— Дело в том, Дорин…
— Просто мне нужно поехать навестить брата, — зачастила Дорин, — он в больнице, в Брайтоне. Помнишь, я говорила, у него рак…
Подсаживая дрожащих собачонок, когда они перебирались через травяные джунгли, я думал: смогу я ли когда-нибудь достичь поставленной цели? Одиссею в его эпопее пришлось одолеть циклопа, провести судно через Сциллу и Харибду и противостоять чарующим голосам сирен. Но есть ли подвиг в преодолении препятствий, которые преграждают дорогу в каждодневном путешествии?
— Посмотрите, как наш герой отказывается проверять электронную почту, ибо у него стальная воля!
— О да, и подивитесь, с каким бесконечным мужеством бросает он вызов мэрии в споре о парковочном штрафе, несправедливо пришлепнутом на его «ниссан-санни»!
— Воистину зрите, как противостоит он в последнем бою великанше дважды-собакоголовой! Довольно ли могуч наш герой, дабы отказать ей в просьбе выгулять ее карликовых шнауцеров?
— Нет, видать, не довольно.
Одиссей возвращался домой двадцать лет; похоже, на создание эстрадного номера у меня уйдет не меньше. Но к выходным начало интермедии было готово, и я маятником вышагивал по гостиной. Вот что у меня получилось:
— Додо.[28] Ну и несуразная была птица! — Я сделал на полях тревожную пометку «злободневность?» и продолжил: — Вот и вымерли. Ну, вы меня простите, но кто виноват? То есть, типа, сами вы, додо, виноваты, вот что. Вы уж меня простите, но сами напросились. — Здесь возможен небольшой смех. — Ведь это же неспроста, значит, когда в гнезде сидела последняя пара додо, а моряки подумали: ну и что? Исчезнет эта птичка с лица земли навеки или нет, а поджарим-ка мы додо в апельсиновом соусе. Так? Ну, вы уж меня простите, это вам не конкурс хренов. — Я опробовал этот момент без ругательства, но тогда казалось совсем уж не смешно. — Слышь, додо, летать вы не умеете, зато вкусные. Я бы сказал, конструктивный недостаток, пиши пропало. Вот вы и вымерли. Переживете! Уступите место другим! — Тут я так резко тряс головой, словно сам не верил, какие эти додо смешные, и повторял: — Додо — птицы-недоделки! — как бы про себя, притворяясь, что подавляю очередной приступ смеха.
Я повторял и повторял эти строки вслух, и в моем голосе почему-то появился какой-то дикий акцент кокни, что-то между Бобом Хоскинсом и Диком Ван Дайком[29] в «Мери Поппинс». Я также решил, что если буду регулярно вставлять слова «типа» и «значит», у публики возникнет впечатление импровизации.
Ладно, хоть что-то уже написано, это воодушевляло, но все же оставалась проблема объема. Я засек время, и вышло, что до двадцати запланированных минут не хватает девятнадцати минут и двенадцати секунд. Может, чуть растянется, если будут много смеяться… Сказать по правде, я понятия не имел, как публика себя поведет. Пожалуй, все это напоминало додо.
Весь понедельник я провел на работе, а в перерыве Нэнси сообщила, что дочь вернулась в школу.
— Рад за тебя, — пробормотал я и добавил: — Слушай сюда. Додо были несуразные птицы, правда?
— То есть?
— Ну, додо. Вот и вымерли. Ну, вы уж меня простите, но кто виноват? То есть, типа, сами вы, додо, и виноваты, вот что. Вы уж меня простите, но сами напросились. Летать вы не умеете, зато вкусные. Я бы сказал, конструктивный недостаток, пиши пропало. Вот вы и вымерли. Переживете! Уступите место другим! — и я хихикнул.
С минуту Нэнси пристально меня изучала без намека на улыбку.
— Не поняла, ты это к чему?
— Просто очень смешная мысль, по-моему.
— Кому-то, может, и смешно, но додо — первое крупное животное, которое истребили люди, а теперь каждый год исчезают сотни видов.
— М-м, пожалуй, ты права.
Я опробовал номер на Крисе. Он озаботился:
— Додо? Вымерли? Когда это?
Ни Нэнси, ни друзьям я о своей ситуации не рассказал. Возможно, стыдился раскрыть глубину пропасти лжи, в которую пал, или же боялся сглазить выступление, — словом, решил пока попридержать. Не то чтобы я не сумел заставить Нэнси мне поверить: при такой щедрости натуры всегда найдется искорка веры для ближнего. Отрицательная сторона этой ее черты в том, что Нэнси патологически доверчива. Ее можно убедить, что Нарния[30] — бывшая советская республика и что принцессу Мишель из графства Кент зовут так, потому что ей не позволили взять другое имя после операции по изменению пола. Думаю, Нэнси даже нравилось, как я ее прикалываю, но вообще-то ее разыгрывали все. Как-то раз я застал Нэнси за тем, что она кладет в запеканку чайный пакетик — «для вкуса». Через несколько часов я с трудом убедил ее, что это не нормальная кулинарная практика, и много лет назад ее мама добавляла в тушеное мясо пакетик специй. Мама, видимо, просто пошутила, что это, мол, чайный пакетик, а Нэнси с тех пор готовила чайную курятину.
Я отложил на время номер с додо и убил в тот вечер пару часов, пытаясь родить что-нибудь иное. Как насчет моего знаменитого «рыбного» номера, ведь нью-йоркская «Вилладж войс» назвала его «„Эй, Джуд“[31] британской комедии». Рыбы же такие смешные, что можно сказать о рыбах?
— Вы никогда не замечали, значит, что у рыб все эти плавники, типа, разные? Есть спинной плавник, а есть, типа, грудной, тазовый, и еще хвостовой, и нижний. — Нет, суховато. — У большинства рыб есть анальный плавник. — Можно, пожалуй, вызвать дешевый смех. Ладно, вернемся к рыбам.
Я пытался вспомнить, как смешил друзей в пивной, но без контекста все это не звучало.
— В общем, в языковой школе, где я преподаю, есть одна здоровая девчонка из Германии, и мы всей гурьбой как-то вечером зашли в пивную, а она так это запросто влила в себя кружку горького и как рыгнет, а я говорю: «Эта твоя стажировка — просто деньги на ветер!» — Но ведь чтобы это оценить, надо там быть!
И тогда я разорвал верхний лист, и послал все к черту, и пялился в белую пустоту. Несколько раз я почти позвонил Арабелле и чуть было не попросил не приходить, статью выкинуть и забыть обо всем. Но тут подумал, что это шанс стать хоть кем-то; представил, как себя чувствует человек действительно значимый; вспомнил, как меня вопреки логике распирало от гордости, когда я перечитывал свои фальшивые американские статьи. Я ведь как никогда близко подошел к тому, чтобы действительно стать кем-то. Это меня и пугало. Потому что впереди ждал неминуемый провал.
Была, конечно, еще одна причина прославиться. С моей точки зрения, слава решила бы все проблемы. У меня уже несколько лет не было нормальных отношений с женщиной. Кому нужен учитель английского на полставки, тридцати с лишним лет, у которого за душой нет ничего, кроме нервной собаки и разрозненной коллекции мебельных ключей, скопившихся за годы сборки дешевой мебели? Общеизвестно — слава делает мужчину привлекательным. Достаточно контраста между полуобезьяной Билли Скривенсом и его потрясающей женой, чтобы понять, насколько Билли был знаменит. Слава — самое яркое павлинье перо на ярмарке женихов. Слава не просто дает статус, уважение, деньги и цель в жизни. Слава — избавление от вечного треклятого одиночества.
На следующий день я решил быть с собой построже и всерьез засесть за интермедию. Я заплатил Тамсин, чтобы она выгуляла за меня Бетти. Дочери Нэнси всего четырнадцать, но ее лицо лишено свежей невинности, свойственной большинству девочек в этом возрасте. По крайней мере, те части лица, которые еще не скрыты грудами металла. Все началось с комплекта заклепок в носу и пупке. Наверное, Тамсин кто-то подарил пару сережек, а она неосмотрительно всунула их в тело, толком не ознакомившись с инструкцией. А позже мать не сумела убедить Тамсин не подвергать губу, носовую перегородку, язык и брови выстрелам строительного пистолета, так что теперь за всеми этими тату и пирсингом оставалось очень мало чистых участков кожи. Лицо Тамсин на многие годы гарантирует рабочие места в сталелитейной промышленности Великобритании.
Моя псина — одно из немногих существ в Сифорде, которые не шарахаются от Тамсин, и скоро они уже ушлепали на пляж, а я получил час времени на творческие искания. Я таращился на страницу, нацарапывал полмысли, зачеркивал… И тут наконец-то клюнуло! К собственному изумлению, я действительно придумал шутку насчет рыбы! Скорей! Она на крючке, крути спиннинг, осторожней, заводи в садок… Но в этот момент раздался звонок в дверь, и мысль исчезла.
Вернулась Тамсин, и ей было охота поговорить. Уж не знаю почему, но Тамсин всегда желала обсудить свои проблемы, когда оказывалась рядом с моим домом. Нэнси предположила, что я ей вроде бы заменил отца, но, насколько я знаю четырнадцатилетних девочек, они с отцами не особенно разговаривают, и я не уверен, что хочу, чтобы Тамсин орала «Ненавижу тебя!», сбегала вниз по лестнице и хлопала дверью в ванную. В любом случае, она не разговаривала со мной прямо. Она преодолевала робость, притворяясь, что секретничает с Бетти, а я просто случайно оказался в комнате.
