- Брат Талвеон...
Увереннее прозвучало, чем рассчитывал. Негромко, но спокойно почти. Но лишь на один момент спокойствие это. А в следующий ударилось что-то о решетку изнутри камеры. Нет, не что-то - кот-то. Талвеон с силой, всей тяжестью навалился на нее. Лорк от неожиданности вздрогнул и назад отшагнул. И улыбку лице узника увидел.
Да, так и разглядел его впервые - с улыбкой на губах. Из мрака камеры неверные отсветы коридорного факела выхватили руки, в перекрестья прутьев вцепившиеся, и лицо. Глаза пронзительные, синие. Только эти глаза, кажется, в первый-то миг и видел Лорк, больше ничего не замечал - ни спутанных прядей волос, ни отросшей по грудь бороды, ни изможденности лица узника. И зловония, исходящего из камеры, не чувствовал. Только взгляд, и еще сила... Удивительная какая-то, как будто на расстоянии ощутимая - но разве возможно это, на расстоянии силу человеческую ощущать?..
"И вот этот человек в тюрьме год просидел? - мелькнуло в мыслях. - Не сломило его заточение, взгляд его не потускнел, и сила эта неизъяснимая..."
Мгновение-другое длилось это, пронизывал насквозь Лорка взглядом узник. Не то с изумлением, не то с насмешкой, не понять.
- Братом называешь... - утверждение? вопрос? Голос хрипловатый, но не дрожащий. - Вот ведь какого прислали сегодня...
И - закончилось. Разжались руки, сполз Талвеон на пол. Теперь понятно уже, что если и не сломила, то измотала его тюрьма.
Лорк, не желая почему-то сверху вниз смотреть на этого человека, уселся, поджав ноги, не думая, подобает ему это или нет.
- Не хотите ли покаяться в своих грехах, брат Талвеон? Творец мира не отвергнет искреннее покаяние...
Словно не слушая или не слыша, Талвеон сквозь решетку опять уставился на Лорка. Будто тот не на расстоянии какого-то шага сидел, а очень далеко, и узник пытался черты его лица рассмотреть - так вглядывался пристально. От постоянной темноты, что ли, зрение у него испортилось?
- Ну надо же, бывают еще такие...
Снова улыбнулся Талвеон. Но не так, как вначале, изломанно и почти зло, а едва уловимо, с оттенком странной мечтательной нежности. Теперь Лорк ясно видел, что человек этот моложе, чем он думал о нем. Если и больше трех десятков лет ему, то не намного больше. Только движения какие-то у него скованные, неуверенные, не как у молодого. Ну, тут и будут скованные, когда в такой клетушке сидишь безвылазно.
На ответ Лорк уже не надеялся. Если и заговорит этот Талвеон, то уж точно не о покаянии. Не гордиться брату Лорку тем, что вот, сидел еретик год в тюрьме и ни перед кем из двухбережников от своих ложных взглядов не отрекался, а перед ним, Лорком, взял да и произнес отречение. Может, Талвеон и не слышит толком, и не понимает, что говорят ему, помешался в заточении... Но как же тогда этот его взгляд? Не смотрят так умалишенные...
- Мне, мальчик, как всем, есть, в чем каяться, да только не в том, в чем ты думаешь.
Неожиданно прозвучали эти слова. И не понять, что неожиданнее - ясность их и связность, или обращение это - "мальчик"... Лорк не нашелся, что ответить. А Талвеон угадал:
- Тебе и не надо говорить ничего. Ты вот пришел и веру мне вернул, помог... За это и я тебе помогу.
- Какую веру? - понимая, что говорит не то, что нужно, спросил Лорк.
- А в людей веру... Он тебя сыном злого духа называет? Говорит, твоя мать, грешница, свое тело демону придала? Не верь. Неправда это.
Такие речи Лорка совсем уж потрясли. Во рту у него мгновенно так же сильно пересохло, как в тот момент, когда Воллет его с книгами застал. Опять подумал он, язык не повернется вопрос задать. Но повернулся:
- А вы откуда знаете?
- Что знаю? Что неправда?
- Что меня называют так... и что неправда тоже.
- Про то, что называют, мне... друг один сказал.
Тут Талвеон пристально, с улыбочкой, уж точно полубезумной, уставился Лорку за плечо, как будто этот его "друг" неведомый там стоял. Поддался Лорк, оглянулся. И конечно, не увидел никого. Видно, правду говорят, что этот Талвеон людей обольщал, увлекал своей ересью. Не обмануло Лорка первое впечатление: есть в нем необыкновенная эта сила, для которой названия не подберешь... Но сумасшедший он. Точно, сумасшедший.
А про Воллета-то правильно угадал... Так вот и доказательство: с нечистой силой знается. Злые духи ему подсказки дают - но они его и с ума свели.
Талвеон молча смотрел на Лорка через решетку. И другой это был взгляд уже, не острый, не пронзительный, но и не мечтательно-задумчивый, а такой понимающий, как если бы свободно узник в душе своего "исповедника" читал, насквозь все его противоречивые чувства и мысли видел. А у Лорка аж губы дрожали - так спросить хотелось... о чем? Обо всем и сразу, тысяча вопросов. Едва сдерживался, твердил себе, что нельзя с этим человеком разговоры разводить. С такой-то силой, которая сквозь жалкий, неприглядный вид прорывается, что ему стоит любого своими речами увлечь?..
Вдруг вздрогнул Лорк: что за звук, вроде, пищит кто-то потихоньку? Тьфу ты, и правда, пищит, а он так дернулся, словно дикий зверь над ухом зарычал. Поведешься с сумасшедшим - сам разум растеряешь. Но что там, в камере, на полу? Глаза уже к темноте малость попривыкли, точно различают что-то... Маленький серый комочек катится, остановился возле самой Талвеоновой руки, которой узник на пол оперся. Да это ведь мышь! Вот дела - вредителя, которого в каждом доме прибить норовят, приручил Талвеон.
Тычется мышь носом узнику в ладонь, пищит требовательно.
- Вечером приходи, - сказал Талвеон. - Мне хлеба принесут, дам крошек тебе.
Зверек звука голоса не испугался, покрутился еще около ладони и в угол камеры, обратно в свою нору пополз. Так это забавно получилось, как будто понял, что, вот, сейчас нечем поживиться, надо ужина дождаться. Невольно улыбнулся Лорк. Но слова Талвеона тут же к другому, к серьезному его вернули:
- То, что ты к книгам, к знаниям тянешься - это не плохо, а хорошо. А вот запреты - это да, плохо... А про злого-то духа правда или нет - если мне не веришь, у того спроси, кто у тебя больше доверия вызовет.
Снова не то холод в груди, не то жар. Ну и пусть, пусть необычная сила у этого человека есть, но не похож он все-таки на злодея-еретика, души сетями лжи уловляющего. А сомнения да опасения ему, Лорку, страх внушает, страх и трусость позорная. Талвеон по-доброму говорит, не плохой он человек, не злой. Но тогда за что же в тюрьму посажен? Получается, не должен он тут быть... Нет, невыносимы все эти мысли. Нельзя рядом с ним дольше оставаться, прочь отсюда, прочь.
- Прощайте... брат, - вскочил Лорк и чуть не бегом по коридору к зевающему стражнику бросился, аж полы рясы повыше подобрал, чтобы не путались в ногах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
