Данте сидел за столом и читал деловую хронику.
— Что-то ты долго, — проворчал он, не поднимая глаз от газеты.
Мужчина налил ей кофе, но от аромата крепкого напитка к горлу подступила тошнота, и она отодвинула чашку.
— Данте, нам надо поговорить.
— Звучит зловеще! — Судя по его тону, он не был готов к серьезному разговору. Затем он поднял голову, чтобы сделать глоток кофе, и, увидев ее лицо, нахмурился.
Маккензи отвернулась.
— Что у тебя на уме?
— Так, пара вещей.
— Давай выкладывай. — В его голосе слышалось нетерпение.
Она подняла глаза и посмотрела на него.
— Ты помнишь о своем обещании насчет «Эштон Хауса»?
Данте напрягся, его лицо посуровело.
— Обязательно обсуждать это сейчас? У нас через час встреча с Куинном.
— Данте, это не может больше ждать.
— А как же наша сделка?
Маккензи собралась с силами и решительно произнесла:
— Ты говорил, что это продлится неделю, максимум две.
— И?
— И это время давно прошло. Я была твоей любовницей. Спала в твоей постели. Соблюдала свою часть договора.
— Не помню, чтобы ты жаловалась.
— Я и не жалуюсь. Просто не уверена, что смогу так продолжать дальше.
— Значит, ты хочешь разорвать наше соглашение?
— Нет. Мне просто нужно знать. Ты обещал мне подумать насчет «Эштон Хауса». Я выполнила свою часть договора, а ты?
Он бросил на нее ледяной взгляд. На его щеке дернулся мускул.
— Да, я подумал.
Маккензи похолодела. Ее охватило нехорошее предчувствие.
— И?
— Мое решение остается неизменным.
Потрясенная его словами, она резко поднялась.
— Что? Ты не можешь так поступить после всего, что произошло. Ты действительно собираешься закрыть «Эштон Хаус»?
— Да. Таково мое решение.
— Но ты не можешь этого сделать. Не сейчас…
— Решение уже принято.
— Когда? Ты не говорил мне, что уже решил. Ты позволял мне продолжать надеяться…
— Неожиданно ты оказалась полезной в бизнесе. Нам хорошо в постели. Так зачем разрывать наши отношения?
Его бесстрастная оценка была для нее словно пощечина.
— Полезной в бизнесе? Ты не забыл, что я спасла твою сделку? Без меня ты бы ее не заключил.
— Я пытался тебя отблагодарить, а ты бросила подарок мне в лицо!
Гнев выжег у нее внутри остальные чувства. Она чувствовала себя полностью опустошенной. Кровь застучала в висках.
— Я не верю, что ты вообще об этом думал. Ты с самого начала принял твердое решение и не собирался его менять!
Он поднялся и отшвырнул в сторону газету.
— Можешь думать что хочешь. Ты знала, что шла на риск, принимая условия этой сделки.
— Но если бы ты об этом подумал, то понял бы, какое это безумие. Не имеет смысла…
— Вопрос закрыт. Полагаю, это означает, что нашему соглашению конец?
Его вопрос глубоко уязвил ее.
— Неужели ты думаешь, что я после всего этого захочу остаться?
В глубине его глаз промелькнула тень.
— А жаль. Нам было так хорошо вместе.
Маккензи сглотнула.
— Ну если ты так считаешь.
Его глаза засверкали от ярости.
— Я попрошу Куинна передать Кристин, что тебе неожиданно пришлось вернуться в Аделаиду. — Он достал из бумажника визитку и швырнул на стол рядом с ней. — Эдриан позаботится о билете.
Маккензи порвала карточку на мелкие кусочки.
— Он этого не сделает, черт побери! Я сама в состоянии забронировать себе билет.
Данте стоял неподвижно, словно бездушная статуя. Затем поднял руку и поправил галстук.
— Ладно. Я хочу, чтобы к моему возвращению тебя здесь не было. — С этими словами Данте повернулся и начал засовывать бумаги в портфель.
Маккензи тупо смотрела на него, не веря, что это произошло. Она перестала быть полезной, и пришло время от нее избавиться. Она всегда знала, что все закончится именно так, но не была готова вновь встретиться со своими страхами.
Куда подевался тот нежный Данте, мужчина, который стер поцелуем шоколад с ее губ и разжег в ее сердце маленькую искорку надежды? Теперь надежды не было. Только отчаяние.
Потому что дело не только в потере отеля.
Ее ребенок потерял своего отца.
Навсегда.
— Я думала, ты изменился, — сказала она, уставившись на его широкую спину. — Надеялась, ты кое-чему научился благодаря сделке с Куинном. Понял простую истину: не нужно разрушать то, что может принести выгоду.
— С «Эштон Хаусом» все по-другому.
— Ты и раньше это говорил. Почему по-другому?
— По-другому, и точка!
— Взгляни на то, что ты делаешь. Ты не только разрушаешь красивое старинное здание, но и портишь жизнь людям, которые там работают, а также тем, кто любит «Эштон Хаус», как, например, мои родители, которые там поженились.
Данте бросил на нее испепеляющий взгляд, словно не хотел ничего знать. Но он в любом случае ее выслушает. Он заслужил эти жестокие слова!
— А что, по-твоему, будет с бывшими владельцами отеля, Джонасом и Сарой Дуглас, когда они узнают, что ты собираешься сделать с «Эштон Хаусом»? Они и так были удручены, когда потеряли отель. Что они испытают, когда от предмета их гордости останется груда обломков?
На этот раз он повернулся к ней лицом. Его лицо было угрюмым, глаза походили на черные дыры.
— Надеюсь, эта новость их убьет.
Его безжизненный голос и страшные слова глубоко ее потрясли.
Какой же Данте настоящий — тот умелый любовник, который ласкал ее с такой нежностью, что у нее на глаза наворачивались слезы, или вот это несчастное существо, похожее на раненого зверя?
— Что с тобой произошло? — произнесла она вслух свои мысли. — Что превратило тебя в жестокое чудовище?
Его губы искривились в улыбке, которая больше походила на звериный оскал.
— Ты считаешь меня чудовищем?
— А как еще можно назвать того, кто задумал такое? Особенно после того, как Дугласы пережили подобную трагедию.
— Трагедию? Джонас проиграл свое состояние в карты. Что в этом трагичного?
— Разве можно его в чем-то винить? Они лишились обоих сыновей. Каких родителей не подкосила бы столь тяжелая утрата? А теперь они видят, как все, что ими было создано, разваливается на глазах. У них практически ничего не осталось. Откуда такая жестокость? Что такого они тебе сделали?
Данте рассмеялся, но этот звук был больше похож на крик стервятника.
— В любом случае у них осталось больше, чем они оставили мне.
Маккензи охватило предчувствие чего-то ужасного, и она содрогнулась, желая и в то же время боясь все узнать.
— Что это значит? Больше, чем они оставили тебе?
Данте закрыл портфель.
— У меня важная встреча. Уходи!
— Данте! Нет! — Кинувшись к двери, Маккензи попыталась его задержать. Она не могла его бросить, когда он так страдал. Она почти физически ощущала его боль, и, несмотря на все обидные слова, которые он сегодня ей наговорил, сердце не позволяло ей его отпустить. Данте был слишком дорог девушке, чтобы она могла спокойно смотреть на его мучения.
И тут ее словно молнией поразило.
Она влюбилась в Данте Карраццо.
Он посмотрел на ее руку, вцепившуюся в его плечо, затем на ее лицо, словно ожидая, что она начнет возражать, плакать, умолять. Но Маккензи продолжала молчать, потрясенная тем, что против своей воли влюбилась в мужчину, который оказался настоящим чудовищем. В воздухе повисла тишина, которую нарушал только звук работающего кондиционера.
Убрав ее руку, он открыл дверь и ушел из ее жизни.
Лифт достиг первого этажа, и внутри у Данте все подпрыгнуло. Проклятье!
Почему она это сделала, когда все так хорошо шло? Почему она завела этот разговор? На сегодняшней встрече ему будет очень ее не хватать. А ночью еще больше.
Оказавшись в вестибюле, он почувствовал запах дождя, и мгновение спустя стеклянная дверь вывела его в унылый внешний мир.
Он отпустил водителя и отказался от предложенного им зонта. Лучшей погоды для пешей прогулки в его настроении и придумать трудно.
Почему она спросила об отеле? Последние несколько дней она не выглядела несчастной, — скорее, наоборот. Она стала для него больше чем любовницей. Его правой рукой. Неотъемлемой частью. Он привык к тому, что она всегда рядом. Что заставило ее так поступить?
Косой дождь хлестал его по лицу ледяными иглами. Ему должно было быть больно, но вместо этого он чувствовал только гнев. Гнев, который всегда его охватывал при упоминании об «Эштон Хаусе», только на этот раз гораздо сильнее.
Его восхищала преданность Маккензи людям, с которыми она работала в отеле, но ее упрек вывел его из себя. Как она смела жалеть людей, которые были достойны гореть в аду!
Дождь усилился, и пешеходы побежали искать укрытие, стараясь не упустить выворачивающиеся от ветра зонты. Свет автомобильных фар прорезал серую мглу и рисовал замысловатые орнаменты на мокрой дороге, по которой продолжал идти Данте.
