— Что она рассказала вам?
— Что он дошел до ручки, избил ее. Она всегда этого боялась. Как-то в припадке ревности он набросился на нее.
— Это Мишель вам сказала?
— Да, он однажды набросился на нее. Между прочим… — Она покачала в задумчивости головой.
— Да?
— Мишель сказала мне, что боится, как бы в один прекрасный день он не убил ее.
— Когда она вам это сказала?
— Это было вечером, на Хэллоуин. Мне это запомнилось, потому что когда она постучала в дверь, я решила, что это ряженые. А оказалось — опять Мишель, вся в слезах, рассказала мне, что Конг опять в ярости, орал на нее, угрожал ей…
— Угрожал ей?
— Верно, говорил, что если она посмеет только поглядеть на другого мужчину, он ей все кости переломает.
— И она поняла это в том смысле, что он убьет ее?
— Так она и сказала.
— Что он убьет ее?
— Или изуродует. Когда она пришла ко мне в то утро, в прошлый понедельник, у нее вся грудь была в синяках, нос сломан, зубы выбиты. Вот как он ее избил, знаете? Чтобы другим мужчинам она не казалась привлекательной.
— Понятно. Но вы слышали это только от Мишель, верно?
— Верно.
— А это показания, основанные на слухах.
— Что это значит?
— Это значит, что вы сами никогда ничего не видели и не слышали, что нет свидетелей, в присутствии которых происходило что-нибудь подобное. Никто не может доказать, что Харпер на самом деле был ревнивцем. Или что он был способен на такие жестокие поступки.
— Мистер Хоуп, если мужу взбредет в голову избить жену, он ведь не станет приглашать гостей, чтобы обзавестись свидетелями.
— Понятно.
Я замолчал. Салли решила, что разговор окончен. Она загасила сигарету и взглянула на настенные часы. В противоположном углу комнаты существо, претендовавшее на оценку в 10 баллов, начало выказывать признаки нетерпения.
— Вы давно знакомы с Мишель?
— С тех пор, как они поженились.
— А это было около полутора лет назад, так?
— Так. Приблизительно столько времени мы и были знакомы.
— А на ее свадьбе были?
— Нет, я познакомилась с ней уже после свадьбы.
— Свадьба была здесь, в Калузе, верно?
— Верно. Потом устроили большой праздник. У них в доме. По всей улице машины выстроились.
— А вас не пригласили.
— Нет. Мы с Конгом никогда не ладили, а я вам уже сказала, что в то время мы еще не были знакомы с Мишель.
Она снова посмотрела на часы.
— Еще несколько вопросов, — попросил я.
— Конечно, просто моя клиентка уже вся извертелась.
— Мне непонятно одно.
— Что?
— Если, как вы говорите, Харпер несколько раз угрожал Мишель и раньше…
— Так оно и было.
— Почему же, по-вашему, именно в этот раз его угрозы перешли в физическое насилие?
— Пойдите спросите у него, — сказала Салли. — Не думаю только, что вам повезет. Я ведь вам сказала: Конг не из тех, кто раскроет душу и сердце.
Перед моими глазами всплыла картина предварительного допроса в кабинете Блума, когда Харпер так искренне, из глубины души, сказал: «Я любил ее больше жизни». Я вспомнил о том, как безудержно он рыдал, закрыв лицо громадными ручищами, рыдал так отчаянно, будто сердце у него вот-вот разорвется.
Я поблагодарил Салли за то, что она уделила мне столько времени, и вышел из салона на яркое, слепящее глаза солнце.
Глава 5
Мой партнер Фрэнк абсолютно уверен в правильности своего прочтения закона Мэрфи: если вы собрались в отпуск, ожидайте неприятных сюрпризов, почти наверняка все полетит кувырком. Если у вас совершенно здоровая кошка, — как в данном случае у Дейл, — то у кошки внезапно начнется лихорадка с температурой 104 градуса, а ветеринар станет уверять, что для кошек это почти норма, у них обычно бывает 100–103 градуса, но тем не менее, потребует сделать серию анализов, чтобы выяснить причину лихорадки. Как правило, — объяснил ветеринар Дейл, а она повторила мне все это по телефону поздно ночью в понедельник, — лихорадки у кошек возникают после драки с другим котом или собакой, а у нас, в Калузе, еще и с енотом. Но Дейл настаивала на том, что ее Сассафрас — самое кроткое и безобидное существо из семейства кошачьих, он никогда не принимает участия в кошачьих разборках и не только не дерется, но даже не шипит на своих врагов. Тем не менее, в настоящий момент Сассафрас находился у ветеринара, а Дейл предстояло позвонить ему завтра, чтобы выяснить, как обстоят дела. А завтра — уже вторник, двое суток оставалось до Дня Благодарения, а через трое суток нам предстояло отправиться в Мексику. Дейл надеялась, что с котом все обойдется, потому что не могла и представить, как можно уехать в отпуск, оставив дома больное животное.
Это было в понедельник ночью, в 11 часов.
Во вторник утром, около восьми часов, громкоговоритель в Калузском аэропорту прохрипел, что мой рейс авиакомпании «Сануинг» в Майами задерживается на полчаса, до 9.00. Тем, кто не живет в Калузе, трудно представить, какая для нас проблема добраться отсюда до Майами, хотя на самолете это расстояние не более ста шестидесяти пяти миль. Наш скромный город обслуживает четыре больших авиалинии, но три из них: «Дельта», «Пан-Америкен» и «Юнайтид» вообще не летают отсюда туда. У «Восточной» авиакомпании пять ежедневных рейсов в Майами, но только один из них, в 9.48 вечера — прямой. На остальных надо делать пересадку в Орландо или Тампе. Удобнее всего лететь рейсом «Сануинга» (мой партнер Фрэнк, который привык к более комфортабельным и регулярным воздушным сообщениям на маршрутах Нью-Йорк — Бостон или Вашингтон, штат Колумбия, называет «Сануинг Шатл» «Сануинг Скатл»[18]), — это крошечная авиалиния, у которой по расписанию ежедневно три рейса в Майами и обратно. Полет занимает 1 час 25 минут, — если верить расписанию. Мой вылет, назначенный на 8.30 утра, был отложен, вылетели мы только в 9.20, — лишнее доказательство, если в этом еще есть необходимость, действия закона Мэрфи — Саммервилла.
Я прибыл в Майами около одиннадцати часов, на час позже того, что значилось в расписании, и немедленно позвонил в нашу фирму. Синтия Хьюлен сообщила, что окружной прокурор уже вручил Харперу вердикт Большого жюри о привлечении к уголовной ответственности (этот «сукин сын» не терял времени даром) и что Карл Дженнингз, который работал у нас, уже посетил того самого окружного судью, который ранее отказался выпустить Харпера под залог; неудивительно, что он отказал в этом еще раз, отложив на две с половиной недели срок судебного заседания. За это время нам предстояло подготовиться к процессу. За рулем такси, которое я поймал в аэропорту, сидел кубинец, не в пример лучше изучивший карту Гаваны, чем Майами. Целый час он отыскивал адрес, который я старательно написал ему на клочке бумаги, еще двадцать минут у него ушло на то, чтобы разменять в ближайшей бакалейной лавке двадцатидолларовую купюру. В четверть первого я наконец вылез из машины у дома Ллойда Дэвиса, где он и жил и работал.
Домишко Дэвиса был построен из тонких досок и выкрашен в зеленый цвет. Лужайка перед домом завалена всякими строительными отходами и, казалось, совершенно ненужным хламом, сваленным в кучу у стены дома, а также на заднем дворе. Чего здесь только не было: детали автомобиля и батареи, холодильники и бутылки, дачная мебель и водопроводная арматура и Бог знает что еще. Очевидно, все это богатство принадлежало Ллойду Дэвису. Собака неизвестной породы сидела на покосившемся переднем крыльце и ожесточенно скребла за ухом. Она едва удостоила меня взглядом, пока я взбирался по ступенькам к забранной сеткой двери.
Из глубины дома доносилась музыка — блюз в исполнении Билли Холидея. Звонка у дверей не было. Я осторожно постучал по деревянной раме, окружавшей порванную сетку. Никакого ответа. Я постучал еще раз, а потом крикнул: «Эй! Есть кто-нибудь?»
— Кто там? — раздался женский голос.
— Я ищу Ллойда Дэвиса, — ответил я.
Билли взял высокую ноту, дразняще поиграл с ней, голос его скользнул вниз и замолк.
— Отзовитесь! — крикнул я.
— Подождите минуточку, — ответила женщина.
Пластинка кончилась, из дома доносилось только шипение крутившейся вхолостую пластинки, потом наступила полная тишина. Я ждал. Внезапно за сеткой двери появилась женщина, лет тридцати на вид, одетая в выцветший шелковый халат, волосы ее небрежно собраны на затылке в неряшливый пучок, глаза с подозрением впились в меня.
— Вы по поводу велосипеда? — спросила она.
— Нет.
— Понятно, — сказала она.
— Я — адвокат, представляю интересы Джорджа Харпера, — объяснил я. — Мне хотелось бы повидать, если можно, мистера Дэвиса. Он дома?
— Здесь его нет. Он в гараже, — ответила женщина. — Я его жена.
