Наконец креслолет опустился на плоскую с низким ограждением крышу скромного здания: внутри совершалось изнасилование, а в углу прятался ребенок. Четверо солдат, ждавших своей очереди, недовольно посмотрели на Анаплиан, когда она появилась словно ниоткуда. На их лицах, поначалу хмурых, стали появляться многозначительные, чтобы не сказать — неприятные, улыбки. Тогда она, скупо улыбаясь им, вытащила из наплечной кобуры блестящий пистолет и стала проделывать в их туловищах отверстия размером с голову. Первые трое свалились спиной вперед с крыши на улицу — мешки с костями в кровавой луже. У четвертого было время среагировать — он пригнулся и стал сматываться. Небольшая часть боевого снаряжения Анаплиан вступила в действие, нацеливая пистолет быстрее, чем сделала бы она сама, и одновременно обмениваясь данными с самим оружием, чтобы настроить площадь поражения и рассеивания. Четвертого солдата размазало по крыше — месиво из плоти и крови. С его умирающих губ сорвался пузырящийся вздох.
Мужчина, насиловавший женщину, смотрел на Анаплиан с открытым ртом. Она сделала несколько шагов вперед, чтобы стрелять наверняка, не опасаясь ранить женщину, а потом нажала на спусковой крючок и снесла насильнику голову. Ребенок уставился на мертвого солдата и на несчастную жертву под его дергающимся телом, из которого хлестала кровь. Анаплиан сделала успокаивающее, как думала, движение рукой. «Подожди», — сказала она на языке, который должен был быть родным для ребенка, и пинком сбросила солдата с женщины, но та оказалась мертвой. Солдаты засунули ей в рот тряпку, видимо чтобы не слышать криков, и женщина задохнулась.
Джан Серий Анаплиан на секунду опустила голову и чертыхнулась на нескольких языках — как минимум один происходил из местности в тысяче световых лет от города, — потом снова повернулась к ребенку. Это был мальчик. Глаза его было широко открыты, на грязном лице — подтеки слез. Он был голеньким, не считая куска материи на бедрах, и Анаплиан подумала, что после женщины должен был наступить его черед. Или его просто собирались сбросить с крыши. Или оставили бы в живых. Может, солдаты не хотели убивать и женщину.
Она чувствовала, что ее должно трясти. Без боевого снаряжения так и случилось бы. Она секретировала спокойнин, чтобы снять шок.
Джан Серий Анаплиан убрала пистолет — мальчик, похоже, не распознал в нем оружия — и, подойдя к ребенку, присела на корточки. Она хотела утешить, успокоить мальчика, но не знала, что ему сказать. Из открытого лестничного пролета в другом углу крыши донесся топот.
Анаплиан подняла мальчика, взяв его под мышки. Тот не сопротивлялся, только лишь попытался подтянуть ноги к груди и обхватить их руками — в такой позе она и увидела его впервые. Мальчик был легонький, от него пахло потом и мочой. Анаплиан повернула его и прижала к груди, садясь в креслолет. Машина снова обхватила ее, проверяя надежность креплений.
На крышу выскочил, грохоча сапогами, солдат с арбалетом. Анаплиан вытащила пистолет и прицелилась в него, а тот — в нее. Но тут она покачала головой, выдохнула: «Да пошел ты!» — и нажала на кнопки. Аппарат взмыл в воздух. Ребенка она прижимала к себе. Стрела глухо ударилась о нижнее поле машины и отскочила прочь.
* * *
— И что же вы собираетесь с ним делать? — спросил автономник Турында Ксасс.
Они находились на высокой скале, расположенной с подветренной стороны от прежнего удобного наблюдательного пункта на вершине утеса и удаленной от него настолько же, насколько тот был удален от города. Ребенку — звали его Тоарк — было велено не подходить к краю скалы, но все же за ним наблюдала ракета-разведчик. Кроме того, Турында Ксасс дал мальчику свою самую старую и небоеспособную ножевую ракету, потому что она состояла из множества видимых частей — ее короткие секции щелкали и поворачивались в руках мальчика, который удовлетворенно ворковал, разбираясь с новой игрушкой. Пока что ракета спокойно переносила такое обращение с собой.
— Понятия не имею, — призналась Анаплиан.
— Выпустить его на свободу? — предложил автономник. — Отправить назад в город?
— Нет, — вздохнув, ответила женщина. — Он все время спрашивает, когда проснется мамочка, — добавила она тихо, почти шепотом.
— Вы по собственному почину ввели программу обучения для Особых Обстоятельств, — напомнил автономник.
Анаплиан оставила это без внимания.
— Мы поищем безопасное место и оставим его там, найдем семью, которая сможет его воспитать, — сказала она, сидя на корточках; полы плаща раскинулись по земле.
— Не надо было забирать его, — сказал автономник, перекрывая все еще сильный ветер; он понизил эмоциональную составляющую и говорил теперь медленно, чтобы речь его звучала скорее аргументированно, а не саркастично.
— Я знаю. Но в тот момент, похоже, выбора не было.
— Ваш креслолет говорит, что вы — как бы поточнее выразиться? — явились нападавшим и защитникам города, как безумный, если не сказать бессильный, ангел, а потом устремились вниз и унесли маленького Тоарка.
Анаплиан бросила гневный взгляд на креслолет, хотя послушная, но лишенная интеллекта машина не имела выбора: она была обязана отвечать на вопросы автономника.
— А кстати, что вы тут вообще делаете? — спросила женщина Ксасса.
Она просила оставить ее на этот день в одиночестве, чтобы пронаблюдать за падением города. Это была вина Анаплиан — все закончилось именно так из-за ее действий, да и общий план разрабатывался при ее участии. И хотя она совсем не желала такого развития событий, опасность разграбления города существовала изначально; однако Анаплиан вместе с другими решила пойти на этот риск. Все могло пойти еще хуже, но и случившееся было зверством, жестокостью, за которую Анаплиан несла свою долю ответственности. Достаточно, чтобы испытать угрызения совести и не остаться в стороне, — она решила, что должна своими глазами видеть этот ужас. В следующий раз — если он будет, если ее не уволят за необдуманные, эмоциональные действия. — Анаплиан прежде всего учтет опасность резни.
— Нас вызывают, — сказал автономник. — Надо лететь на «Квонбер». Джерл Батра ждет. — Поля его просияли холодно-синим цветом. — Я вызвал модуль.
Анаплиан смущенно посмотрела на него:
— Слишком уж скоро.
— Чтобы вас потом не порицали за развязывание войны или спасение прелестных сироток. Этот вызов предупреждает ваши выходки.
— Батра хочет лично видеть меня? — спросила Анаплиан, нахмурившись.
— Я знаю. На него это не похоже. — Он покачал корпусом слева направо — эквивалент пожатия плечами. — На нее. Или как там правильнее?
Анаплиан поднялась, потерла рука об руку.
— Тогда не будем задерживаться.
Она подозвала мальчика, который все еще пытался разобрать на части безмолвную ножевую ракету. На краю скалы, словно из ниоткуда, возник модуль.
— Вам известно, что означает его имя? — спросил автономник, когда ребенок робко подошел к ним.
— Нет, — сказала женщина и чуть приподняла голову — ей показалось, что издалека донесся запах гари.
— Тоарк, — сказал автономник. Мальчик вежливо возвратил ракету. — На так называемом старом языке...
— Госпожа, когда проснется моя мама? — спросил мальчик.
Анаплиан улыбнулась далеко не самой убедительной — она понимала — своей улыбкой.
— Не знаю, — ответила она и, взяв мальчика за руку, повела его в уютную, спокойную кабину модуля.
— «Везунчик», — сказал автономник ей вслед.
* * *
Модуль вышел из зоны теплых ветров пустыни и сквозь разреженную атмосферу устремился в космос, а потом, облетев полпланеты, вернулся в атмосферу — прежде, чем Тоарк перестал удивляться тому, каким чистым он стал и как быстро это случилось. Анаплиан попросила мальчика постоять немного на месте, закрыть глаза и не обращать внимания, если будет немного щекотно, а потом шлепнула ему на голову немного моющего геля. Гель потек вниз, и Тоарк принялся корчиться, когда вокруг его пальцев образовались маленькие колечки, которые покатились к подмышкам, а потом назад. Анаплиан очистила его маленькую набедренную повязку, добавив геля; но мальчик больше не хотел ее носить и выбрал мешковатую рубаху из голографического каталога. Больше всего его удивило, когда рубаха тут же выпрыгнула из шкафа.
Женщина и автономник тем временем спорили о степени отстраненности, которую следовало проявлять во время полета над городом, нарушавшего все мыслимые правила. Анаплиан еще не достигла уровня, на котором Разумы, наблюдающие за подобными миссиями, предоставляли полную свободу рук. Пока она заканчивала подготовительный курс, а потому ее поведение контролировалось жестче, стратегия и тактика ограничивались больше, а инициативам реже давался ход, по сравнению с опытными знатоками этого темного искусства, — всегда благонамеренного, иногда рискованного, а порой катастрофического вмешательства в дела других цивилизаций.