Его Величество колеблется и что разные придворные течения стремятся опорочить в глазах его даже тот скромный шаг, которым являлся булыгинский проект. Положение было весьма сложное, и малейшая случайность могла на несколько лет отодвинуть преобразование, положившее прочное основание объединению национального самосознания и созданию русской гражданственности.
Все обошлось, однако, благополучно. Его Величество соизволил на внесение проекта, но не в Совет министров, а в Особое под председательством графа Сольского (председателя Госсовета. — А. С.) Совещание, представлявшее тот же Совет министров, но усиленное несколькими сановниками. Основные вопросы, выдвинутые в записке и вообще вытекавшие из дела, вовсе не подвергались обсуждению. Совещание сразу ухватилось за готовый, хотя и явно несовершенный, набросок и без долгих околичностей положило его в основание своих суждений».
Как только коснулись проекта, обсуждение разменялось на мелочи. К тому же сказалось свойственное поколению либеральных советников вроде Сольского и Фриша (член Госсовета, позже его председатель. — А. С.), отсутствие и государственной мысли, и национального чувства. Каждый предлагал свои поправки, исходя один — из одних, другой — из других оснований. Пройдя все, возвращались к началу, чтобы снова возбуждать те же споры, разбавляемые вновь возникшими мыслями. В конце концов после седьмой правки граф Сольский, открывая заседание, должен был сознаться, что после стольких трудов Совещание испортило первоначальный проект, который, по мнению его, был последовательнее и лучше. Под действием этого соображения стали вновь рассматривать законопроект, восстанавливая многое по-первоначальному.
Еще хуже обстояло с частью, касавшейся выборов. Порядок в видах простоты был укорочен исключением уездного избирательного собрания, и выборы от отдельных разрядов населения проведены отдельными путями прямо в губернское избирательное собрание. Это был удар в самое сердце так называемой булыгинской системы. В выборы членов думы внесено было этим самым начало крайней случайности. Представительство живого целого — уезда, долженствовавшее дать в качестве выборщиков, а затем членов Думы от губернии, естественных и весьма знакомых вождей местного общества, обратилось в случайное собрание лиц, вынырнувших наверх в губернии на громких словах и всякого рода программных пузырях.
Выступал в утроенном значении вопрос о распределении выборщиков между отдельными разрядами местного населения, определявшем собою общий состав Думы. Он был решен с плеча, не заняв даже целого заседания. После недолгих разговоров решили распределить выборщиков в соответствии с размерами прямых налогов и местных сборов, лежащих на землях и других недвижимых имуществах каждого разряда избирателей. Это значило наполнить Думу крестьянством, то есть худшее, что могло быть для начала. Трое суток считали мы на арифмометрах и распределяли выборщиков согласно налогам. Получилась таблица, давшая в результате Первую Думу.
Как видим, Крыжановский в мемуарах особенно подчеркивал преемственность всей законотворческой реформаторской работы. На обсуждение Совещания был предложен план образования народнопредставительного органа путем введения в состав Государственного Совета представителей земств и городов. Этот проект восходит своими истоками еще к эпохе Великих реформ, когда его выдвигал министр внутренних дел П. А. Валуев, опиравшийся на поддержку великий князь Константина. Позже этот план неоднократно обсуждался, но так и не был принят. Последний раз попытку воскресить, актуализировать эту идею предпринял Крыжановской при министерстве князя Святополк-Мирского, но она была вновь неудачной. То же повторилось и на сей раз. Булыгин опасался народного представительства, пытаясь, по словам Крыжановского, «возможно затушевать вводимое в русскую жизнь новое начало и законопатить его в медвежий угол». Замысел расширения Госсовета или образования Госдумы путем привлечения представителей земств и городов на выборных началах казался министру особенно опасным, ибо вел к укреплению одновременно и земств и Госсовета или Думы, создавая единую по вертикали народопредставительную власть. Как выразил эти опасения министр Крыжановский, возникала бы «опасность утверждения политиканства в земствах, которые могли бы стать как бы разветвлением Государственной Думы», причем последняя получила бы прочные связи, опору в сложившейся земской среде. Это давало бы органам народного представительства весомые преимущества в случае их столкновения с правительством.
Мысль о преобразовании Госсовета была отвергнута. И можно согласиться с Крыжановским, что Совещание тем самым совершило ошибку, сойдя с пути, указанного еще Сперанским (то есть единства органов власти снизу доверху).
Как бы ни было, но Совещание Булыгина не решилось опереться на земства.
По мнению С. Е. Крыжановского, это было связано с тем, что образованное меньшинство (элита), как правящая бюрократия, так и оппозиционный либерализм, были убежденными сторонниками «перестройки российской государственности по западным нормам». Руководящие «столпы», как в Совете министров, так и в Государственном Совете и особом при оном Совещании (Витте, Сольский, Фриш, Нольде, Гильденбрандт), при разработке важнейших правовых актов, выработке курса реформ, по словам Крыжановского, чрезмерно увлекались западными либеральными идеями, раскрывая «отсутствие и государственной мысли и национального чувства». Очень часто эти «архонты» портили обсуждаемые «первоначальные проекты, которые были и последовательнее, и лучше». В образованном обществе возникла ситуация своего рода духовной диктатуры западников, в обстановке которой даже такие убежденные почвенники-земцы, как авторитетный Д. Н. Шипов (председатель московской земской управы), вынуждены были подчиняться диктату господствующего западничества либерально-конституционных тонов.
Просвещенные деятели России, в руках которых оказалась судьба реформ, начатых императором, говорили по-французски, обучались в немецких университетах и вздыхали по английской Хартии вольности. «Веяло космополитизмом, и, казалось, уходила в глубь веков Святая Русь», — отмечал С. Е. Крыжановский.
Прямое, непосредственное и весьма активное участие в преобразованиях, в создании Положения о Государственной Думе и закона о выборах принимал Николай II. Как свидетельствуют участники дела, император встречался с разработчиками проектов, проводил под своим руководством обсуждение важнейших правовых актов в Совете министров на Особых совещаниях и комиссиях, обнаружив при этом хорошую осведомленность в документах, «в которых легко и точно разбирался».
Император требовал, чтобы при проведении реформ строго соблюдалось равенство вероисповедания и были надежно ограждены интересы православной церкви, как веры государственно образующего народа, а равно «право каждого русского чувствовать себя дома на всем протяжении империи». Император обратил при этом внимание на истоки «русского национального ядра», великорусского центра (базы империи), заметно отстающего по темпам развития от западных и южных регионов. «Хиреющий русский корень» надобно было поддержать путем быстрого освоения богатств Сибири, Дальнего Востока, степного края, переселения в эти малообжитые края населения из коренных губерний, оказавшихся в ситуации аграрного перенаселения.
Окончательная редакция указанных законопроектов была создана после их детального обсуждения на специальном авторитетном совещании высших сановников и великих князей, заседавших под председательством Николая в Петергофе в июле 1905 г.
На Особом совещании император твердо настаивал