Катя в задумчивости поднималась к себе на этаж. В пресс-центре зазвонили телефоны. Катю срочно требовал редактор журнала «Авторалли»:
— Материал нужен, Екатерина, что-нибудь суперкриминальное. Из жизни автомобилистов.
— Будет вам суперкриминальное, — пообещала Катя: Отмороженный Андрюша сулил принести неплохие дивиденды.
«Колосову сейчас делом Красильниковой заниматься явно недосуг, — уныло размышляла она, стуча на машинке. — Такие события повалили! Они Отмороженного теперь дня три долбить будут, а то и больше. Что ж, Андрюша стоит того, чтобы его раздолбили вдрызг. Но насчет Лавровского к Никите теперь тоже не подступишься. И что же тогда делать? Что делать-то?»
Опять зазвонил телефон. От злости Катя ляпнула ошибку.
— Катенька, ну ты что же? Забыла? — раздался обиженный голос Князя. — Ты еще на работе? А я тебя жду, жду.
— Ой, Сереж, извини, и вправду чуть не забыла. — Катя ахнула.
— Тебя на остановке встретить? Она вздохнула: Князь в своем дворянском репертуаре.
— Я не инвалид, и на дворе не час ночи, Сереженька. Я прекрасно доплетусь до твоей квартиры сама.
Она еще успела заглянуть в книжный магазин на Никитской, а затем автобус "К" благополучно довез ее до Яузской набережной. Там, в заново отремонтированном доходном доме, в двухкомнатной квартире, бывшей некогда коммунальной, обитал Сергей Мещерский. Квартирку эту он выменял с доплатой во время работы в фирме. Оборудовал и обставил по собственному вкусу.
Катя, отряхивая с шубы снег, звонила в его дверь уже в начале седьмого.
— Ну наконец-то! — Мещерский с ходу ткнулся щеголеватыми усиками в ее холодную розовую щеку. — Мы тебя заждались.
— Мы — это кто? — полюбопытствовала Катя, сбрасывая мокрую шубку на его руку.
— Мы — это мы. — С кухни в прихожую с достоинством выплыл Кравченко.
— Ты же приказал мне не брать с собой этого мужлана, — сухо молвила Катя.
Мещерский только развел руками.
— Променял тебя на пиво и креветки, — ухмыльнулся Вадька.
— Понимаешь, Катя, он ввалился всего час назад, — забормотал Князь. — Устал, мол, как собака, домой не доберусь, мотор заглох, позволь ночевать и...
— С креветками и пивом в обнимку? — уточнила Катя.
— Ну да, и я...
— Все ясно. — Она присела на кресло, стоящее в прихожей, и начала расшнуровывать башмаки. — И уже успели нализаться. Что за люди!
— Я привез пищу в этот забытый Богом дом! — прогудел Кравченко. — Я... Ага, у тебя в сумке тоже сверточки какие-то. Давай сюда. Что там есть вкусненького?
Через секунду он уныло созерцал книги, приобретенные Катей в магазине на Никитской.
— Стефан Малларме, «Александрийские элегии», «Метаморфозы». Тоже мне Овидий среди варваров, — хмыкнул он разочарованно. — Интересно посмотреть, как ты читаешь вот такие заумные книжечки у себя в ГУВД. Гораций среди скифов! Нет, ничего для нашего с тобой желудка. Князь, здесь нет, даже не мечтай. Тут только одни стихи. О пище насущной в этом доме забочусь только я! Мать честная! — Кравченко тревожно потянул носом. — У меня ножки в печке дочерна закоптились.
— Буша? — деловито осведомился Мещерский ему вдогонку. — Учти, я люблю слабо прожаренный гриль.
— Сам тогда следи, ишь, повара нашел! — гудел с кухни Кравченко. Потом загремели какие-то кастрюльки, что-то смачно шлепнулось на пол.
Катя, предоставив кухню этим двум клоунам, прошла в гостиную, огляделась. Ну как обычно — хаос на бивуаке великого путешественника! В гостиной было мало мебели, много видеоаппаратуры и географических карт. Последние лепились на стены вместо обоев: Африка, Азия, Латинская Америка, снова Африка. Огромная карта мира, скатанная в плотный рулон, валялась под телевизионной тумбочкой. В соседней комнате царил точно такой же бедлам: на полу и на софе — огромные рюкзаки, снаряжение, увесистые тюки с самонадувающимися палатками «рибок», здесь же, на столе, опутанном проводами, портативный «ноутбук», книги на стеллажах.
— Видимо, весь Российский турклуб решил устроить склад у тебя на квартире. Кстати, а где ты спишь, Сереженька? В спальном мешке на лоджии? Или в кладовке? — полюбопытствовала она вяло.
— Вся эта амуниция стоит кучу денег, — пылко объяснил Князь. — Ребята не хотят оставлять ее в клубе. Боятся, что сопрут.
— Фи, какие вульгарные выражения!
— Не морщись. Пусть лежит, мне не мешает. — Он повлек ее к подробной карте Африки. — Смотри, мы пойдем вот таким путем: из Момбасы к озеру Виктория, затем на юго-запад к озеру Танганьика, потом на машинах через национальный парк Серенгети и Нгоронгоро к побережью Индийского океана. Затем в Мозамбик и самолетом из тамошней столицы домой.
— Когда отчаливаете? — осведомился Кравченко. Он вернулся с кухни — жевал что-то на ходу, вытирая жирные от копченых «ножек Буша» пальцы о полотенце.
— По плану в начале сентября, только... Там, Вадь, какая-то ерунда с визами. В Кению — без проблем, в Танзанию — тоже. А вот дальше, в Мозамбик... У них там в посольстве какие-то порядки чудные, да и у нас не лучше.
— Позвони мне в понедельник, — сказал Кравченко. — Попытаюсь надавить на старые кнопочки.
— За что я тебя люблю, Вадя, — доверчиво шепнул Мещерский, — так за то, что тебя даже просить не надо.
— Я знаю. — Кравченко сделал страшные глаза и топнул ногой. — Мойте руки, бездельники, ужин на столе.
На кухне пахло пережаренной курицей и пивом. На холодильнике громыхал маленький телевизор. Катя уселась на табуретку, выбрала самую крупную отварную креветку и начала ее четвертовать, уставившись в телевизор. Шла «Свадьба в Малиновке».
— Выключить? — спросил Кравченко.
— Нет, подожди. Тут шикарный бандит — атаман Грициан Таврический. — Катя следила за перипетиями фильма. — Какой красавец! Вот бы меня умыкнул на тачанке с пулеметами такой роскошный мужчина в таких же алых шароварах, бархатном жупане и... Как вот этот хвост у него на шапочке называется?
— Петлюровка, — ответил Вадим, — тебя, Катюша, если, конечно, очень повезет, умыкнет обязательно Попандопуло. — Он положил себе на тарелку солидную порцию курицы. — Я себя не обделил? — И пропел скрипучим фальцетом:
— Где же ты, Маруся, с кем теперь гуляешь?
Князь развернул свой табурет к экрану. Темные глаза его блестели от удовольствия. Катя знала, что Сергей Юрьевич Мещерский обожал революционные фильмы. От «Неуловимых» он тихо балдел, «Адъютанта Его Превосходительства» старательно записал с телевизора на три кассеты, а уж «Интервенцию» смотрел так часто, как это ему удавалось. Как ни парадоксально, но в классовых битвах гражданской потомственный князь Мещерский всегда держал сторону красных, однако вида не показывал.
— Как мы ваших-то в Крыму раздолбали, а? — при случае ехидничал Кравченко. — Барон Врангель ваш через Сиваш драпал.
— Вы тоже от нас драпали, — говаривал Князь невозмутимо.
— Это когда же, что-то не припомню.
— Драпали, драпали.
— Ну назови, хоть раз назови! — кипятился Кравченко.
— А при Полтаве?
— При Полтаве?
— Гетман ваш Мазепа едва ноги тогда унес ревматические. И все ваши поляки и казаки самостийные тоже.
— Ну, ты еще припомни битвы кривичей с полянами на заре истории. Откуда пошла есть Русская земля, — хмыкал Кравченко. — И потом, мои украинские корни загнили еще столетие назад. Я потомственный москвич, Сереженька.
Кравченко все-таки убавил звук.
— Ты смотри, — засмеялся Мещерский. — По телевизору каждый Божий день пугают: коммунисты придут, коммунисты! Ой, что будет! А здесь.., лихая конница товарища Буденного: шашки вон! Нет, таких фильмов больше уже никогда не будет. Это ж классика!
— Классика-классика, — заворчала Катя, — вот вы сидите здесь, пиво пьете, креветок щелкаете, телевизор до дыр уже проглядели, а ничего не знаете. А вокруг такое творится!
— И что творится? — в один голос спросили приятели.
Катя сбивчиво рассказала о результатах поездки в Каменск?
— Она убита, понимаете? Светка у-би-та. Зверским способом. Это не несчастный случай. Ясно вам, пивопийцы?
Князь и Кравченко переглянулись.
— Ну я ж сразу сказал, что репортер, да еще милицейский, не будет раскручивать банальную катастрофку, — многозначительно заметил Вадим.
— Ничего подобного. Я и не подозревала. И в Каменске никто не подозревал, пока эксперт заключение не сделал. Они там все в луже сидят. Ничегошеньки не знают, — с жаром продолжала Катя. — А я знаю, кто ее убил. Вот теперь знаю!
— Ну кто? — спросил Кравченко.
— Толька Лавровский — вот кто! — выпалила Катя. — Да, да. И еще надо посмотреть, на каком месяце она была, — зловеще добавила она.
Мещерский задумчиво сложил в пластмассовую тарелку обглоданные куриные кости.
— Ты всегда слишком торопишься, Катенька, — заметил он мягко.
— Ничего я не тороплюсь. Вадь, ну вспомни, как он тогда в гримерной вел себя! Вспомни.
