Поэтому я просто отхожу назад, надеясь больше не упасть. Поправляю пальто и укладываю волосы на правую сторону лица, закрывая щёку. Жест инстинктивный, и заставляет меня чувствовать себя ещё более хрупкой, но отказаться от него я не могу.
— Я… я потеряла равновесие, — бормочу в оправдание. — Спасибо за… за помощь, — стараюсь найти что-нибудь более действенное для ответа, оглядываюсь вокруг, будто воздух может дать мне подсказку, а потом решаю, что это бессмысленно. — Всего хорошего, адвокат, — завершаю я.
Дрожа, я делаю несколько шагов. Я не могу, не хочу, чтобы Арон видел, как я пошатываюсь, поэтому возвращаюсь и сажусь на край фонтана.
Он смотрит на меня взглядом, идеально подходящим для зала суда.
— Не думаю, что вам под силу, мисс Фейри, — сурово произносит он.
— Я в норме! — отвечаю я. — Прошу вас, уходите.
— У меня такое впечатление, что если оставлю вас здесь, то завтра утром мусорщики найдут вас окоченевшей в той же позе. Не думаю, что в вашем состоянии целесообразно носить каблуки и пробегать три лестничных пролёта.
— Что вам известно о моём состоянии? — огрызаюсь я. Какая-то часть меня глубоко унижена мыслью о том, что он считает меня старухой, способной ходить только в тапочках.
— Ничего, просто мне под силу делать выводы. Но так как я вам не нянька… если заверите, что с вами всё в порядке, я с радостью избавлюсь от хлопот.
— Я в порядке, — заявляю я, представляя себе реакцию мусорщиков, когда завтра они найдут мой одинокий окоченевший труп.
Арон скрещивает руки на груди.
— Я в состоянии понять, когда кто-то лжёт, а вы лжёте и нагло.
— Возможно, и так, но я всё равно считаю, — это не ваше дело.
— Это моё дело. Я не оставил надежду убедить вас подать иск против Джеймса Андерсона, и как ваш адвокат, не могу позволить вам умереть.
— Вы не мой адвокат, и что касается иска, я бы хотела, чтобы вы перестали о нём говорить.
— Я бы не добился того, чего добился, если бы позволял клиентам взять верх над собой.
— Я вас не понимаю. Мне показалось — вы были не рады взяться за моё дело, а теперь настаиваете. Мне звонила и ваша коллега. Что вы хотите от меня? Разве у человека нет права передумать?
— Любой человек имеет право передумать, я тоже. А теперь идёмте.
— Куда мне идти?
— Я провожу вас домой.
В знак протеста я плотно смыкаю губы.
— В этом нет никакой необходимости, — возражаю я, пытаясь придать своему голосу твёрдость.
— Я не понимаю причины этого всплеска гордости. Мне неинтересно оценивать вашу силу или слабость, мисс Фейри, я лишь хочу, чтобы вы не загнулись здесь и сейчас. Я не причиню вам вреда, если боитесь этого. Я лишь хочу знать, что вы в безопасности.
— И тем временем выяснить, что я скрываю?
Ироничная улыбка растягивает уголки его губ.
— Это вы сказали, а не я. Значит, признаёте, что что-то скрываете?
— Мы все что-то скрываем.
— И всем нам время от времени нужна помощь. Теперь ваша очередь. Воспользуйтесь моей доброй волей, я не всегда так доступен. Не обращайте внимания на то, что думаю, позвольте проводить вас и перестаньте вести себя так, будто я делаю непристойное предложение. Я не из тех мужчин, которые домогаются женщину против её воли.
— Я… Я никогда… Я никогда не думала о подобном! Не поэтому… это…
— Хорошо, тогда пойдёмте, — говорит Арон деловым тоном.
Он подходит ближе, протягивает мне руку. Я смотрю на него широко раскрытыми глазами, и прищуриваюсь, как это делают перед солнцем. Затем, без дальнейших раздумий, на грани сердечного приступа я принимаю его руку и чувствую, что лечу.
***
Другая девушка обратила бы внимание на его машину, тогда как я даже не знаю, что это за модель. Конечно, вне всякого сомнения, машина дорогая, словно вышла из фильма, но мне всё равно. Это мог быть и трактор, и рикша, и сани, запряжённые эльфами.
Я чувствую, что парю. Ощущаю себя пустой и лёгкой.
Я в машине Арона Ричмонда. Или на его тракторе, рикше или в его эльфийских санях.
«Я должна успокоиться. Я должна успокоиться. Я должна успокоиться».
Пристёгиваю ремень безопасности и молчу. Одной рукой я вцепилась в ткань платья, выдавая парадоксальное напряжение. Разжимаю ладонь и стараюсь не выглядеть на грани паники, но предпочитаю не говорить.
Не то чтобы Арон был особенно разговорчив. Я смотрю на его медленные, уверенные движения, на то, как он переключает передачи, на его изящные ладони, тыльную сторону которых избороздили чувственные вены. Мне интересно, есть ли в мужчине что-то некрасивое, неприятное или посредственное?
Машина покидает Манхэттен и доезжает до моста Роберта Ф. Кеннеди, а затем сворачивает на шоссе. Я пялюсь в окно справа от себя, чтобы не смотреть на него, даже краем глаза.
Внезапно, среди вечных огней этого никогда не спящего, никогда по-настоящему не затихающего города, Арон спрашивает меня с обескураживающей откровенностью:
— Какие секреты вы скрываете, Джейн Фейри?
— Вас это не касается.
— Я знаю, что на ваше имя есть закрытое дело, в котором упоминаются события, произошедшие, когда вы были несовершеннолетней. Не так давно, заметьте. Сколько вам лет? Или это тоже секрет?
— Вы… пытались… узнать… Вы не можете этого делать! Ваша настойчивость…
— Возмутительна? Бесчувственна? Даже вульгарна? Возможно. Но мне всё равно любопытно. Я не могу ассоциировать вас с насильственными действиями.
Робкое беспокойство, которое испытывала несколько минут назад, превращается в ярость, не вызывающую ничего, кроме страха. Я расстёгиваю ремень безопасности, будто хочу разорвать тот в клочья, хотя главное, что хотела бы сделать, это разорвать в клочья Арона за то, что позволил себе копаться в моей жизни.
— Остановитесь здесь, — приказываю ему, — я выхожу!
— На I-278? Даже не думайте об этом.
Я пытаюсь открыть дверь, но та заблокирована.
— Выпустите меня! — настаиваю я. Его ладонь с неожиданной нежностью ложится на мою руку. Я смотрю на его пальцы, кажется — они горячие и могут проникнуть сквозь ткань, обжигая мою кожу.
— Успокойтесь, — говорит он ободряющим тоном. — Я заблокировал дверь не для того, чтобы удерживать вас против вашей воли, а для того, чтобы вы не выскочили из машины на большой скорости и не попали под колёса. Не смотрите на меня так, будто у меня притязания, как у Джеймса Андерсона.
По правде говоря, я ни о чём подобном не думала. И меня удивляет, что не подумала об этом. Я злюсь на его бестактность, а не из-за страха, что он хочет причинить мне боль.
— Неужели вы решили подвезти меня только для того, чтобы разузнать побольше?
— И по этой причине. А ещё вы выглядели так, будто вот-вот сломаетесь.
— Поберегите свою жалость и позвольте мне выйти.
— Не здесь, говорю вам, это опасно. Какой вы странный человек, мисс Фейри. Обычно женщины не предпочитают совершать самоубийство на скоростной дороге, лишь бы не находиться со мной в машине.
— Я не… Меня не волнует, как ведут себя другие. Я просто хочу выбраться. Тот факт, что вы богатый, влиятельный и красивый, не даёт вам права делать всё, что ни заблагорассудится, не соблюдая границ, — Я краснею с неумолимой скоростью. Смотрю вперёд, на дорогу, на которую падает свет уличных фонарей и фар, растекаясь, как желтоватый дождь. Я держу пальцы на рычаге, открывающем дверь машины: причин для желания выйти и убежать стало вдвое больше.
Арон повторяет, заставляя меня смутиться.
— Красивый? — переспрашивает он. — Вы меня понизили? Мне помнится, вы считали меня самым красивым в мире… — Арон не выглядит ироничным или провокационным, он говорит об этом так, словно просто рассуждает о факте.
Решаю оставаться молчаливой и неподвижной. Я не делаю никаких дальнейших комментариев или жестов. Мы почти приехали, и я должна просто немного потерпеть эти эмоции, потому что через несколько миль всё закончится.
Внезапно движение на I-495 заставляет нас сбавить скорость. Затем Арон двигается, поворачивается, наклоняется ко мне. Я издаю тихий вздох, немного напуганная, немного удивлённая, фантазируя о невероятных вещах, которые оказываются невозможными. Мужчина просто поправляет мой ремень безопасности. При этом он прикасается ко мне, и я чуть не умираю, задаваясь вопросом: закрыла ли я глаза. Боже мой, я опустила веки и он заметил? Я не помню, сделала ли я это, дав ему понять, что ожидаю поцелуя?
