Стараясь не выдавать своего восхищения гостями, я стал развивать тему знаменитостей.
— Некоторые из этих звезд даже не были знакомы с Билли, — открыла она мне глаза. — Вообще ни разу с ним не встречались.
Внутри у меня все перевернулось, и я затряс головой в неверии, поражаясь такому цинизму.
— Да что вы говорите? — воскликнул я. — Кошмар! С другой стороны, знаете ли, он всей стране казался добрым знакомым. Когда человек знаменит, как Билли, он вроде старого друга для тех, о чьем существовании даже не подозревает.
— Нет, причина в другом, — улыбнулась она. — Они пришли, чтобы попасть на первые полосы газет. Чтобы засветиться на тусовке. Они здесь не ради Билли и не ради меня. Просто сегодня здесь можно прославиться.
Я поискал какое-нибудь уместное и одновременно философское выражение. И нашел:
— Блин!
— Расстроятся они позже, — добавила она, — когда купят журнал «Хелло!» и выяснят, что их все-таки не сфотографировали.
— Да, я заметил, что «Хелло!» помог организовать все в церкви. Значит, они и сюда пришли?
— Они предложили целое состояние за эксклюзивное право на съемку в церкви и на приеме Сказали, что, если захочу, я могу направить средства на благотворительность. Но я не согласилась.
— Совершенно правильно. Вульгарнейшая мысль! Ведь это же частные поминки!
— Нет, я не согласилась насчет благотворительности. Чего это ради я отдам все эти деньги, если надо за похороны платить?
— Э-э, точно, верно, я вас понимаю. Молодец!
Значит, похороны оплатил «Хелло!». Я слыхал, что журналы оплачивают звездам свадьбы, но похороны — это явный шаг вперед.
— И все-таки они должны быть довольны тем, как все вышло. Все эти звезды, несущие гроб… Обложка получится просто замечательная, верно?
— И все надо было организовать, ведь это же кошмар! — рассмеялась Стелла и закатила глаза. — Во-первых, в «Хелло!» сказали, что близкие покойного публике неизвестны и их надо заменить звездами, даже если Билли с ними и не был знаком.
— Боже мой! А вы возражали?
— Так ведь кто платит за музыку, тот ее и заказывает, — пожала она плечами. — Но потом было еще хуже. Представляете, шесть агентов и журналистов спорят, кто первым встанет у гроба?
— Очаровательно! И чем дело кончилось?
— В итоге верх одержал самый влиятельный журналист. А заместитель премьер-министра оказался сзади, — хихикнула она, почти наслаждаясь цинизмом ситуации.
Я хотел сказать ей что-либо в утешение, дать почувствовать, что на этих похоронах все же она — главное лицо.
— Ну, так или иначе, его проводили великолепно.
— Спасибо.
— И служба была неплохая.
— Хм.
И тогда у меня вырвались эти три слова:
— Ему понравилось бы.
Она взглянула на меня и изо всех сил изобразила вдовью благодарность за крохи соболезнования. Кроме всей горечи и боли, что несет смерть близкого человека, есть иное, неожиданное испытание, которое обязаны выдержать родные покойного: нескончаемый шквал клише. «Ему понравилось бы», — сказал я, а она улыбнулась и поблагодарила меня за теплые слова. «Нет, ему бы это не понравилось — вот что она должна была ответить. — Пышные похороны, за которые заплатил журнал „Хелло!“, — вовсе не то, что ему понравилось бы. Пожить еще лет сорок и спокойно умереть во сне, среди внуков — вот что ему понравилось бы». Конечно, у скорбящей вдовы нет права спорить. Хорошие манеры требуют любезного ответа, словно любой штамп — самые уместные, трогательные и сердечные слова.
Я подумал, не пора ли оставить ее в покое, сказал, что рад был познакомиться, и нехотя вернулся в геенну сплетен. Побыв там еще немного, неожиданно понял, что уже не получаю никакого удовольствия, а поскольку пришел сюда только за опытом и из любопытства, то сказал себе, что пора двигать домой.
— Джимми! А я вас повсюду ищу! — воскликнула Арабелла из «Санди таймс».
— О, привет.
— Слушайте, у вас есть карточка?
— Карточка? В смысле, открытка, что ли?
— Да нет же, карточка, визитка, с номером телефона.
— А, понял. Нет, не захватил сегодня.
— Просто я как раз собираюсь писать статью о ситуации на британской эстраде, вот и подумала, не рассказать ли в ней и о вас. «Юморист, отвергающий телевидение». Сначала-то я хотела писать о Майке Меллоре, но лучше, пожалуй, о вас, если можно, идет?
Знаю, нужно было как следует подумать и тщательно все взвесить, прежде чем соглашаться, но я не стал все тщательно и долго взвешивать, а решил легкомысленно и быстро.
— Э-э… ну да, пойдет, наверное, — пожал я плечами, и сердце в груди учащенно забилось. — Хотя придется кое-что поменять в графике выступлений, — брякнул я, но потом спохватился, как бы она не решила, что интервью для меня обуза, и ловко выкрутился: — Впрочем, всегда можно что-то отменить, если накладка выйдет.
Мы обменялись номерами мобильных телефонов, а потом фотограф из «Хелло!» велел нам отодвинуться, потому что мы маячили за спинами двух звезд, покорно позировавших перед камерой, и наши безвестные лица явно не украшали кадр. Повсюду сновали знаменитости помельче, которые пришли с единственной надеждой, что поминки поспособствуют их карьере. Неужели у этих выскочек такое непомерное эго, что они забыли о приличиях и уместности?
— Отлично, Арабелла, жду звонка! — сказал я, поворачиваясь.
«Статья об эстрадном юморе, — думал я. — Мое имя в „Санди таймс“. Вот это урожай! На таких похоронах я еще не бывал!»
5
27, проезд Вязов
Восточный Гринстед
Западный Суссекс
Англия
Дорогой Джеймс,
Сегодня леди Диана Спенсер вышла замуж за принца Чарльза, и за всей этой помпой и лоском крылась обычная семейная свадьба, зато это полезно для туризма. Чуть позже, когда объявили о помолвке, Диана прямо разрыдалась, потому что ей так надоело, что ее фотографируют, куда бы она ни пошла, но, думаю, к этому со временем привыкаешь. Говорят, дурной славы не бывает, но, по-моему, исключения есть, например Йоркширский Потрошитель, он теперь вряд ли устроится куда-нибудь шофером, раз про него все газеты пишут.[22] Но сейчас, когда ты знаменит, Джеймс, надо просто принять как факт, что пресса всегда будет совать нос в твои дела. Понятно, это утомляет, но, боюсь, эту цену придется платить: всех бесконечно и постоянно манит любая мелочь твоей жизни. И поэтому я не возражаю, что пока никто не проявляет ко мне ни малейшего интереса. Это даже и хорошо, ведь однажды я оглянусь назад и позавидую той спокойной частной жизни, которую веду сейчас. А сейчас мне пока что везет, я веду совершенно, безраздельно частный образ жизни, меня никто никогда не донимает звонками, никто мне не пишет и не хочет со мной встретиться все время, можно сказать, в любое время. Это для меня ценная пора, и я постоянно напоминаю себе, как мне повезло.
Когда имеешь дело с прессой, важно держать глаза открытыми, если тебя фотографируют. Просто «Гринстедский наблюдатель» — единственная местная газета, а вот профессионал с Флит-стрит[23] ни за что не опубликовал бы ту фотографию с летнего школьного праздника. Но даже если в газете напечатают групповой снимок, где ты с закрытыми глазами, помни, что, кроме тебя, до этого никому нет дела. Хотя в этом конкретном случае все в школе считали себя обязанными напоминать об этом по сто раз на дню, так что уже не смешно, даже если сначала и было бы смешно, а кстати, не было, если уж на то пошло. Просто это очень незрелое поведение.
В принципе, помни, что газетам нужны знаменитости, но и знаменитостям тоже нужны газеты. Это такие особые отношения, которые называются «обоюдными», где обе стороны нужны друг другу в равной мере.
Так или иначе, мне пора бежать, надо много еще успеть. Сегодня я собирался начать свой проект по Тюдорам, но решил лучше посмотреть королевскую свадьбу, это будет полезный сбор материала. Скоро опять напишу.
Искренне свой, Джимми.
«Интервью с Джимми Конвеем для отдела культуры „Санди таймс“, кассета первая». Моя интервьюерша произнесла эти слова в блестящий диктофон и положила аппарат на стол между нами. Красный огонек настойчиво подмаргивал. Я сообразил, что идет запись, хотя немного испугался, не встроен ли в диктофон детектор лжи, который зажигает красный свет всякий раз, когда я вру.
— Итак, Джимми, вопрос первый: как давно вы работаете профессиональным эстрадником?
«Э-э… если честно, я не профессиональный эстрадник. Я это придумал, потому что всегда мечтал быть кем-то важным. Увы, никем хоть чуть интересным или значительным я не стал, вот и решил наврать и притвориться, что я крутой комик, может, что-нибудь и выгадаю».
Такой ответ пронесся в моей голове, но я оставил его при себе — боялся, что это расстроит все интервью и разрушит дружелюбную атмосферу.
