Вот и этот двухбережник, старший из двух, хотя тенями окружен, но лицо такое строгое, благообразное - прямо образец добродетели. С такого хоть образ святого рисуй или ваяй. Кого хочешь в заблуждение ведет - кроме видуна, конечно. Подобную внешность обычно правильной, скульптурной называют: все соразмерено. Лоб высокий, но не слишком, нос прямой, губы не тонкие и не полные, подбородок по обычаю святых братьев выбрит, волосы обрезаны коротко. Только вот глаза... чуть глубже посажены, чем соразмерным бы казалось, и брови чуть сильнее над ними нависают. Веки словно припухшие. И сами глаза вроде обычные, темно-карие, а все-таки не совсем обычные. Точно огонь и холод абсолютной черноты в них борются.
Все это цепкий Ярлин взгляд мгновенно схватил. Один только раз, и то случайно - то есть, как будто случайно - посмотрела она в лицо старшему двухбережнику. Пристальнее-то не надо разглядывать, чтобы неладное не заподозрил. Так, боковым зрением. Но и того достаточно.
Предвзято Ярла о двухбережниках судит? Да не то чтобы уж очень... Разные среди них есть. Вот учитель Тирен, к примеру - хороший человек, добрый. Ну, то есть, не так уж, чтобы насквозь, до прозрачности хороший - таких вообще не бывает на свете. А такой, как другие многие, с небольшими своими недостатками. Но правда добрый. А еще... да чего далеко ходить - вон тот, второй, рядом с огненноглазым-то...
К этому второму Ярла сначала пригляделась не особо хорошо, больше на его соседе сосредоточилась. Но второй теперь поднялся - видно, надоело ему сидеть без движения. Волей-неволей к себе внимание привлек. Своего спутника он раза в два с лишним моложе. Прошелся туда-сюда по коридору и в сторону Ярлы посмотрел. Первый тоже смотрел, но с явным осуждением: что за девица, в штаны наряженная? Таких не только в советный дом пускать, таких... А молодой дружелюбнее глянул. Но тут же потупил взгляд. И, что Ярлу удивило, не с показным смущением, а с совершенно искренним. Прямо насквозь в нем эта искренность... Ярлу любопытство взяло. Стала и в этого всматриваться, как видуны умеют, боковым зрением: и не пялишься открыто на человека, а что надо, примечаешь. Искренность, и "замутненности" нет, светлота даже... За два дня двух таких людей, в которых светлота, встретить - пожалуй, везение. Нечасто случается.
"Ну, это он пока молодой, такой весь чистый да светлый, - сама себя одернула мысленно Ярла. - А поживет в обители еще десяток лет, точно как этот вот, старший, станет..." А жалко. Но ничего не поделаешь - меняются люди. И чаще всего не в лучшую сторону.
Но не об этом сейчас думать надо, не в глубокомысленные рассуждения о людских характерах вдаваться.
Молодой двухбережник снова сел, а Ярла, наоборот, встала со скамейки и по коридору прошлась. Старший, похоже, на ее счет уже сообразил кое-что - значит, о городских делах осведомлен, знает, что старшины сумеречного охотника пригласили. Острый Ярлин слух уловил шепот за спиной - вопрос молодого, и ответ старшего. Не все слова, но одно отчетливо: "Убийца".
А-а, вот как. Ну, пускай. Пускай для них, для святош, убийца. Им с их милосердием показным положено таких как она, Ярла, недолюбливать, убийцами называть. Как раз в их духе самим себе противоречить: вроде, и ночные твари им - злые демоны, но и те, кто истребляет их, тоже так себе людишки, убийцы. А вот встретился бы этот святой брат темным вечерком с упырем один на один или с оборотным зверем - что бы тогда запел?
Но невольно мелькнула догадка: может, истинная-то причина неприязни святых братьев к видунам - другая, не одно ханжество тут? Может, когда-то и как-то, а когда и как - неведомо, просочилась в круги двухбережников правда о сумеречных охотниках... и о ларвах. И теперь братья всеми силами стараются от широкой огласки эту правду скрыть. И чем меньше люди с видунами дела иметь будут, тем двухбережникам спокойнее. С них станется: лучше лишнюю человеческую жизнь ночным тварям в жертву принести, чем правду, которая от их собственной отличается, на волю выпустить.
Когда-то, говорят, очень давно, до появления веры Двух Берегов, другие были времена. Видуны, не таясь, с теми, кто в их знание проникнуть хотел, этим знанием делились. Но давно те времена миновали... Видунов мало, а двухбережных братьев и приверженцев их учения - большинство. Сила и власть на их стороне.
Но вспомнился опять фейренский школьный учитель, брат Тирен. Известно ему было, что Бирги, отец и дочь - видуны, но никакой неприязни от него никогда ни Ярла, ни Ольмар не знали. Даже наоборот: бывало, в гости Тирен заходил, с отцом болтал по-дружески. Все-таки, наверное, в каждом случае от человека зависит, будет ли он неприязнь и высокомерие проявлять, или нет. От самого человека, а не от того, носит он двухбережную рясу или нет. А насчет осведомленности святых братьев, знают они правду про ларвов или нет, только гадать можно. Если и знают откуда-то, то не все, наверное, а самая верхушка, те, которые в норвейрской Первообители сидят, чья власть на двухбережные братства всех Западных княжеств распространяется. А вот этому, с благообразным лицом и дикими глазами, вряд ли какая-то "другая" правда известна. Для него только одна существует, своя. Все остальное - отступничество, ересь, искоренению подлежит.
Закончилась наконец беседа за закрытыми дверями, всех городских старшин писарь позвал в зал. И двухбережники зашли, оба. Но один, молодой, вскоре вышел, и после этого писарь Ярлу пригласил.
- Ярла Бирг, дочь Ольмара, сумеречный охотник из Фейрена, по просьбе его светлости Хосвейна Лореттского и достопочтенных старшин прибыла, - петушиным голосом провозгласил писарь и с поклоном удалился. Коллега его, помоложе, прежде еще устроился в углу зала, за отдельным маленьким столом, записи вести. А старшины - за большим столом, что посредине.
- Здравствуйте господа, - поприветствовала их Ярла.
Старшинский-то стол круглый, все друг с другом на равных сидят. Но герцога Хосвейна, хотя и не единовластного городского правителя, но наследного господина Лоретта и близлежащих земель, безошибочно выхватил глаз. Только не по какой-то особой его осанистости да важности. Не тот случай. Про лореттского герцога и до Фейрена дошла молва - про то, что малость он со странностями. А если точнее - про то, что больно уж ронорские обычаи любит. Ронорское княжество - западный сосед Иллении. По мнению кое-кого из илленийской знати, края более просвещенные, чем свое отечество. И более утонченные. Поэтому другая часть илленийских аристократов всё ронорское, наоборот, презирает - мол, размазни они все там, модники, духами облитые, смех один. Но Хосвейн - из первых, из сторонников. Как там с просвещением у него дела обстоят - неизвестно, но волосы по-ронорски остриг да начесал, и усы подвил, и вместо бороды - один клочок посреди подбородка. На кафтане - воротник кружевной, на пальцах - колец штук двенадцать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
