чтобы утрамбовать свое творение.
Пусть дворфы задыхаются в клубах собственного дыма!
— Отличная работа, друг мой, — поздравил Тиаго, когда зверь закончил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
