иную форму организации домашнего труда. В эпоху «семей с двумя работающими родителями» мы много слышим о «балансе между работой и личной жизнью», но почти никто не говорит о том, что «личная жизнь» (кодовое обозначение семьи) в этом случае часто сводится к неоплачиваемой работе[126].
Более того, далеко не у всех есть повод задуматься о таком балансе. Брак все в большей степени становится уделом высшего среднего класса, в то время как пролетариат все чаще отдает предпочтение менее обязывающим в юридическом плане формам отношений. Консерваторы, выступающие против однополых браков, утверждают, что их легализация может разрушить сам институт брака. Однако, как отмечают исследовательница гендера и сексуальности Лора Бриггс и другие ученые, в действительности браку угрожают не однополые семьи, а экономическое неравенство. Уровень рождаемости снижается еще с 1970-х годов: как иронично пишет Сильвия Федеричи, «единственной настоящей трудосберегающей технологией, которую женщины использовали в семидесятые, были противозачаточные». Она также отмечает, что наступление на аборты, которое мы сегодня наблюдаем в большинстве стран мира, представляет собой попытку регулировать предложение рабочей силы[127].
Между тем дети все чаще рождаются вне семьи. К началу 2000-х годов в США только 59 % детей были рождены замужними женщинами, в то время как в конце 1950-х доля таких детей составляла 95 %. (В этом отношении можно сказать, что реформа социального обеспечения провалилась.) Многие женщины из рабочего класса понимают: если они выйдут замуж, на них свалится слишком много обязанностей. Как сказала одна мать-одиночка, решившая уйти от своего партнера: «Я могу обеспечить себя. Всегда могла. Могу обеспечить себя и своего ребенка. Но я не могу обеспечивать нас двоих и еще его». Эта женщина далека от стереотипного образа «плохой матери» – напротив, она поставила благополучие ребенка на первое место[128].
Возможно, нуклеарная семья действительно мутирует и распадается, но гендерно обусловленные представления о неоплачиваемой работе – и о том, кто должен ее выполнять, – никуда не делись. Сохраняющийся разрыв в оплате труда мужчин и женщин отчасти объясняется тем, что женщинам по-прежнему приходится выполнять неоплачиваемую работу по уходу. Проблема «второй смены», как ее обозначила социолог Арли Расселл Хокшилд, никуда не исчезла. Исследование, проведенное в Великобритании в 2016 году, показало, что женщины по-прежнему выполняют почти вдвое больше работы по дому, чем мужчины. Проведенные в США исследования демонстрируют, что работающие женщины сегодня тратят на уход за детьми столько же времени, сколько их матери, трудившиеся исключительно дома, в 1970-е годы. По подсчетам других исследователей, «объем рабочей силы, занимающейся оплачиваемым трудом, удвоился бы, если бы всем, кто выполняет неоплачиваемую работу по уходу, стали бы платить деньги». Согласно данным исследования, проведенного во время локдауна, почти половина мужчин с маленькими детьми считает, что в их семье домашние обязанности распределены поровну, однако их жены с этим не согласны. Только 2 % женщин рассказали о том, что их мужья взяли на себя бóльшую часть работы по дому в период локдауна. В 1999 году американские ученые подсчитали, что если бы весь неоплачиваемый репродуктивный труд в мире оплачивался, его стоимость составила бы 16 триллионов долларов (то есть треть от общей стоимости мировой экономики), и 11 триллионов из них пришлось бы именно на долю женского труда[129].
Рабочий класс, который не в состоянии платить няням, сиделкам и прислуге, вынужден урезать расходы. При этом даже средний и высший класс испытывают давление идеологии «естественного родительства», суть которой ярко описала писательница Хизер Эйбел: «Мама рожает Малыша и не может ни на шаг отойти от него. Она не может работать сидя и даже читать в свое удовольствие, потому что Малыш хочет двигаться, – впрочем, Мама может выполнять работу по дому, если Малыш пристегнут к ней»[130].
Беспрецедентное идеологическое давление привело к тому, что на крайне правом фланге появилось новое женское сообщество «трад-жен» (традиционных жен), некоторые из них стали интернет-звездами. Эти женщины открыто выражают фашистский потенциал, в скрытом виде присутствующий в институте семьи. На их страницах советы о том, как правильно воспитывать детей и ублажать мужа, чередуются с расистскими высказываниями. Одна из них запустила «the white baby challenge», призывая белых женщин рожать быстрее, чем представительницы небелого населения. «Трад-жены» – обратная сторона незавершенной феминистской революции: разочарованные ограниченными карьерными перспективами и разрушенной системой социального обеспечения, они вернулись домой и стали винить в своих бедах феминизм и небелых людей. Современные ультраправые используют эту либидинальную энергию разочарования, даже если и утверждают, что просто хотят вернуться к традиционному образу жизни. Но пути назад нет. Как пишет теоретик Джорди Розенберг, единственный выход в сложившейся ситуации – это мчаться, оседлав «сверхновую разрушения семьи», к новым формам близости[131].
В то время как старый порядок рушится, журналы и сайты заполнены статьями о женщинах, которые стремятся «преуспеть и дома, и на работе». Но мы почти не слышим о мужчинах, пытающихся «преуспеть во всем»: применительно к ним даже сама эта формулировка кажется нелепой. Однако благодаря тому, что квир-семьи (разумеется, соответствующие нуклеарной модели) стали более видимыми, а гендерные роли – подвижнее, в дискуссию о будущем семьи включились новые участники: мужчины пишут о своем стремлении проводить больше времени с детьми, а участники квир-пар – о том, что невозможно в одиночку тянуть на себе всю работу даже в отсутствие строгого разграничения гендерных ролей. Появляются и высокотехнологичные способы решения проблемы, в их числе – заморозка яйцеклеток, которую ряд компаний предлагает наиболее ценным сотрудницам. Однако разговор по большей части ведется на индивидуальном уровне: нам предлагают самостоятельно найти «баланс» между работой и личной жизнью. Но на эту ситуацию можно взглянуть и по-иному. Как пишет Бриггс, именно в таких сражениях, на первый взгляд – строго частных, «дает о себе знать присутствие неолиберализма в нашей повседневной жизни». Идея движения «За оплачиваемую работу по дому» не в том, чтобы заставить отдельных мужчин платить отдельным женщинам, подобно тому как богатые мужчины выплачивают своим супругам «бонусы для жены» (об этом можно прочесть в книге Уэнсдей Мартин «Приматы с Парк-авеню» («Primates of Park Avenue»)). Смысл в том, чтобы, требуя введения оплаты за работу по дому, разрушить капиталистическую систему[132].
Это будет честно: ведь система, в свою очередь, только и делает, что разрушает наши жизни. Дело не только в том, что продолжающиеся баталии вокруг работы по дому и вопроса о том, кто должен ее выполнять, приводят, как пишет Хокшилд, к тому, что «многие [гетеросексуальные] женщины не могут позволить себе роскошь искренней любви к своим мужьям»,
