– Обсудим этот вопрос после того, как найдем их и приведем домой, – решил он. – Женщинам советую оставаться в доме. Мужчины, вы будете готовы через пять минут? Тогда зайдите на кухню, моя жена приготовит вам бутерброды и кофе.
Я встала:
– Можно предложить ей помощь?
– Это будет замечательно, мэм. Думаю, она обрадуется, если ей помогут.
И он вышел. Остальные мужчины последовали за ним.
Когда они исчезли в ветреной мгле, я медленно вернулась в гостиную. У меня в голове беспрестанно вертелась мысль о том, что поведал нам Дугал Макри. Три альпиниста? Три?
Разумеется, здесь не было никакой видимой связи, но неожиданно я обнаружила, что гадаю, как выглядит Джеймси Фарлейн.
Альма Корриган ушла спать, а миссис Каудрей-Симпсон со своей свекровью поднялись наверх.
Мы с Маршей остались в гостиной одни. Опустили шторы, чтобы спрятаться от бури, но в окна хлестал дождь, и злобно завывал ветер. Между его порывистыми приступами ярости было слышно, как непрерывно гудит море.
Марша вздрогнула и протянула ноги к огню. Ее глаза были огромными и испуганными.
– Какой ужас, правда?
Эту избитую фразу она произнесла дрожащим голосом.
– Похоже, что-то случилось, – отозвалась я. – Марша, а давайте выпьем.
– Вы ангел. – Взяв стакан, она сделала огромный глоток. – О господи, именно этого мне и не хватало! – Она выпрямилась, а ее глаза стали еще больше, чем обычно. – Джанет, как вы думаете, на этой горе действительно лежит заклятие?
Я рассмеялась, правда неубедительно.
– Конечно же нет. Просто они забрались в такое место, откуда не могут выбраться. Такое случается. Они обязательно вернутся.
– А как же… другой альпинист?
– Кем бы он ни был, – здраво ответила я, – он явно не привидение.
Она тихо вздохнула:
– Что ж, чем скорее их найдут, тем быстрее мы пойдем спать. Я молю Бога, чтобы ничего не произошло с малышкой Робертой. Она такая славная… такая трогательная. Интересно…
– Мне трогательной казалась другая, – выпалила я и только потом поняла, что говорю о ней в прошедшем времени.
Но Марша ничего не заметила.
– Эта ужасная Брэдфорд? Но, дорогая, она невозможная! Я, разумеется, не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось, но послушайте…
– Она, должно быть, очень несчастный человек, – продолжала я, – раз она такая. Ей наверняка известно, что она сама виновата в том, что все ее не любят, но в ней сидит черт, который побуждает ее вступать в конфликт с каждым, кого она ни встретит.
– Разочарованная, – жестко произнесла Марша. – И еще как! Она влюблена в Родерика Гранта.
С грохотом поставив стакан, я заговорила почти сердито:
– Марша! Ну что за чушь!
Она хихикнула. В тот момент она была очень похожа на красивую кошечку.
– Никакая не чушь. Разве вы не заметили, как она на него смотрит?
Я резко возразила:
– Не говорите ерунды. Она была отвратительно груба с ним и вчера вечером, и сегодня утром. Я слышала.
– Угу, – насмешливо подтвердила Марша. – Тем не менее последите за тем, как она на него смотрит. Это настолько же очевидно, как и то, как он на нее не смотрит… потупляет взор в этакой очаровательно-учтивой манере, а как только ему представилась возможность пригласить на прогулку вас, он прямо-таки подпрыгнул! На вашем месте я бы держалась от нее подальше.
– Чушь, – повторила я, чувствуя себя крайне неловко, и встала. – Пожалуй, я пойду спать.
Марша потянулась и осушила свой стакан.
– Я тоже пойду. Не хочу оставаться здесь одна. Думаю, мы услышим, когда они вернутся, тогда все и узнаем.
Когда мы начали подниматься по лестнице, она взяла меня под руку и улыбнулась:
– Надоела я вам?
– Нет. Да и почему вы должны мне надоесть?
– Да потому, милочка, что я говорю о том, о чем не говорят. Кстати… боюсь, я вас сегодня выдала. Я не хотела.
– Выдали меня? Каким образом?
– Я проболталась Родерику Гранту, что вы с Ники развелись. Не помню, как это получилось… Все произошло во время той шумихи, вы тогда торчали на кухне. Я очень сожалею, честное слово.
– Ничего.
«Ники, – подумала я. – Ники. Держу пари, она произнесла его имя как Никки…»
– Надеюсь, ничего страшного я не сделала, – заволновалась Марша.
Я засмеялась:
– Что тут может быть страшного? Думаю, он никому не проговорится.
– Что ж… – сказала она, когда мы дошли до лестничной площадки. – Тогда все в порядке. Пойдемте посмотрим мое платье.
Я пошла за ней к ее комнате. Сегодня окно в конце коридора изображало лишь серую грозу, и наши бледные тени на ее фоне расплывались и принимали странные очертания. Толкнув дверь, Марша вошла внутрь и стала на ощупь искать выключатель.
– Секундочку, я…
Загорелся свет.
Марша ахнула и застыла на месте, схватившись за горло. Потом она закричала высоким надрывным криком. От ужаса меня на мгновение парализовало. Я окаменела, затаив дыхание. Затем она снова закричала и повернулась ко мне лицом, с ужасом размахивая одной рукой и вцепившись в горло другой. Рванувшись вперед, я схватила ее за руку и воскликнула:
– Марша, ради бога, в чем дело?
Она прерывисто дышала:
– Убийца. О боже мой, убийца…
– Марша, здесь никого нет.
Ее всю колотило. Схватив меня за руку, она крепко вцепилась в нее и указала на кровать. У нее так дрожали губы, что она не могла связно говорить.
Я уставилась на кровать, и по моей спине поползли мурашки.
На покрывале лежала кукла, хорошенькая кукла в юбке с оборочками – таких кукол Марши всего мира обожают сажать на диваны среди сатиновых подушек. Я видела таких кукол – с тряпичными головами, голубоглазых, розово-белых и мягких.
Но эта кукла была не похожа на других.
Эта кукла распростерлась на кровати, вытянув ноги и сложив руки на груди. Она была посыпана пеплом из пепельницы, а на шее ее зияла рана, потому что горло у нее было перерезано от уха до уха.
Глава 9
Спутан-Дху
В ту ночь не было найдено ни следа Мэрион Брэдфорд и Роберты.
Из-за бури ночью было очень темно, и после нескольких бесплодных и изматывающих часов хождения по горам и криков среди мрака искатели, усталые и с красными глазами, побрели домой, чтобы перекусить и чуточку поспать, а потом снова двинуться на поиски.
Билл Персимон дозвонился до местной спасательной команды, и в девять часов утра новые силы, числом в двадцать здоровяков, тронулись в путь на поиски места, где, как было теперь очевидно, произошел несчастный случай.
На этот раз я отправилась вместе с ними. Пусть я не умею лазать по горам, но у меня, по крайней мере, есть пара глаз, с помощью которых я могу осмотреть каменистые склоны и заросли вереска, окружающие Черную Трубу.
Утро – со смутным удивлением я вспомнила, что сегодня канун дня коронации, – стояло серое и мрачное. Среди камней и вересковых холмов дул порывистый ветер, и ливневые струи были тяжелыми и острыми, как стрелы. Закутавшись так, что только глаза оставались открытыми, мы пробивались по мокрой долине сквозь злобное бичевание дождя.
У холма, где мы с Родериком разговаривали два дня назад, было поспокойнее, но, как только мы стали с трудом подниматься на него, ветер с новой силой обрушился на нас. Струи дождя впивались в лицо подобно гвоздям, и я повернулась к ветру спиной, чтобы немножко передохнуть. Порывы ветра обдували меня, рвали на мне плащ и уносились по равнине к морю.
Вдали виднелся отель, крошечный и одинокий, за ним белел морской залив, над которым гонял ветер. Я увидела, как от крыльца медленно отъехала машина и поползла в сторону Стратэйрда по дороге, по которой колотил дождь. Большущий автомобиль кремового цвета, с откидывающимся верхом.
– Машина Марши Малинг, – пробормотал кто-то рядом со мной.
Это оказалась Альма Корриган; в непромокаемом плаще, алом шарфе и огромных башмаках она походила на деловую женщину. Она выглядела на удивление привлекательной, так как ветер добавил краски ее лицу и блеска ее красивым глазам.
Когда мы снова двинулись в путь вдоль вершины отрога, она произнесла с легким оттенком презрения:
– Вряд ли стоило ожидать, что она присоединится к нам, но зачем же забирать шофера? Нам необходим каждый мужчина…
– Она уезжает совсем, – объяснила я.
Альма глянула под ноги.
– Уезжает совсем? Вы хотите сказать, домой?
– Да. Возвращается в Лондон. Она сказала мне об этом вчера.
– Я думала, что она собирается погостить по меньшей мере еще неделю! По-видимому, это событие да еще все остальное…
– По-видимому.
Само собой разумеется, я не собиралась объяснять кому-либо причину внезапного отъезда Марши. Миссис Персимон она была известна, да и миссис Каудрей-Симпсон тоже, но если истерика Марши не разбудила прошлой ночью Альму Корриган, тем лучше. К тому же я была больше чем уверена, что завтра сама уеду домой. Но поскольку меня не предупредили, как Маршу, чтобы я убиралась, я чувствовала, что не могу уехать, прежде чем не выясню, что произошло с Мэрион и Робертой.
