Доктор Лайднер прокашлялся и заговорил в своей обычной манере, мягко и немного неуверенно:
— Осмелюсь предположить, что все вы наслышаны о мосье Эркюле Пуаро. Он проезжал через Хассани и любезно согласился прервать путешествие, чтобы помочь нам. Разумеется, местная полиция и капитан Мейтленд делают все возможное, но.., но некоторые обстоятельства этого дела… — он замялся и бросил умоляющий взгляд на доктора Райли, — словом, вероятно, возникнут некоторые затруднения.
— В таком случае, как у вас говорят, один ум хорошо, а второй лучше, так? — важно заметил смешной маленький человечек. Представляете? Не может даже толком объясниться по-английски!
— Надо его найти! Вы обязаны его найти! — вдруг пронзительно взвизгнула миссис Меркадо. — Это ужасно! Неужели вы его упустите?!
Мистер Пуаро устремил на нее оценивающий взгляд.
— Его? Кого его, мадам? — спросил он.
— Убийцу! Убийцу, конечно же!
— Ах, убийцу, — протянул Эркюль Пуаро таким тоном, будто эта сторона дела совсем его не занимала.
Мы все воззрились на него. Он в задумчивости скользил взглядом по нашим лицам.
— Думаю, не ошибусь, если скажу, что прежде никто из вас не был замешан в деле об убийстве?
По нашим рядам прошелестел дружный согласный шепоток.
Эркюль Пуаро улыбнулся.
— И поэтому, разумеется, вы и отдаленно не догадываетесь, что это означает. А означает это, что вас ждут неприятности! Масса неприятностей! Начать с того, что на вас падет подозрение.
— Подозрение?! — переспросила мисс Джонсон. Мистер Пуаро посмотрел на нее задумчиво и, как мне показалось, одобрительно. В его взгляде, я бы сказала, читалось: “Похоже, эта мисс Джонсон весьма неглупа!”
— Да, мадемуазель, — сказал он. — Вы не ослышались: именно “подозрение”. Отбросив церемонии, могу с уверенностью заявить вам, что все вы находитесь под подозрением. Повар, слуги, судомойка, мальчик, который моет горшки, ну и, конечно, все члены экспедиции.
— Да как вы смеете?! — снова взвизгнула миссис Меркадо, лицо ее перекосилось от злобы. — Как вы смеете такое говорить! Какая наглость! Это недопустимо! Доктор Лайднер, и вы спокойно слушаете, как этот человек.., этот человек…
— Успокойтесь, Мари, возьмите себя в руки, — устало сказал доктор Лайднер.
Мистер Меркадо тоже вскочил с места. Руки у него дрожали, глаза налились кровью.
— Да! Это возмутительно! Это.., это оскорбление!
— Нет-нет, — перебил его мистер Пуаро. — Я далек от мысли оскорбить вас. Просто я прошу всех вас здраво посмотреть на вещи. В доме, где совершено убийство, на каждого в той или иной мере падает подозрение. Скажите, есть ли у вас основания предполагать, что убийца — постороннее лицо?
— Разумеется, есть! — выкрикнула миссис Меркадо. — Это же очевидно. Почему… — Она осеклась, потом закончила уже спокойнее:
— Ничего иного и быть не может.
— Вы, безусловно, правы, мадам, — начал Пуаро, отвешивая ей поклон. — Просто я хочу объяснить вам, как следует подходить к делам подобного рода. Вначале я должен удостовериться, что те, кто находится в этой комнате, невиновны. А уж после этого буду искать убийцу среди остальных.
— Стоит ли так медлить? Не рискуем ли мы упустить время? — учтиво осведомился отец Лавиньи.
— Тише едешь — дальше будешь, mоn реre[18].
Отец Лавиньи только пожал плечами.
— Мы в ваших руках, — смиренно сказал он. — В таком случае, прошу вас как можно скорее убедиться, что мы невиновны в этом ужасном преступлении.
— Непременно. Я счел своим долгом разъяснить вам мою позицию в этом деле, ибо некоторая бесцеремонность моих вопросов вызовет, вероятно, ваше негодование. Может быть, церковь покажет нам пример. Что вы, тоn реre, скажете на это?
— Готов ответить на любые вопросы, — с достоинством ответил отец Лавиньи.
— Это ваш первый сезон здесь?
— Да.
— Когда прибыли?
— Ровно три недели назад, двадцать седьмого февраля.
— Откуда?
— Из Карфагена. Орден “Peres Blanes”.
— Благодарю, mon реrе. Были ли вы знакомы с миссис Лайднер прежде?
— Нет… До приезда сюда я никогда миссис Лайднер не видел.
— Не могли бы вы сказать, что вы делали, когда случилась трагедия?
— Работал. Расшифровывал у себя в комнате клинопись на табличках.
Я заметила, что под рукой у Пуаро лежит план здания, — Ваша комната находится в юго-западном конце здания и расположена симметрично комнате миссис Лайднер?
— Да.
— В котором часу вы пришли к себе в комнату?
— Сразу после ленча. Пожалуй, около без двадцати час.
— И находились там до?..
— Почти до трех часов. Услышал, как подъехал грузовик и вдруг снова уехал. Это меня удивило, и я вышел посмотреть.
— И за все это время вы ни разу не выходили из комнаты?
— Ни разу.
— Может быть, вы слышали или видели что-нибудь, имеющее отношение к убийству?
— Нет.
— Есть ли в вашей комнате окно, выходящее во внутренний двор?
— Нет, оба окна выходят наружу.
— Могли вы слышать, что происходит во дворе?
— Да, кое-что. Слышал, например, как мистер Эммет проходит мимо моей комнаты и поднимается на крышу. Он раза два проходил мимо моей двери.
— Не помните ли, в котором часу?
— Нет, боюсь, что нет. Видите ли, я был увлечен работой.
Пуаро помолчал немного, потом спросил:
— Может быть, вам известно что-либо, что может пролить свет на это дело? Не заметили ли вы чего-нибудь особенного за день-два до убийства?
Отец Лавиньи, кажется, немного смутился и бросил на доктора Лайднера тревожно-вопрошающий взгляд.
— Весьма нелегкий вопрос, мосье Пуаро, — неохотно проговорил он. — Коль скоро вы меня спрашиваете об этом, должен честно сказать, что, по-моему, миссис Лайднер явно боялась кого-то или чего-то. Особенно ее пугали посторонние. Думаю, у нее были основания для тревоги. Больше я ничего не знаю. Она не посвящала меня в свои дела.
Пуаро покашлял и сверился с записями, лежавшими перед ним.
— Насколько мне известно, позапрошлой ночью была предпринята попытка ограбления, так?
Отец Лавиньи ответил утвердительно и сказал, что увидел свет в “музее” и что были предприняты тщательный осмотр дома и розыски, оказавшиеся тщетными.
— Допускаете ли вы, что той ночью в доме находился посторонний?
— Право, не знаю, что и подумать, — искренне признался отец Лавиньи. — Ничего не взяли, все было в полном порядке… Может быть, это кто-то из слуг…
— Или членов экспедиции?
— …или членов экспедиции. Но в таком случае не вижу причины, зачем бы ему скрывать этот факт.
— Как по-вашему, не мог это быть все-таки посторонний?
— Возможно.
— Предположим, это был посторонний. Мог ли он скрываться в доме весь следующий день и еще полдня?
Вопрос был задан не только отцу Лавиньи, но и доктору Лайднеру. Заметно было, что оба напряженно обдумывают ответ.
— На мой взгляд, это едва ли возможно, — сказал наконец доктор Лайднер с усилием. — Не представляю себе, где бы он мог спрятаться, а вы, отец Лавиньи?
— Да.., да.., я тоже.
Похоже, и тот и другой с величайшей неохотой отбрасывают эту версию.
Пуаро обратился к мисс Джонсон:
— А вы, мадемуазель? Вероятна ли эта гипотеза, на ваш взгляд?
После минутного раздумья мисс Джонсон покачала головой.
— Нет, — сказала она. — Нет. Где тут можно спрятаться? Во всех комнатах живут, да и меблированы они довольно скудно. В темной комнате, чертежной и лаборатории на следующий день работали и во всех остальных комнатах тоже. Нигде нет ни шкафов, ни укромных закутков. Правда, если только слуги были подкуплены…
— Это возможно, но маловероятно, — заметил Пуаро и снова обратился к отцу Лавиньи:
— Еще один вопрос. На днях мисс Ледерен видела, как вы разговаривали с каким-то незнакомцем. А еще раньше она заметила, что этот незнакомец пытался заглянуть в одно из окон, что выходят наружу. Похоже, этот тип неспроста слонялся тут.
— Конечно. Весьма вероятно, — подумав, сказал отец Лавиньи.
— А что, вы первый заговорили с ним или он с вами?
Отец Лавиньи подумал минуту-другую.
— По-моему.., да, верно, он заговорил со мной.
— Что же он сказал?
Отец Лавиньи силился вспомнить.
— Кажется, он спросил, не знаю ли я, что находится в этом доме, не американская ли археологическая экспедиция. Потом сказал, что американцы нанимают на работу множество людей. Я, признаться, не слишком хорошо его понимал, но старался поддержать разговор, чтобы поупражняться в арабском. Надеялся, что горожанин должен лучше меня понимать, чем рабочие на раскопках.
— О чем же вы говорили?
— Помнится, я сказал, что Хассани — большой город, и оба мы сошлись на том, что Багдад — гораздо больше. Помнится, он еще спросил чушь какую-то, вроде того, какой я католик, армянский или сирийский.
Пуаро кивнул.
— Могли бы вы описать его?
Отец Лавиньи снова нахмурился в раздумье.