Я пытаюсь дышать. Лицо Ли Вэя, висящего в воздухе на одной только веревке, которая нас с ним соединяет, полно ужаса. В панике он отчаянно дергается, пытаясь руками и ногами войти в контакт хоть с чем-то – с чем угодно. Он оказался слишком далеко от своего каната или скальной стены, чтобы до них дотянуться, а из-за его отчаянных рывков мне все труднее держаться за свой канат. Он проскальзывает у меня между рук, дальше и дальше. Скоро я окажусь у его конца, и тогда ничто не удержит нас обоих от смертельного падения вниз.
Стискивая зубы, я крепче сжимаю канат, не желая уступать ни пяди больше. Ли Вэй снова безумно дергается, заставив мои ноги потерять упор. Теперь я изо всех сил цепляюсь за канат, но понимаю, что положение безнадежно. Ли Вэй слишком много весит, он чересчур сильно натягивает связывающую нас веревку. Боль обжигает мне живот от врезающейся в него туго затянувшейся петли. Сильнее натянуться веревка уже просто не может. Мои руки скользят вниз по канату, я отчаянно пытаюсь втянуть в себя воздух, а потом…
…Внезапно все заканчивается.
Давление ушло. Больше нет натяжения, мне не приходится справляться с непосильным весом. Я опять могу дышать. Я крепко держусь за канат и снова нахожу упор для ног.
Потом веревка лопнула, и Ли Вэй упал.
Ничто не может его задержать, мне остается только с ужасом наблюдать за тем, как он пролетает остаток пути вниз, с распахнутыми от страха глазами. И во второй раз за эти два дня я слышу вопль человека – на этот раз мой собственный.
Глава 7
Вопль срывается с моих губ и улетает. На мгновение я застываю на месте, потрясенная случившимся. Я с ужасом вижу тело Ли Вэя, неподвижно лежащее внизу на плоскогорье. Миллион мыслей проносится у меня в голове: все, что я должна была ему сказать… И не сказала. Спустя секунду я заставляю себя действовать. Двигаясь быстро (возможно, даже слишком быстро), я спускаюсь вниз. Понимаю, что это риск, но мне слишком важно как можно скорее оказаться рядом с ним. Мне вслед летит несколько небольших камешков, но и только. Оказавшись на земле, я бегу к нему, страшась того, что обнаружу.
«Он не погиб! Он не мог погибнуть!» – повторяю я про себя.
Просто не мог.
Первое, что я вижу, – он дышит, и чуть не падаю от облегчения. Я осторожно поворачиваю его лицо к себе – веки трепещут и приподнимаются. Вид у него немного ошарашенный, но зрачки нормального размера. Он явно меня узнает. Он пытается поднять руки, чтобы заговорить, но я решительно качаю головой.
«Не надо, – говорю я ему. – Давай сначала проверим твое состояние».
Я бережно помогаю ему сесть. Заставляю его проверить работу рук и ног; как это ни удивительно, переломов нет. Ступня, на которую он приземлился, немного болит, но он все-таки может переносить на нее свой вес. Он не полетел прямо вниз, а часть пути скользил по скалистой стене. Это спасло его от сильного удара, но повредило открытые участки кожи и одежду. Я понимаю, что, если бы он падал под другим углом или мы находились чуть выше по склону, у этой истории был бы совсем не счастливый конец. И без того Ли Вэй явно испытывает довольно сильную боль, но, как всегда, старается выглядеть стойким.
Выступ скалы создает нечто вроде защитного навеса, и я решаю устроить наш лагерь именно здесь. Хотя небо ясное, подобие крыши создает психологическую защищенность – особенно на тот случай, если камнепады повторятся. Я оставляю Ли Вэя лежать, а сама отхожу к чахлым деревцам поблизости в поисках топлива, чтобы к ночи можно было разжечь костер. Несколько крупных веток мне приходится ломать пополам, но в основном я нахожу достаточно удобного хвороста. Набрав целую охапку, я решаю поискать источник, чтобы заново наполнить фляжки.
Я не успеваю отойти далеко, когда у меня за спиной громко хрустит ветка. Испуганно оборачиваюсь и успокаиваюсь, видя Ли Вэя. Удивившись, он спрашивает:
«Как ты узнала, что я здесь?»
«Я тебя услышала, – объясняю я, положив для этого хворост. – Зачем ты сюда пришел? Тебе надо полежать».
«Я не нежный цветочек! – шутливо возмущается он. Я только выгибаю бровь, и он уже серьезнее добавляет: – Я волновался. Тебя уже давно нет».
«Я хотела найти воды».
«Наших запасов еще на какое-то время хватит, – говорит он. – Дождись, чтобы я смог с тобой пойти».
Я уже собираюсь огрызнуться, чтобы он перестал меня оберегать, но после того, как он чуть было не погиб, мне трудно его ругать. Я до сих пор не избавилась от тени, которая меня накрыла в те жуткие мгновения, когда я видела внизу на камнях его неподвижное тело. Глядя на него, я внезапно понимаю, что дело не в том, что он считает меня неумехой, а просто ему за меня тревожно. Эта мысль снова поднимает во мне и без того противоречивые чувства, и я отвожу взгляд.
«Ладно, – соглашаюсь я. – Давай вернемся к привалу».
Под скальным козырьком мы съедаем по одному из упакованных полдников, стараясь не думать о том, как мало еды у нас осталось. Местность на этом плоскогорье кажется такой же не приспособленной для выращивания чего-то съедобного, как и в нашем собственном поселке, так что вряд ли нам удастся найти что-нибудь дикорастущее. Нам придется терпеть, пока не доберемся до подножия горы. Не может быть, чтобы в том городе не было возможности обеспечивать себя продуктами.
«Как хорошо, – говорит Ли Вэй, указывая на выложенную перед ним еду. – Только ради этого стоило совершить этот безумный спуск и чуть было не убиться».
«Не стоило бы так шутить, – укоряю я его, но невольно улыбаюсь. – Знаешь… Я ведь поэтому забралась тогда на сарай. За едой».
Он продолжает на меня смотреть, и, стараясь не краснеть, я поясняю:
«Говорили, будто там, на крыше, спрятаны продукты. Думаю, ребята постарше это просто выдумали, чтобы нас подразнить, но я поверила. Чжан Цзин тогда болела, и я решила, что ей станет лучше, если она съест побольше. Вот я и залезла туда проверить, правду ли рассказывали».
«И оказалось, что единственная правда заключалась в том, что сарай и правду был шаткий, – договаривает он за меня. Я киваю, ожидая, что он станет надо мной смеяться, но он спрашивает: – А почему ты раньше мне об этом не рассказывала? Я всегда считал, что ты туда полезла просто из озорства».
«Знаю, – отвечаю я. – И я всегда знала… знала, что ты из-за этого посчитал меня храброй. Уже тогда знала. Наверное, мне нравилось, что ты так обо мне думаешь. Я боялась сказать тебе правду».
«Что ты сделала это ради сестры? А это, по-твоему, не храбрость?»
«Звучит не так интересно, – говорю я. – Особенно когда тебе шесть лет».
«Ты ее очень любишь», – отмечает он.
Я поднимаю голову, чтобы встретиться с ним взглядом.
«Ты это и так знаешь».
«Вот почему ты здесь. И почему ты пошла к художникам: чтобы ей лучше жилось».
«Дело не только в этом, – признаюсь ему я. – Живопись – это часть меня. Это не просто работа. Она придает моей жизни смысл и помогает чувствовать себя настоящей».
Я вижу, что он меня не понял, но я не обижаюсь. Работа в шахте была единственным доступным для него занятием, и тут любить нечего. Как он уже говорил, это обязанность. Если он не будет добывать металлы, людям придется голодать.
Он пытается подавить зевоту, и я уговариваю его поспать, пока я подежурю. Он не спорит: ложится на своей стороне костра и вскоре легко засыпает. Я долго за ним наблюдаю, всматриваясь в черты его лица, и отмечаю, что пряди темных волосы выбились у него из-под повязки. Они лежат у него на щеке, и у меня возникает непреодолимое желание их убрать.
Ничего хорошего из этого не выйдет, так что я стараюсь отвлечься, переключаясь на другие окружающие меня картины и звуки. Моя привычка вести наблюдения никуда не делась и требует, чтобы я подметила все подробности – для будущего отчета. Я уже представляю себе, как бы изобразила все то, что с нами произошло, – какие эпизоды я зарисую и какие каллиграфические примечания сделаю. Мои пальцы зудят от желания взяться за краски и кисть, но нас окружают только камни и голые деревья. Я смотрю на свои руки – ободранные до крови о канат, несмотря на то, что я была в перчатках, и сомневаюсь, что у меня что-то получилось бы сотворить, даже имей я нужные средства.
Ли Вэй просыпается и утверждает, что ему лучше, но мы оба решаем провести ночь на том же месте. Он говорит, что нам стоит продолжить путь после рассвета, но меня продолжают тревожить его стопа и лодыжка. Спуск достаточно опасен даже при отсутствии травмы. Он уверяет меня, что у него все нормально, и приглашает поспать, пока он сменит меня на дежурстве.
Я совершенно вымоталась, но заснуть – трудно. Я не особо задумывалась над ситуацией, пока Ли Вэй спал, но теперь одолевают мысли о том, насколько сильно мы нарушили запреты, оказавшись здесь вдвоем. И это никак не связано с разницей в нашем статусе, хотя она и увеличивает запретность происходящего. Старейшина Лянь неоднократно поучала нас относительно должного поведения для девушек и юношей, мрачно предупреждая о том, что могут возникнуть «опасные чувства». Вот только насчет возникновения каких-то чувств я не особо беспокоюсь. Они уже есть, несмотря на мое величественное заявление относительно платонических отношений.
