Но разве мама этого хотела? Нет, конечно. А вот вышло. Кого тут винить?
Конечно, за всё спрос – прежде всего с родителей: недоглядели, не учли, не сумели и т. д. Родителей вызывают в школу, собирают на родительские собрания… И бывает: не идут ноги домой и раскалывается голова. «Ну что же мне делать с ним? С работы, что ли, уходить? Так ведь все равно от рук отбился, не будет слушаться… Что же делать?»
Передо мной – несколько горьких писем, написанных ребятами. Плохо им с родителями: «папка пьет и грозит нам с мамой», «мать злая, ругается и все время ворчит», «мама совсем меня не понимает…» А дальше рассказ на одной – трех – пяти страницах о своих горестях и бедах. И ничего о матери, об отце: какие они, каково им-то жить на свете? Ничего об этом в письмах нет. Как грустно их читать!
Да, знаю, что и матери, и отцы бывают разные. И я не собираюсь оправдывать пьянку отцов или грубость, бестактность матерей. Я о другом.
В меру своих сил, а иногда сверх всяких сил и возможностей, мать делает всё: если надо не спать – не спит, если надо высвободить время – уходит с любимой работы, отказывается от многого…
Не скоро спохватываешься, не сразу понимаешь, что так можно только барчука и потребителя вырастить. И бывает, понимают это родители слишком поздно, когда и сделать ничего нельзя. Обычно все-таки спохватываются пораньше, но выход не всегда находят, запутываются, отчаиваются, раздражаются, кричат – это все не от силы, а от бессилия. В такие моменты свет не мил, знаю по себе.
И помочь-то нам, по существу, никто не может, кроме… наших детей. Отношения складываются нормально не сами собой, а общими усилиями, обязательно общими!
Однажды мой 14-летний сын вспылил и, зло бросив на ходу: «Ничего ты не понимаешь!» – громко хлопнул дверью. Такое у нас с ним случилось впервые. Часа два мы дулись друг на друга.
Потом я позвала сына к себе и сказала (мне было это нелегко, поверьте): «Ну да, допустим, я что-то не понимаю, в чем-то не разобралась. Ну и что? Главное, я хочу разобраться и понять. Но ведь мне трудно это сделать, если ты мне не поможешь. Неужели ты думаешь, что понять другого человека легко? Попробуй, например, понять меня сейчас». Он посмотрел на меня с некоторым удивлением и растерянностью.
«Да-да! А почему бы нет? Ты считаешь, что я должна понимать тебя с полуслова, а тебе самому это не обязательно? Но ведь я тоже очень нуждаюсь и в твоем понимании, и в твоей… помощи», – голос под конец у меня предательски дрогнул, и я полезла в карман за платком. Мне действительно так нужна была сейчас его помощь!..
Потом, много дней спустя, он признался мне: «Мам, в тот момент я как будто старше и сильнее тебя стал…» А года через два он сумел это чувство определить: «Когда начинаешь отвечать не только за себя, но и за других – вот тогда и становишься взрослым».
Но для этого вовсе не обязательно ждать, пока у сына вырастут усы.
Советоваться можно и с трехлетним. И к мнению семилетнего следует прислушаться, не обрывая его на полуслове. А иногда стоит поступать так, как предлагает сын-подросток. Тогда вырастет рядом друг.
Время на воспитание
Чаще всего в письмах, в разговорах ставят проблему: где взять время на воспитание детей? И почти никто не говорит о том, как его использовать.
А я думаю: это последнее куда важнее. Почему? Времени у меня, что ли, много? Да ничего подобного!
Меня спрашивают: «Когда вы всё успеваете: работа, хозяйство и детей куча?» – а я смеюсь: «Все-то как раз я и не успеваю». Просто из всех дел выбираю: что важнее, то и делаю. Такой вот выход для себя нашла.
Далось это мне не сразу. Когда-то даже до слез доходило – так хочется все успеть, а не получается, хоть разорвись. Теперь пришел опыт: что-то сама научилась делать побыстрее, кое-что из домашних дел (могли бы и побольше) взяли на себя отец и ребята, пробую совмещать дела, разумнее чередовать их, но настоящим открытием стало для меня вот это – выбери главное и не терзайся, если остальное не успеешь сделать так, как хотелось бы…
И получилось, что дети очень быстро потеснили с первого места все прочие дела и заботы.
Сказали бы об этом мне восемнадцатилетней, я бы не поверила: была ярой противницей привязанности женщин к семье, быту, детям. В моем представлении все валилось в одну кучу; тряпки, кастрюльки, младенцы с их мокрыми носами и пеленками… Брр… Я считала себя творческой личностью, жаждала необыкновенной деятельности – научной, общественной, и т. д., и т. п.
И вдруг – какой пассаж! – семеро детей и, конечно, всё, что с этим связано: от кастрюлек и пеленок до…
Вот! Об этом до я в свои восемнадцать лет и не подозревала. Только сейчас понимаю, что верхней границы здесь просто нет: как бы высоко ни стояла мать в своем развитии, все равно ей нужно подниматься еще выше.
Как же это оказалось интересно: наблюдать, размышлять, пробовать, открывать ребенку мир, а для себя – мир ребенка, расти вместе с ним…
Это что, призыв к многодетности? Назад к домашнему очагу? Нет, я о другом: не о том, что мы приобрели, а о том, что мы теряем, теряем, теряем… Я о времени, которое мы недодаем детям и даже не замечаем этого.
Пришлось мне однажды говорить с многодетной матерью, которая никогда не бросала работу, добилась больших успехов в своей профессиональной деятельности и выглядит моложе своих лет.
«Все это, конечно, очень сложно, – пожаловалась она, – во многом приходилось себе отказывать, а уж время – каждая минута на учете: ни театра, ни путешествий, ни художественной литературы, сколько бы хотелось. Особенно было трудно, когда дети были маленькие, зато потом стало куда легче…» «А у меня что-то наоборот получается, – заметила я, – дети растут, а времени на них уходит больше». – «Странно». – «Да нет, что же тут странного? Малышами были – я с ними, как говорится, между делом управлялась, а теперь: поговорить с каждым, выслушать да еще надо услышанное пропустить сквозь сердце и голову – на это ведь тоже время нужно…»
«Ну, уж это слишком, – вдруг возразила моя собеседница, – мать должна быть с ребенком до пяти лет, а потом – меньше опеки, больше самостоятельности. Зачем, например, чтения вслух, если каждый и сам читать умеет? Главное – пример матери и отца: как они относятся к своему делу, как ведут хозяйство, как разговаривают с людьми. Вот что действует на ребенка больше всего – пример. Я вот спрашиваю свою двенадцатилетнюю дочь: “Когда же это я тебя воспитываю?” А та отвечает: “С утра до вечера и с вечера до утра”. Вот так. А все эти нотации и разговоры ни к чему. Надо прежде всего вырастить детей здоровыми, а для этого нужны чистота и питание. На это время и уходит».
«Значит, – попыталась возразить я, – по-вашему, материнский труд главным образом сводится к ведению хозяйства?» – «А по-вашему, это не труд? Я валилась с ног от одних только пеленок, да зато дети у меня были в чистоте и имели, в зависимости от возраста, разное меню. Разве это не материнский труд? А починка, стирка – вспомнить страшно – вот на что надо было бы дать матери дополнительное время за счет рабочего. А разговоры с детьми – пожалуйста! – за общим столом. Этого вполне достаточно. Если надо что-то по секрету сказать, можно и на это время найти, но ведь это случаи исключительные…»
Все в ее речи так правильно, рационально, но мне почему-то становится не по себе: «У меня-то, – думаю, – этих “исключительных случаев” каждый день хватает: я сама без них не могу».
Разговор этот не дает мне покоя.
Время на разговоры – зря? Чтение вслух – не нужно? А поиграть – уж вовсе излишество? Оказывается, воспитывать можно весь день, не выделяя для этого особого времени?
Интересно, что еще десять лет назад я сама утверждала что-то подобное. А теперь с каждым годом все острее чувствую, как много матери и отцу надо времени, чтобы отдать его детям, – специального времени для общих дел, для интересных занятий, для чтения, походов и игр, для наблюдений и разговоров обо всем на свете! Без этого жизнь взрослых скудна, а детей – неполноценна.
Ирина Щ. из Целинограда пишет: «Наши родители всегда спешат. Им все некогда. Хочешь поделиться радостью, а в ответ: “Отстань, у меня нет времени…” Идешь с горечью – “Ну, а что я могу поделать!” Спешат-спешат, а успевать – ничего не успевают. С ними неинтересно».
Вот так: друг с другом скучно.
Прочитала я недавно в одной статье: «Как ни странно, но у людей, прошедших аспирантуру, часто бывают неинтересные и малоразвитые дети: их родители зачастую бывают настолько поглощены своими собственными занятиями, что не находят времени для своих отпрысков».
Мне очень повезло: моя аспирантура, мое хобби, мой отдых – дети.
Тогда почему я не бросаю работу, собираюсь на старости лет даже в хор записаться? Да потому что ребятам-то не столько руки мои нужны, сколько голова и сердце. Значит, как говорил Марк Твен, надо самозатачиваться. А дома быт заест, заржаветь можно.
