Это половодье назначений, продвижений по службе и радужных планов ни в коей мере не коснулось управляющего «Фонда пособий». «Фелькишер беобахтер» регулярно публиковала имена тех, кто претендовал на престижные посты. Имя Мартина Бормана в подобных статьях никогда не упоминалось. Он не рассчитывал на нечто особенное, ибо понимал, [83] что не принадлежит к типу лидеров, способных пленить публику ораторским искусством, но надеялся добраться до главных рычагов реальной власти. Кроме того, чутье подсказывало Мартину, что наилучшее место — в тени фюрера. Он уже приметил, сколь ревниво относится Гитлер к успехам соратников. Громкое имя сулило своему обладателю немалые неприятности в будущем. Если принять во внимание, что фюрер не брезговал методами террора в политической борьбе, можно было ожидать, что при случае он решится на любое преступление.
* * *
Борман упорно трудился, изыскивая дополнительные источники денежных средств для своего фонда. Дотошный реалист, он отлично понимал, что без поддержки воротил бизнеса партия не завоюет доминирующего положения в Германии. Узнав, что лидер сталелитейной промышленности Фриц Тиссен оказывает финансовую помощь газете Геринга «Эссенер национальцайтунг», Борман предложил магнату оказывать НСДАП прямую помощь через «Фонд пособий». Итогом стало соглашение между Гитлером, Тиссеном и ведущим добытчиком угля в Рурском бассейне Эмилем Кирдорфом, привлеченным к сотрудничеству тем же Тиссеном. Последние двое ввели фюрера в высшие круги Рейн-Вестфалии. В результате НСДАП получила миллион марок — сумма огромная, но недостаточная для политического успеха.
Борман обнаружил в партийных списках имя Отто Штейнбрика, одного из руководителей концерна Флика. Выйти на монополиста с помощью его «правой руки» оказалось делом несложным. Для начала Флик ограничился целевой финансовой помощью службе СС. Борман же вместе со Штейнбриком приступил [84] к организации сообщества германских промышленников, сочувствовавших национал-социализму или веривших в будущее Гитлера как политического деятеля. В 1932 году эта организация получила название «кружок Кеплера» — она занималась налаживанием связей между НСДАП и крупным капиталом Германии.
Человек, во внешности которого отсутствовали обаяние и притягательность, не мог оказаться на авансцене; его место — за кулисами. Кроме того, Борман уже понял, как мало значили для Гитлера звания и титулы. Многие должности существовали только на страницах газет. Посты не гарантировали ни власти, ни влияния; их учреждали только для того, чтобы поддержать видимость привычного уклада, согласно которому требовалось возложить на кого-то ответственность за ту или иную область деятельности, или чтобы притормозить того, кто слишком высоко взобрался по партийной лестнице. Каких бы вершин в партийной иерархии ни достигал функционер, он получал столько власти, сколько Гитлер считал необходимым ему доверить. К тому же иногда преемник прощался с креслом столь быстро, что его предшественник еще не успевал покинуть «коричневый дом». Кроме того, резко разросшаяся организация не обрела внутреннюю дисциплину: гауляйтер был полновластным диктатором в пределах своего округа и сам решал, следует ли выполнять инструкции из Мюнхена. Борман испытывал на себе последствия такой ситуации, хотя пользовался поддержкой казначея, к которому фюрер относился благосклонно. Несмотря на приказ Гитлера, отнюдь не все члены партии платили взносы в «Фонд пособий», и многие мелкие периферийные партийные группы подолгу оставались в должниках.
В тот период не имело значения, было ли у усердного молодого администратора — грубого и беспощадно [85] требовательного с подчиненными и услужливого и льстивого с начальниками — желание играть какую-то самостоятельную политическую роль. Он служил партии с полной самоотдачей, верил в неизбежность ее триумфа и искренне радовался, когда узнавал о назначении на государственные посты представителей своей партии, о завоевании 25 процентов голосов в традиционно «красном» Гамбурге или об уверенной победе на выборах в Гессе.
За политическими событиями он следил только как наблюдатель. Борман не упускал случая заявить, что ему хотелось бы надеть коричневую форму и в качестве командира или агитатора оказаться на передней линии борьбы. Но на самом деле его более всего устраивала именно бюрократическая работа, где он действовал достаточно эффективно: «Фонд пособий» накопил уже очень крупные средства. При таких успехах он чувствовал свою значимость и считал себя фигурой более важной, чем многие другие. Более важной, чем, например, шеф службы иностранной печати Эрнст Ханфштангль, которому, несмотря на все его прошлые заслуги и близкие отношения с Гитлером, для приема визитеров выделили небольшую комнатушку на третьем этаже «коричневого дома». Последний, кстати, позднее сказал о нацистской бюрократии тех лет: «Если не считать таких административных ведомств, как бухгалтерия, касса, учетный отдел, все прочее представляло собой громоздкую, ленивую и неповоротливую машину, производящую горы ненужных бумаг»{20}.
Борман, очевидно, разделял эту точку зрения. [86]
Группа, в которую попал Борман после ухода из СА, представляла собой весьма разношерстную компанию. Кроме скаредного бухгалтера Ксавье Шварца, который оставил пост городского инспектора Мюнхена и занимался теперь только партийной казной, в нее входил такой странный персонаж, как Кристиан Вебер, который начинал шутом, развлекавшим публику в пивных барах, затем торговал лошадьми, а ныне стал членом городской администрации. Вебер возмещал недостаток образования наглой напористостью и рьяно пробивался к государственной кормушке. К их числу принадлежал и Рудольф Гесс, растерявшийся и неожиданно оказавшийся в изоляции, верный приверженец движения с первых дней его существования, не имевший теперь в партии ни поста, ни влияния, но по-прежнему обожавший Гитлера, служивший ему секретарем и доверенным слугой и обращавшийся к нему уже не с фамильярным «repp Гитлер», а с верноподданническим «мой фюрер». Был здесь и Герман Эссер — превосходный оратор, принадлежавший к числу избранных, коим позволялось обращаться к Гитлеру на «ты» и даже — изредка — давать советы. К этому кругу принадлежал также фотограф Генрих Хофман, невеликий ростом, но великий мастак по части сплетен, любитель подшутить, не допускавший никаких посягательств на дарованную ему Гитлером монополию на изготовление фотографий для партийных документов.
Внутри этой группки из двенадцати-тринадцати человек — внешне поддерживавших между собой доброжелательные отношения, чрезвычайно амбициозных, холодных и расчетливых, властолюбивых, патриотов и убежденных нацистов — кипел незримый водоворот интриг и сомнительных альянсов; дружба вмиг сменялась враждой и наоборот. По утрам их пути пересекались на Шеллингштрассе либо в привилегированном пригородном районе, где в великолепных [87] апартаментах расселились партийные лидеры и главы пронацистских газет. Они всегда обедали вместе: Гитлер, Гиммлер, Рем и Розенберг собирались в ресторане «Бавария», тогда как Шварц, Макс Аманн и Грегор Штрассер предпочитали «Шеллинг-салон». После полудня, когда Гитлер имел обыкновение отправляться в «Кафе Хека», его помощники неизменно толпились у стола, ибо зачастую именно в такой обстановке принимались решения о назначениях на партийные посты, и отсутствовавшие выбывали из числа претендентов. Игра продолжалась вечером: весь клан собирался в штаб-квартире НСДАП или в кафе, чтобы послушать монологи вождя, которые заканчивались далеко за полночь. Хотя внутри самого клана не утихали распри, его члены объединялись в едином строю против всякого нового выскочки, пытавшегося пробиться поближе к фюреру. Борман в полной мере испытал это на себе.
После свадьбы Мартин и Герда переехали в Икинг, примерно в шестнадцати милях к югу от Мюнхена, где и появился на свет их первый ребенок. После Кронци родились девочки-близнецы, названные Ильзе (в честь жены Рудольфа Гесса, который был свидетелем на их свадьбе) и Эренгард (в честь хозяйки усадьбы из Герцберга). Как на поезде, так и на стареньком «опеле» дорога в город отнимала много времени, поэтому Борман редко присутствовал на ночных встречах. Чтобы восполнить этот пробел, ему приходилось усиливать натиск в час ленча. Поэтому он неизменно посещал ресторан «Бавария», где мог устроиться поближе к фюреру. Сельскохозяйственный эксперт НСДАП Вальтер Дарре так описывал манеру поведения Бормана: «Как бы вы ни старались оттеснить его, он всегда ухитрялся найти предлог, чтобы сесть рядом».
У Бормана имелись веские причины сделать упор на установление хороших отношений с Дарре, поскольку [88] тот пользовался огромным успехом у Гитлера; кроме того, агроном обосновался среди приближенных фюрера недавно, и, возможно, союз с Борманом мог оказаться полезным также и для него.
