Знает ли фюрер об угрожающих тенденциях в партии накануне выборов? Известно ли ему, что значительная часть нынешних представителей СА придерживается мнения, что голосовать следует за коммунистов? Когда были опубликованы материалы о Реме, а фюрер в ответ заявил, что Рем останется начальником штаба, многие члены партии недовольно качали головами. В настоящий момент, по моему мнению, очень опасно подвергать партию испытаниям. Уверенности в победе на выборах в рейхстаг нет; большинство членов партии разочарованы, ибо некоторые ответственные руководители (Геббельс и Рем) выступали с чрезмерно самонадеянными заявлениями. Пока еще сохранилось мнение, что истина — за фюрером, и это положение необходимо сохранить и закрепить, потому что в ином случае Движение неминуемо погибнет. Подавляющее большинство народа потеряет веру в фюрера, если фюрер будет оказывать поддержку человеку, который подвел, предал своих соратников злейшему политическому врагу. Я, как и другие члены партии, могу не понимать каких-то политических решений, поскольку мы не знаем в достаточной [105] степени всех обстоятельств и условий; фюрер есть фюрер, и он в конце концов победит. Проблема состоит в том, что в настоящий момент действия одного человека нанесли серьезный ущерб всему Движению».
Передал ли Гесс это письмо Гитлеру, ознакомил ли с его содержанием? Известно, что он не любил приносить фюреру плохие вести; экспрессивная жестикуляция и тяжелый взгляд голубых глаз Гитлера оказывали на него, как и на многих других, гипнотическое, парализующее воздействие. Гауляйтер Аугсбурга Карл Валь тоже докладывал Гессу о самостоятельной подготовке штурмовиков к путчу (Валя информировали два человека из числа лидеров СА его округа). Гесс знал также, что Гитлера очень волновала эта проблема, ибо он жаловался на легкомысленное отношение лидеров СА к делу «двух предателей». Во время внутрипартийной склоки с Пфаффером фюрер дал понять, что считает путч не только опрометчивым, но и безнадежным предприятием.
«Наши формирования безоружны; какое бы оружие — вопреки моему желанию — ни появилось у них, они бессильны перед полицией и рейхсвером, экипированными на самом современном уровне», — заявил Гитлер всего через две недели после того, как Борман выразил в письме свое недовольство. Но фракция штурмовиков не верила, что фюрер будет придерживаться этого мнения долгое время.
Справедливость замечания Бормана об «угрожающих тенденциях накануне выборов» подтвердилась 6 ноября 1932 года. НСДАП потеряла тридцать четыре места в рейхстаге, но и с оставшимися 196 депутатами намного опередила остальных. Главное — она утратила ореол непобедимости. Причем коммунисты набрали на тех выборах уже сто мест. Теперь избиратели [106] были немало напуганы, ибо стране предстояло сделать окончательный выбор между свастикой, с одной стороны, и серпом и молотом — с другой.
Администратору «Фонда пособий», который тогда не в состоянии был повлиять на происходившее, оставалось лишь наблюдать за тем, как развивались события последовавших трех месяцев. Любая информация о ситуации в партийных верхах, которая случайно доходила до него, уже не была информацией из первых рук. Только после возвращения в Мюнхен должно было выясниться, кого Гитлер оставит при себе в ходе ожесточенной борьбы за власть. Берлин же стал той ареной, на которой развивались перипетии соперничества между генералом Шлейхером, Гинденбургом, Гитлером, Папеном, Гугенбергом и политиками центристских партий.
В «коричневом доме» остались только служащие администрации, до которых сведения доходили, уже успев обрасти слухами и домыслами, и потому партийные чиновники были шокированы, когда в результате местных выборов в Тюрингии 6 декабря 1932 года НСДАП потеряла почти половину голосов, набранных летом во время выборов в рейхстаг. Несколько дней спустя обрушился новый удар — произошел раскол в высшем эшелоне партийной иерархии. Грегор Штрассер, шеф организационного отдела НСДАП, вступил в тайные переговоры с канцлером Куртом фон Шлейхером, выторговывая себе пост министра.
Казалось, не обладавший богатым воображением Борман должен был присоединиться к Штрассеру, выдвинувшему разумное объяснение своей позиции и даже разработавшему программу. Но подобный подход остался в прошлом: Мартин решил идти в будущее за Гитлером. Поэтому выпад Штрассера на конференции в берлинском отеле «Кайзерхоф» он воспринял как вероломную измену, как побег крысы с терпящего бедствие корабля. Ни один из высших [107] партийных лидеров, ни один из гауляйтеров не поддержал Штрассера. Во время решающего разбирательства 8 декабря 1932 года главными доводами обвинения в измене стали заявление Геббельса и показания фон Папена. Всеми покинутый, Штрассер встал и, не попрощавшись, вышел из зала.
Бунт Штрассера стал значительным событием в карьере Бормана. Партийная структура была реорганизована. Как прежде Гитлер изгнал Пфаффера и взял в свои руки верховное командование над СА, так и теперь всю высшую власть в партии он оставил за собой, а бывшего гауляйтера и рейхсинспектора Роберта Лея назначил руководителем организационного отдела НСДАП.
Но теперь фюрер ограничил полномочия Лея, разделив властные функции, — тактика, которой он неизменно следовал в подобных ситуациях. Отдел аграрной политики во главе с Дарре стал независимым, а принятие всех политических решений было доверено вновь образованному центральному политическому комитету под руководством Рудольфа Гесса.
В последние недели 1932 года не верилось, что партия скоро опять поднимется. Антинацистские газеты, оценивая события уходившего года, окрестили его годом политической смерти Гитлера. Тот, со своей стороны, держался невозмутимо. 18 декабря он сказал гауляйтеру Галле Рудольфу Йордану: «Через несколько недель мы возьмем свое».
То же самое фюрер, приехав в Мюнхен на праздники, пообещал своим функционерам в «коричневом доме». Как обычно, он выступил сначала в своих мюнхенских апартаментах, а вторую речь произнес в Оберзальцберге. Рождественские праздники в доме Борманов, к тому времени уже переехавших в Пуллах, прошли скромно, но супружеская чета не сомневалась в грядущей победе: они слишком углубились в политику и больше полагались на веру, чем на разум. [108]
Впрочем, Мартин знал, что многие лидеры германской экономики были готовы бросить НСДАП спасательный круг. Они и прежде перечисляли в «Фонд пособий» немалые средства, но теперь ряды сторонников из числа финансовых и промышленных воротил резко пополнились чрезвычайно крупными фигурами. Например, оставил последние сомнения и решил принять сторону Гитлера сам Крупп!
Он сам приложил немало усилий для организации встречи, состоявшейся в январе 1933 года в доме банкира Курта фон Шредера. В числе приглашенных магнатов был граф Ганс Родо фон Альфенслебен — влиятельнейший промышленник Рура, владевший огромными земельными угодьями в Пруссии и состоявший в правлении «Дойче банка». Гитлер и Франц фон Папен предложили план объединения НСДАП и германской националистической партии, что позволило бы добиться победы на выборах. Граф фон Альфенслебен поддержал Гитлера и тем обеспечил одобрение программы прочими участниками. Никто не должен был знать об их решении, но пресса разнесла эти сведения, получив информацию от разведывательной службы Шлейхера, и предупредила о готовящемся свержении канцлера. Так функционеры «коричневого дома» узнали, что их вождь собирает силы для очередной атаки.
17 января Гитлер разместил в берлинском отеле «Кайзерхоф» свою штаб-квартиру со всем эскортом и советниками. Но только приближенные знали, с кем именно ведутся переговоры, какие решения принимаются и кто поддерживает его претензии на пост канцлера. Геббельса же отправили в Мюнхен для подготовки к работе нового ведомства — министерства пропаганды, и он записал в дневнике: «От волнения не нахожу себе места, ибо в Берлине события развиваются быстро и неотвратимо». А в субботу, 28 января, сотрудники «коричневого дома» узнали, что канцлер Шлейхер ушел в отставку. Кто займет его место? [109]
Утром в понедельник, 30 января, Гитлер прибыл в президентский дворец в сопровождении Папена, Гугенберга, друзей-партийцев Флика и Геринга и прочих деятелей — словом, со свитой потенциальных министров. Сотрудники «коричневого дома» сидели в кабинетах без дела, не в силах заниматься повседневной работой. Партия никогда не была так близка к власти. Пытаясь погасить нервное напряжение, они выглядывали в окна и видели все тот же противный пасмурный зимний день и понурых прохожих, не задумывавшихся, что в эти часы решались их судьбы.
Ровно в полдень раздался звонок из Берлина, положивший конец волнениям: Гитлер стал канцлером. По зданию загромыхали сапоги, захлопали двери, весть разносилась по «коричневому дому», вздымая шквал ликования, радостного смеха, объятий, рукопожатий, заставляя забыть о соперничестве и вражде. Они победили! Пора браться за дело!
