Судя по грустному лицу генерала Демина, день у него не задался с самого утра. Вначале щенок добермана, которого внучка притащила с какой-то выставки, сжевал ботинок Василия Игнатьевича. Обнаружил он это уже в прихожей, когда собирался обуться и пойти на работу.
— Черт бы тебя побрал, маленький уродец! — в сердцах выругался Василий Игнатьевич, грозя щенку пальцем.
Однако тот лишь обрадовался хозяйскому вниманию и запрыгал в ответ. Всем известно, что у щенков райская жизнь. Им можно грызть все что угодно, и никто их за это не накажет. Обвинения посыпятся на голову того, кто разбросал вещи, ставшие объектом нападения будущего охранника дома. Так случилось и на этот раз.
— Я же тебе говорила — не оставляй туфли на полу, — строго сказала жена Демина, Анастасия Павловна, невысокая, полная женщина с лицом и прической греческой богини. — Надо было убрать их в шкаф.
— Мне больше думать не о чем, как только о туфлях! — насупился Василий Игнатьевич.
— Ну тогда тебе и жаловаться не на что, — пожала в ответ плечами Анастасия Павловна.
Демин посмотрел на свои ноги задумчивым, недовольным взглядом и сказал:
— В чем же я теперь пойду? У меня есть другая обувь?
— А как же. Коричневые туфли, те, что Миша с Викой подарили тебе на день рождения.
Жена достала из шкафа коричневые ботинки и поставила перед Деминым.
— Они мне не нравятся, — недовольно заметил Василий Игнатьевич.
— Главное, чтобы они нравились окружающим, — философски ответила Анастасия Павловна.
И генерал Демин пошел на работу в новой обуви.
Туфли были не разношены и при каждом шаге издавали такой пронзительный скрип, что Демин морщился. К тому же они немного жали, и Василию Игнатьевичу приходилось слегка поджимать пальцы ног, чтобы не натереть мозоли.
Таким образом, на работу он пришел еще более сердитым, чем был дома. Когда в кабинет к Демину вошел улыбающийся полковник Шишкунов, Василий Игнатьевич был готов убить подчиненного, лишь бы стереть с его лица наглую ухмылку.
— Вижу, вы в новых туфлях, — заметил Шишкунов и кивнул подбородком на коричневый носок туфли, торчащий из-под стола.
Генерал Демин подтянул ногу.
— Наблюдательный, — саркастически выдавил он.
— Что есть, то есть, — весело согласился Шишкунов. Затем прищурился на начальника и сказал: — Что-то вы сегодня не в духе, товарищ генерал-лейтенант. Случилось что?
— Да нет, ничего. Кроме того что маленькая четверолапая тварь сожрала мои любимые ботинки.
— А-га! — весело сказал Шишкунов. — Отметился, значит, уже? Поздравляю! Когда мы с Мариной завели щенка, он…
— Давай прямо к делу, — поморщившись от неприятного воспоминания, сказал Демин.
Полковник с готовностью кивнул:
— Хорошо. — Он раскрыл папку и начал доклад.
Василий Игнатьевич слушал его с рассеянным лицом. Но любой, кто знал генерала Демина лично, мог бы сказать: его рассеянность — всего лишь маска. Ни одно сказанное подчиненным слово не пролетало мимо ушей пожилого генерала. С неумолимостью электронной машины он вычленял из доклада главное. Полковник Шишкунов тоже это знал, как знал и то, что доклад его на пятьдесят процентов состоит из формальных, риторических фраз и прочей воды, которую — увы — нечем было пока заменить.
— …Принимаются все возможные меры к пресечению канала сбыта черной икры из России в страны Западной Европы, где, как известно, русская черная икра идет на вес золота, — бубнил Шишкунов. — На этих незаконных операциях Россия теряет миллионы долларов…
Слушая про «миллионы долларов», Василий Игнатьевич поморщился, словно у него внезапно разболелся зуб. Затем снял очки и принялся с рассеянным видом протирать их носовым платком, дыша на стекла.
Чтобы понять всю степень недовольства генерала Демина, нужно описать внешность полковника Шишкунова. Это был бойкий, полнокровный блондин с розовым, сочным румянцем и двумя почти что детскими ямочками на пухлых щеках. Рот у полковника был маленький, но чрезвычайно подвижный. Излагал Шишкунов быстро, про таких обычно говорят «трещит, как пулемет».
— Стоп, — сказал наконец генерал Демин.
Шишкунов послушно замолчал и уставился на начальника голубыми, как безоблачное небо, глазами.
— Ваш отдел цепляет второстепенные операции, но никак не может ухватить ту группу, которая при содействии вороватых таможенников беспрепятственно провозит на Запад тонны черной икры, — жестко сказал Василий Игнатьевич.
— Мы пытаемся. Но вы ведь понимаете, насколько это сложная работа. Рискну предположить, что в данных условиях она почти неосуществима.
— Неосуществимо вырасти в пятьдесят лет, — строго сказал Демин. — Или превратить воду в нефть. Перед вами поставлена конкретная задача. И начать нужно с разработки четкого плана действий. У вас такой план есть?
Под пристальным взглядом начальника Шишкунов замялся:
— Ну мы пытаемся… Однако эта задача…
— У вас такого плана нет, — с неприязненным удовлетворением констатировал генерал Демин.
Полковник Шишкунов закрыл папку и положил на стол.
— Товарищ генерал-лейтенант, вообще-то кое-какие мысли у меня имеются. Я собирался доложить о них во второй части доклада.
— Мы с вами не на конференции, — буркнул генерал Демин. — Давайте по существу. Какие мысли пришли в вашу многодумную голову?
Полковник Шишкунов слегка понизил голос:
— По-моему, неплохо было бы внедрить в московскую таможню своего человека.
— Дельная мысль, — кивнул Василий Игнатьевич. — Но человек должен быть не засвечен в Москве. И желательно — в центральных регионах России тоже. Можете кого-то порекомендовать?
— Гм… — Полковник Шишкунов задумался. — Можно привлечь к этому делу кого-нибудь из дальневосточных выпускников.
Человеку непосвященному эти слова показались бы загадочными. Но генерал Демин сразу понял, что полковник имеет в виду. Дело в том, что в далеком дальневосточном городе Комсомольске-на-Амуре находилось глубоко законспирированное оперативное милицейское училище. Выпускники училища, лица которых еще не успели примелькаться, привлекались для выполнения секретных заданий или, как говорят в кино, для «работы под прикрытием».
— Верно, — сказал раздумчиво Демин. — Вот и вызови мне такого человечка. Только чтобы никто, кроме меня и тебя, о нем не знал.
— Да, но нужен человек для связи.
— Подбери оперативника поопытнее и понадежней. Только не старика и не из этих… молодых.
— Такой человек у меня есть.
— Ну вот видите, полковник, — сказал Василий Игнатьевич, добрея и переходя почему-то на «вы», — вы и без меня все знаете. Не затягивайте с этим делом. Жду от вас четкого плана действий к завтрашнему утру. И чтобы не позже, чем через три дня, человек, о котором мы с вами говорили, был в Москве. Задача ясна?
— Так точно.
— Выполняйте.
2
Когда у тебя папа — милиционер, и дедушка — тоже милиционер, трудно избрать себе иную профессию, кроме милицейской. Как говорится, авторитет предков довлеет. Тем более когда предки твои умеют так сочно и красочно описать свои милицейские будни (которые для обоих остались в прошлом), что у тебя слюнки текут обильней, чем у пресловутой собаки Павлова.
— В наше время бандиты были настоящими — со своими законами, традициями, со своим воровским фольклором. А нынешние… — Тут дед Альберта уныло махал морщинистой рукой. — Просто отморозки. Животные в человечьем обличье.
— У тебя просто романтический взгляд на прошлое, — не соглашался отец Альберта. — А на самом деле сволочи всегда сволочи, а хорошие ребята — всегда хорошие ребята. Независимо от времени. Вот помню, лет пятнадцать назад брали мы в Минске Веньку Стриженого…
Далее следовал подробный рассказ, из которого выходило, что бандиты пятнадцать лет назад были настоящими суперменами, а рассказчик (отец Альберта Мясищева) был настоящим героем. Не чета нынешним выскочкам, как сказал бы дед.
Когда Альберт впервые заявил деду и отцу о своем горячем желании стать оперативником (а было ему тогда лет шестнадцать), в комнате повисла пауза и висела не меньше пяти минут. Потом дед хрипло вздохнул и сказал:
— Ну и дурак. Лучше колоти по барабанам в своем «Веселом покойнике». Авось больше толку-то будет.
«Веселым покойником» называлась рок-группа, которую Альберт Мясищев организовал вместе с одноклассниками и в которой — по меткому выражению — вот уже два года колотил по барабанам.
— Дед прав, — впервые в жизни согласился с дедом отец. — Быть опером — неблагодарное занятие. Ты людей защищаешь, а они же потом тебе в рожу плюют.
— Что-то ты никогда об этом не рассказывал, — усомнился в словах отца Альберт.
— Повода не представилось, — пробурчал отец, хмуря косматые брови. — А теперь — есть.