С одной стороны, коммуна не может делать ставку на вечное «государство всеобщего благоденствия». С другой стороны, нельзя рассчитывать вечно жить магазинными кражами, утилизацией добра из мусорных баков супермаркетов или складов в промзонах, злоупотребляя государственными субсидиями, мошенничая со страховкой и т. д., другими словами, за счет грабежа. Поэтому, коммуна должна думать о том, как постоянно повышать уровень и размах самоорганизации. Нет ничего более логичного, чем использование токарных и фрезерных станков или копировальных автоматов с распродажи в связи с ликвидацией фабрики для поддержания заговора против рыночного общества.
Повсюду чувство неминуемого апокалипсиса настолько сильно, что текущих экспериментов в области строительства, энергетики, материалов, нелегальности или земледелия уже не счесть. Существует целый ряд навыков и техник, которые давно пора вырвать из пут морализма, экологичности и культуры арабских кварталов. И в тоже время, эти эксперименты — пока только малая толика всех существующих находок, навыков, всей той изобретательности, свойственной жителям трущоб, которые нужно будет применять и наращивать, если мы собираемся заново заселить пустыню метрополии и обеспечить жизнеспособность восстания после его первых шагов.
Как общаться и передвигаться, когда потоки и перемещения полностью прекратятся? Как восстановить продовольственные культуры в сельской местности до уровня, достаточного, чтобы деревни снова могли выдерживать ту плотность населения, которая там была всего шестьдесят лет назад? Как трансформировать бетонные пространства в городские огороды, подобно Кубе, которая выжила таким образом в условиях американского эмбарго и распада СССР?
Обучайте и обучайтесьС чем мы остались, исчерпав все развлечения, дозволенные рыночной демократией? Что заставило нас выйти на пробежку однажды воскресным утром? Что движет всеми этими фанатиками карате, домашнего рукоделия, рыбалки или сбора грибов? Что, как не мучительное безделье, необходимость возобновить трудовую силу или «капитал здоровья»? Большинство увлечений можно избавить от налета абсурдности и превратить их в нечто большее, чем досуг. Бокс не всегда существовал лишь для зрелищных матчей. В начале XX века, когда Китай был раздираем ордами колонизаторов и голодал из-за долгой засухи, сотни тысяч бедных крестьян организовали бесчисленные клубы бокса на открытом воздухе, чтобы вернуть себе то, что у них похитили колонизаторы и богачи. Это было восстанием боксеров. Никогда не рано начать изучение того, что может потребоваться в менее спокойные, менее предсказуемые времена. Наша зависимость от метрополии — ее медицины, сельского хозяйства, полиции — так велика, что мы не можем атаковать ее, не подвергая опасности себя. Смутное осознание этой уязвимости является причиной инстинктивного самоограничения нынешних социальных движений и объясняет наш страх кризиса и стремление к «безопасности». Вот почему забастовщики, как правило, отказываются от революционной перспективы в пользу возврата к нормальной жизни. Вырваться из этого порочного круга можно только благодаря долгому и постоянному процессу обучения, а также многочисленным, масштабным экспериментам. Нужно уметь драться, отмыкать замки, лечить перелом или ангину, мастерить пиратские радиопередатчики, устраивать полевые кухни, метко стрелять, аккумулировать самые разнообразные навыки и обустраивать землю во время войны, понимать биологию планктона, состав почвы, изучать взаимодействия растений, восстанавливая утраченное чутье, заново открывая все способы использования нашей непосредственной среды обитания, все возможные связи с ней и пределы, за которыми наступает её истощение. Мы должны начать сегодня, чтобы готовиться ко дню, когда нам потребуется от нее больше, чем символические крохи питания и заботы.
Создавайте территории. Множьте зоны непрозрачностиВсе больше реформистов утверждают, что в наши дни, «с приближением пика мировой добычи нефти», чтобы «сократить выброс парниковых газов», нам придется «заново локализовать экономику», развивать региональное снабжение, малые круги сбыта, отказаться от удобств импорта на большие расстояния и т. д. Однако они забывают, что локальной экономике свойственны «черные», неформальные сделки, что этот простой экологический шаг по ре-локализаци экономики означает, ни много ни мало, освобождение от государственного контроля, либо же полное ему подчинение.
Нынешняя наша территория — продукт многих столетий полицейских операций. Народ выгоняли из его деревень, потом с его улиц, потом из его кварталов, и, наконец, из подъездов, в остервенелом стремлении удержать жизнь всех и каждого в потной приватности четырех стен. Мы же ставим вопрос территории иначе, чем государство. Для нас речь идет не об обладании территорией, а скорее об уплотнении сети коммун, перемещений и солидарных связей между людьми до такого уровня, чтобы территория стала нечитаемой, непрозрачной для любых властей. Мы не хотим оккупировать территорию, мы хотим сами быть территорией.
Каждая деятельность дает территории жизнь — территории сделок или охоты, территории детской игры, территории влюбленных или бунтарей, территории фермеров, орнитологов или фланёров. Правило простое: чем больше территорий накладываются одна на другую в данной зоне, чем больше происходит перемещений между ними, тем труднее властям найти в них зацепку. Бистро, типографии, спортзалы, пустыри, букинистические развалы, крыши домов, импровизированные уличные рынки, шашлычные и гаражи могут быть с легкостью использованы и не по официальному назначению, если там зародится достаточно сильный дух соучастия и заговора. Локальная самоорганизация накладывает собственную географию поверх государственной картографии, путая и размывая ее: она сама приводит себя к отделению, автономизации.
Путешествуйте. Создавайте собственные средства общенияПринцип коммун состоит не в том, чтобы противопоставить мобильности метрополии свою медлительность и укорененность в локальном. Экспансивное движение коммун должно незаметно подменить движение метрополии. Нам не следует отказываться от возможностей путешествовать и общаться, предлагаемых коммерческой инфраструктурой. Надо просто знать их пределы. Мы должны быть осмотрительными, не вызывать подозрений. Приходить друг к другу в гости безопасней, это не оставляет следов и создает гораздо более прочные связи, чем любой список контактов в интернете. Привилегия, предоставленная многим из нас — возможность «свободно перемещаться» по всему континенту и даже на другой конец света без особых проблем — это весомое преимущество в деле коммуникации между очагами заговора. Одна из прелестей метрополии состоит в том, что американцы, греки, мексиканцы и немцы могут незаметно встретиться в Париже на время, необходимое для обсуждения стратегии.
Постоянное движение людей между дружественными коммунами — это один из факторов, которые спасают их от иссыхания и неотвратимости упадка. Приглашая товарищей, держа себя в курсе их инициатив, осмысляя их опыт и осваивая их технологии, вы сделаете гораздо больше на благо коммуны, чем упражняясь в бесплодном самоанализе за закрытыми дверями. Нельзя недооценивать, как много важного и решающего происходит в эти вечера, проведенные в спорах о текущей войне.
Разрушайте, одну за другой, все преградыКак известно, на улицах полно всяких проявлений грубости. Нынешние реальные улицы отделяет от тех, какими они должны быть, центростремительная сила полиции, усердствующая в насаждении порядка. А на другой стороне мы, противодействующее центробежное движение. Мы не можем не наслаждаться происходящими повсюду всплесками ярости и беспорядка. Неудивительно, что отныне все эти официальные народные празднества, которые давно утратили смысл праздника, так часто плохо заканчиваются. Городское имущество, шикарное или приходящее в упадок — вот только где его начало и где конец? — воплощает собой нашу общую лишенность. Упорствуя в своем небытии, оно только и требует, чтобы мы вернулись в него. Посмотрите на то, что нас окружает: все это ждет своего часа. И вот метрополия подергивается ностальгическим флёром, словно россыпь руин.
Все эти уличные вспышки непослушания должны стать методичными и систематическими, слиться в рассеянную, эффективную партизанскую войну, которая вернет нам нашу неуправляемость, нашу первобытную неспособность подчиняться. От осознания того, что этот вот недостаток дисциплины фигурирует в списке воинских доблестей партизан, захватывает дух. На самом деле, никогда не надо было отделять ярость от политики. Без первой последняя теряется в бесконечных речах; без последней первая исходится в рычаниях. Появление в сфере политики таких слов, как «бешеные» или «фанатики» неизменно сопровождается строгими окриками.