поскольку секс в рамках брака зачастую оказывается очередной разновидностью труда. Представление о том, что именно женщины должны заниматься неоплачиваемой работой по уходу – за пожилыми родственниками, нетрудоспособными супругами и детьми, – обрекает их на изнурительный труд, но проблема не только в этом. Например, в США получение медицинских услуг (а для этого необходима страховка) по-прежнему сильно завязано на трудоустройстве, из-за чего многие женщины не могут обратиться к врачу без помощи работающего супруга. Насколько это обстоятельство ограничивает свободу женщин, пытающихся выйти из надоевших или даже абьюзивных отношений? А что делать женщинам, у которых вовсе нет партнера?[133]
Что происходит с теми, у кого нет партнера и семьи, в обществе, где предполагается, что близость, а иногда также жизненно важный уход мы должны получать от партнера или членов семьи (и где на партнеров и семью по-прежнему приходится 84 % от общих 21,5 миллиона часов неинституционализированного труда по уходу)? «Заботиться – значит давать больше, чем получаешь, – пишет няня Лора Энн Робертсон. – Но чтобы получить эту якобы неоценимую заботу, вам нужно быть привлекательным человеком». Потребность в любви (продиктованная не только эмоциональными потребностями, но и необходимостью выживать) представляет собой мощную форму контроля. Но если мы хотим, чтобы заботой в равной степени были обеспечены все члены общества, как пишет Робертсон, нам потребуется что-то более серьезное, чем «любовь и чувство вины»[134].
Сейчас однополые браки, ввиду их постепенного законодательного признания и поворота к «гомонормативности», становятся все больше похожи на стандартный брак; тем не менее, гомосексуальные отношения уже успели показать нам альтернативные формы близости между людьми. Эксперименты в области коллективного проживания приобрели новое значение во время эпидемии СПИДа, когда люди, не создавшие семьи в традиционном понимании (и не имевшие медицинской страховки), а также часто отвергнутые родными, объединялись, чтобы заботиться друг о друге и требовать политических шагов от государства. Они боролись за отношения, в которых на первом месте были бы свободный выбор, любовь и забота, а не брачный договор или штамп в паспорте[135].
Людей с ограниченными возможностями потребность в помощи и уходе также подтолкнула к тому, чтобы выдвинуть радикальные политические требования, создать сообщества по уходу и начать продвигать идею о том, что в жизни есть более важные вещи, чем умение держаться за свою работу. Теоретик инвалидности Сунаура Тейлор пишет, что из-за невозможности работать так, как того требует капитализм, «люди с инвалидностью вынуждены искать смысл в других аспектах жизни, подрывая привычную нам систему ценностей». Пожилые люди также часто сталкиваются с обесцениванием в нашем обществе, зацикленном на работе. В 2017 году ведущий новостей на телеканале Bloomberg так прокомментировал проблему снижения продолжительности жизни: «Мы стали раньше умирать. Это хорошая новость для наших работодателей». В капиталистическом обществе забота преподносится одновременно как альтруистический дар и предмет обмена, а обмен при капитализме, как известно, равным быть не может. Можем ли мы в таких условиях предложить иной взгляд на ценности и отношения?[136]
Во время пандемии коронавируса слова Тейлор приобрели новый смысл. Политики и богачи стали прямым текстом говорить о том, что экономика должна быть восстановлена даже ценой человеческих жизней. Вице-губернатор штата Техас Дэн Патрик заявил, что пожилым людям придется пожертвовать собой, чтобы спасти экономику для своих внуков. Высказывание Патрика демонстрирует, насколько извращено понимание работы по уходу, выполняемой в рамках семьи. В период пандемии решение остаться дома само по себе стало социально значимым действием, напоминанием о том, что, несмотря на высказывания Патрика и ему подобных, большинство людей все же понимают, что все мы сильно зависим друг от друга, и потому стараются заботиться об окружающих[137].
Философ Ева Китти предлагает заменить понятие обмена понятием «доулии» (от слова «доула» – так называют человека, помогающего молодым родителям во время и после родов). По словам Китти, несмотря на то что межличностные отношения почти никогда не бывают равными, в некоторых ситуациях забота может рассматриваться как отложенное обязательство. Иначе говоря, мы заботимся о других, понимая, что когда-нибудь кто-то позаботится и о нас, хотя это вряд ли будет тот же самый человек. Однако нам нужно создать структуры, которые гарантировали бы всем людям право на уход, не полагаясь при этом на неоплачиваемый труд в рамках семьи. Для этого нужно построить такое общество, в котором будут цениться и те, кто нуждается в уходе, и те, кто его предоставляет[138].
Таким образом, критикуя концепцию семьи, мы совсем не отрицаем ценность домашнего труда (уборки, приготовления пищи, ухода), о чем будет подробнее сказано во второй главе. Вместо этого мы предлагаем раскрыть революционный потенциал заботы, жизни в сообществе и межличностных отношений. Вслед за Сельмой Джеймс мы задаем вопрос: «Что, если приоритетом для общества станут [отношения между людьми] и все материальное производство будет ориентировано именно на них?» Как отмечает Китти, женщины возглавили политическую борьбу за то, чтобы переоценить работу по уходу, потому что именно на их плечи ложится бóльшая ее часть. Даже несмотря на то что в некоторых странах возобновилась охота на ведьм, в последние годы были достигнуты важные политические победы: например, в Мексике правящая партия «Морена» предложила сделать работу по дому оплачиваемой, а в Венесуэле были введены пенсии для домохозяек[139].
Добиваясь того, чтобы домашний труд воспринимался как работа, мы отказываемся мыслить в категориях «баланса между работой и личной жизнью» и возвращаемся к программе рабочих движений прошлого, добивавшихся сокращения продолжительности рабочего дня, чтобы у людей оставалось время «заниматься тем, что им нравится». Тем самым мы начинаем моделировать новое, совершенно иное общество. Ведь, как пишут Радж Пател и Джейсон У. Мур, «добиваться того, чтобы капитализм платил за заботу, значит добиваться уничтожения капитализма»[140].
* * *
Во время одного из театральных собраний Рэй Мэлоун осознала, что может взглянуть на события собственной жизни через призму политики. Ее друг обучался методике «театра угнетенных». Этот подход, разработанный бразильским режиссером Аугусту Боалом, создает между актерами и аудиторией пространство для диалога, призванного способствовать политическим изменениям. Мэлоун вместе со своим другом и несколькими театральными режиссерами решила провести обсуждение жилищных проблем Лондона.
Она рассказала, как пыталась устроить дочку в ясли, но ей заявили, что у нее нет денег, потому что она не работает. Участники встречи начали импровизировать на тему ее истории, обыгрывая каждый ее аспект. Как говорит Мэлоун, «история, которую я прежде никому
