Такой ответ пронесся в моей голове, но я оставил его при себе — боялся, что это расстроит все интервью и разрушит дружелюбную атмосферу.
— Ну, похоже, мне всегда удавалось смешить людей, — задумчиво начал я. — Впрочем, думаю, свой первый профессиональный контракт я получил, когда мне было восемь лет. Старший брат рассказал мне неприличный анекдот, которого я не понял, и обещал пятьдесят пенсов, если я повторю его перед всей родней на Рождество. У меня за это забрали два подарка, а деньги он мне должен и поныне.
По крайней мере, это была правда. И единственный раз, когда я почувствовал, что Арабелла мне не верит.
— Вы обнаружили, что юмор — хороший способ расправляться с задирами в школе? Что вместо драки можно отразить агрессию, рассмешив их, и юмор стал вопросом выживания, так сказать, в джунглях детской площадки?
— Да в общем, нет.
— Интересно, потрясающе. — И она сделала пометку, словно психиатр, записывающий важнейший факт из тайной жизни пациента.
Такое внимание пробуждало чувство собственной значимости. Когда я заказал кружку «Гиннесса», Арабелла спросила:
— А вы, кстати, не ирландец, Джимми?
— Да нет, просто тут не подают горькое пиво в розлив, вот и взял «Гиннесс».
— Ясно, ясно… — Она со значением кивнула, будто я только что поведал о главном переживании детства: как моя мать занималась любовью с вожатым отряда бойскаутов.
Мы сидели в лондонском клубе, с огромными креслами и очередными официантками-лилипутками. Арабелла здесь была «членом-основателем», что бы это ни означало, а я — зевакой-новичком, которому приходилось сдерживать себя, чтобы не польститься на дармовщинку и не пойти от стола к столу, собирая фирменные спички, которые лежали в пепельницах. Арабелла позвонила мне через пару дней после похорон и сказала, что хочет всю статью написать про меня одного — в связи с моим «возвращением из Штатов». Она произнесла это так, как если бы «Битлз» решили воссоединиться.
— Когда вы свободны? — спросила Арабелла.
— Сейчас, дайте подумать… — Я уставился в арктическую белизну моего ежедневника.
— Я смогу только в следующий четверг, — вставила она. — Как насчет четверга?
Вот незадача, у меня как раз на следующий четверг были планы. В Новой Зеландии праздник — День Вайтанги![24] Выходила накладка, но я был уверен, что выкрою время.
— Четверг пойдет, — сказал я.
— «Дом Сохо» вас устроит? По опыту знаю, обычно люди предпочитают встречаться в центре города.
В центре города? — подумал я. Какого такого города? В жизни не слыхал о клубе «Дом Сохо» в центре Сифорда, факт. Может, это «Королевский Британский Легион», но я туда недавно бросил ходить, знаете ли, там отираются все пижоны и позеры массмедиа. Но я быстро догадался, что Арабелла имеет в виду город по имени «Лондон», который у всех на слуху. Мы условились о времени, и вот в четверг я поехал в столицу и направил стопы в район Сохо, чтобы найти там некий Дом.
— А правда ли, что юмористы в душе очень грустные люди? — спросила Арабелла, многозначительно грызя кончик карандаша. — Просто это моя маленькая теория, — добавила она.
— Хм, занятно. То есть как в той песне — «Слезы клоуна»?
— Именно. «Слезы клоуна» — отличный заголовок, — сказала она, склоняясь к диктофону. — Ведь меткие строки, как по-вашему? Помните? «Шутки, и позы, и смех сквозь слезы…»
— Это уже из «Следы моих слез». Кстати, о музыке, как вы думаете, не стал ли эстрадный юмор новым рок-н-роллом?
Уверен, я читал эту фразу где-то раньше, но вежливость и позитивность стоили мне таких усилий, что я, возможно, перестарался со штампованной оригинальностью. Похоже, Арабелле моя любезность очень польстила. Она сказала, что ни разу не встречала столь скромного артиста.
— Ладно, теперь вопрос на шестьдесят четыре миллиона долларов. (Я внутренне подобрался, поскольку ее ухмылка сулила появление козырного туза.) Откуда вы берете идеи?
Неужто это и есть вопрос на 64 миллиона долларов? По-моему, не тянет и на 6,4 фунта.
Арабелла объявила, что пора пить кофе, и я с благодарностью согласился составить компанию.
— Будьте добры! — позвала она официантку. — Можно нам два капуччини. — Не «два капуччино», а «два капуччини». Видимо, по-итальянски так звучит множественное число. Подумать только, а я-то всю дорогу ошибался!
Согласившись на интервью, я перешел свой Рубикон преднамеренного обмана. До того момента любое мое вранье было спонтанным и неотрепетированным, зачастую просто спровоцированным ожиданиями других людей. Но когда позвонила Арабелла и сказала, что хочет всю статью написать про меня одного, я был настолько польщен и восхищен, что согласился привезти несколько статей о себе из американской прессы. А позже, поразмыслив над внезапно возникшей проблемой, понял, что бездумно покинул родную стихию. Кем я был? Никем, желавшим немного погреться вблизи чужой славы. Вот им-то мне и полагалось оставаться.
Но следующим вечером я сидел дома в Сифорде и смотрел старый черно-белый фильм под названием «Все о Еве»,[25] который стал для меня откровением. Мы наблюдаем за взлетом великой звезды, а она добилась успеха мошенничеством. Фильм о славе снят в Голливуде и повествует о том, как это делается. Просто обман. И внезапно все стало так ясно.
Как наивно я верил все эти годы, что такой ценный товар, как слава, достается по заслугам. Да ничего подобного! Славу безжалостно расхищают, воруют, угоняют — а почему бы и не подделать, как в моем случае? «Фальшивая слава» — разве это возможно? А если все блефуют? Если все врали и жульничали, чтобы прорваться на собрание знаменитостей, а там быстро смешаться с остальными гостями? Ведь стоит оказаться среди звезд, и ты в дамках: ты уже по умолчанию подлинный. Как миллионерам, которые украли свои первые десять тысяч, — так и всем остальным просто нужна фора.
Поэтому через несколько дней я распечатал ряд статей, которые якобы опубликовали обо мне американские газеты. Статьи, над которыми я корпел все выходные. Я не сумел придумать шуток, чтобы рассмешить читателей, но в каждой заметке упоминался мой знаменитый «рыбный» номер. В принципе, что касается творчества, к которому я всегда стремился, то, похоже, наконец-то я нашел свое призвание. Чтобы составить подробный отчет о своем успехе, нужно было проявить все свои творческие способности. Вставить свою писанину в страницу, скопированную с вебсайта «Нью-Йорк таймс», было достаточно просто, зато на фотографии, которые попросила позже Арабелла, ушел весь вечер. И вот меня обнимает Билли Кристал, а Стив Мартин смотрит на меня и смеется над моей забавной физиономией, которая неизменно повергает всех в хохот. Понадобилось все мое умение и адское терпение, чтобы цифровым образом обезглавить неизвестного американского продюсера, который занимал центральное место на фото, найденном в Интернете. С помощью графического редактора я импортировал собственную бесталанную голову из своего фотоальбома, а тщательная ретушь и изменение размеров довели фото до совершенства. Мы с Билли Кристалом старые приятели, ведь объектив не лжет, верно? К встрече с Арабеллой я сочинил себе целую карьеру в Соединенных Штатах (а позже добавил «и Канаде» — эта мелочь, казалось, придала правдоподобия). Люди ворчат, что теперь общество больше занято показухой, чем сутью. Что ж, я решил совсем обойтись без сути: у меня будет сто процентов показухи и ноль процентов сути.
Материалы, которые я вручил Арабелле, сразили ее наповал. Она обвинила меня в том, что я зарываю талант в землю. Я чуть было не ответил: «Да ничего я не зарываю, нет никакого таланта, сплошная земля», но вместо этого подробно изложил причины, по которым избегаю телевидения, чувствуя, что в этом моя изюминка. В рамках своей антикоммерческой философии «назад — к корням эстрадного искусства!» я объяснил, что завоевал репутацию в Штатах благодаря своим внезапным появлениям в самых разных местах и спонтанным импровизациям; я никогда, мол, не объявлял о концерте заранее и не поддавался честолюбивому соблазну обзавестись личным шоу в престижном театре. Мое появление всегда сюрприз, всегда награда. Так, доверительно поделился я, меня нельзя цинично продать, меня не могут умыкнуть агенты и толстосумы отрасли. С восторгом наблюдая, какое впечатление все это производит на Арабеллу, я быстренько вставил, что тем же самым занимаюсь и здесь. Клубы мне не платят заранее, и моего имени не найти в журналах, и все же, скромно признал я, моя репутация растет среди широких масс, которые любят меня больше всего, — вот мои почитатели. И вручил ей еще одну свою фотографию, на сей раз на сцене лондонского «Комеди Стор»,[26] где сквозь дымку в воздухе можно было видеть подлинный восторг на лицах зрителей, корчившихся от смеха, пока я бесстрастно стоял перед микрофоном.
