Дежурный отнесся к сообщению хладнокровно. Когда ежедневно имеешь дело с убийствами и катастрофами, абсурдный захват поезда метро, несмотря на всю эксцентричность события, кажется почти заурядным происшествием.
Дежурный тут же связался по радио с патрульными машинами на 13-м и 14-м участках, приказав выяснить подробности и немедленно доложить. В докладе будет содержаться код, обозначающий, какие силы требуются для урегулирования ситуации: код 1041 – сержант и 10 патрульных, 1042 – сержант и 20 патрульных, 1047 – 8 сержантов, 40 патрульных плюс высшее начальство.
Менее чем через две минуты одна из патрульных машин доложила:
– 14-й – Центру. У нас красный уровень.
– Понял вас, – сказал диспетчер. – Красный уровень.
Лейтенант Прескотт в это время уже связался с шефом Транспортной полиции Костелло, а тот, в свою очередь, созвонился с комиссаром Департамента полиции Нью-Йорка. Комиссара поймали уже в аэропорту: он собирался лететь в Вашингтон на совещание в министерстве юстиции. Комиссар распорядился поднять по тревоге отделы специальных операций Бруклина и Бронкса.
На вооружении полицейского спецназа были ручные пулеметы, автоматы, дробовики, слезоточивый газ и снайперские винтовки с оптическими прицелами. Большая часть оружия – двадцать второго калибра, что сводит к минимуму опасность рикошета.
Несколько грузовиков и микроавтобусов доставили полицейских к месту преступления. За исключением десятка детективов в штатском, все были в форме. В больших и сложных операциях сотрудники в штатском используются редко и стараются не маячить на первом плане, поскольку их случайно могут принять за преступников. Всего к делу было привлечено более семисот полицейских.
В воздухе завис полицейский вертолет. Руководил операцией начальник полиции округа Южный Манхэттен. Его управление располагалось в здании Полицейской академии в десяти минутах быстрой ходьбы от места происшествия. Тем не менее окружной инспектор прибыл на место не пешком, а на машине без номеров и опознавательных знаков.
Уэлком
Небрежно держа «томми» стволом вниз, Джо Уэлком глазел в туннель через стекло задней двери. Туннель, темный и призрачный, выглядел жутковато. Уэлком вдруг вспомнил, как он однажды ночью приехал на карнавал, а там все уже закончилось. Эта безжизненность раздражала его. Он рад был бы увидеть хоть лист бумаги, гонимый сквозняком, или даже одну из тех крыс, которые, по словам Логмэна, живут в туннелях. В крысу бы он пальнул – какая-никакая, а развлекуха.
Караулить пустое место – от этого можно было взвыть. Когда они обдумывали заварушку и Райдер распределял задания, ему выпало «обеспечивать безопасность тыла». Оказалось – скучища. Не то что бы там, в другом конце, было очень увлекательно – сторожить кучку до смерти напуганного быдла, – но Стивер хоть немного развлекся, дав в репу тому умнику-ниггеру.
С тех пор пассажиры вели себя как ангелы, даже почти не шевелились. Лонгмэну и Стиверу ничего не приходилось делать, просто стоять там. Он бы предпочел, чтобы заложники начали сопротивляться, попытались бы что-нибудь выкинуть. Но едва ли у них получится: превратятся в бифштекс, не успев поднять свою задницу хотя бы на шесть дюймов от сиденья. Уж Стивер об этом позаботится. А Лонгмэн – не факт, кстати, что сможет пристрелить кого-нибудь. Лонгмэн корчит из себя мозг операции, а на самом деле – жирный придурок, да еще и трус. Вот Стивер – не трус, зато мозгов у него явно не хватает.
Уэлком покосился в сторону телочки в сапогах и мини-юбке. Аппетитная штучка. Сидит, закинув ногу на ногу, покачивая белым сапогом. Он ощупал взглядом ее ногу, вверх, к открытому бедру в розовых колготках, которые, если чуть прищуриться, выглядели как обнаженная кожа. Можно подумать, она этого не знает! Он дорисовал невидимое: миленький кустик черных волос, и щелочка, похожая на перевернутый ротик. Если только будет возможность, он вдует этой сочной сучке.
Джо, да ты псих ненормальный! Ему говорили это столько раз, что, может, это и правда. Ну и что такого? Живу как хочу и получаю кайф от жизни. Псих? Наверное: кто ж еще будет думать о киске во время заварушки на миллион баксов! Может, через час никого из них уже не будет в живых – и о чем же должен думать в такой момент нормальный мужик, если не о киске? О карьере, что ли?
О «снова выглянул в туннель. Пусто. Пара зеленых сигналов, несколько синих огней… Чего Райдер там так долго возится? Сам Джо любил быстрое действие: вошел-вышел, никакого ожидания, никаких сложностей.
Райдер. Он был не в восторге от Райдера, но отдавал должное его организаторским способностям и железной выдержке. Даже в Организации, где были свои понятия о дисциплине, не говоря уже о патриархальном уважении к старшим, люди хладнокровием не отличались. Сицилиец – он и в Нью-Йорке сицилиец. Макаронники, одно слово – крикуны и паникеры. А Райдер ни разу за все время голоса не повысил.
Джо, хоть и сам итальянец, макаронников не сильно любил – а то не сменил бы имя. Он вспомнил, как судья спросил его, знает ли он, что Джозеф Уэлком – это прямой перевод итальянского имени Джузеппе Бенвенуто. Спасибо, а то я не знал, все ждал, когда какая-нибудь жидовская морда сообщит ему об этом. Люди потешались над его именем практически со дня его рождения. Единственной, кто этого не делал, была мисс Линскомб, а потом и эта сука взъелась на него.
Мисс Линскомб, учительница латыни, влепила ему ноль в четверти. Вот уж анекдот так анекдот – Джузеппе Бенвенуто, с его латинскими предками, получил по латыни самую низкую оценку в истории школы, ноль, дырку от бублика. Но вот чего никто не знал – так это почему она это сделала.
Как-то она оставила его после уроков, и он решил, что учительница к нему неравнодушна, и ну к ней подкатывать. Она позволила ему положить руку ей на грудь, поцеловала его, засунула язык ему в рот, но когда он вошел во вкус, и расстегнул штаны, и попытался положить ее руку на свой член, она вдруг начала ломаться: «Джузеппе! Как вы смеете! Немедленно оденьтесь!» – и повернулась к нему спиной. Но он уже разошелся. Крепко обхватив ее за талию, он стал тереться членом о ее маленькую крепкую попку. Она вырывалась, но своими движениями лишь усилила его желание, и в результате он кончил ровно за полминуты. Прямо на спину ее платья!
Она не могла заявить на него в полицию – слишком многое пришлось бы объяснять. Поэтому она решила отомстить, поставив ноль по латыни. Удивительно, как хорошо он до сих пор ее помнил: неброская, бледноко-жая протестантская сучка, маленькие сиськи с острыми сосками, обалденные ноги и эта маленькая вертлявая попка. И тут до него впервые дошло, что, может, ей и не обязательно было так уж крутить тогда задом, ведь она и так могла вырваться без особых усилий. Может, единственной причиной, почему она так взбесилась, было то, что он кончил ей на платье?
Впрочем, какая теперь разница. Обратно кино не прокрутишь.
Ребята из Организации тоже цеплялись к его имени – у них была слабость ко всяким смешным прозвищам, и в тот единственный раз, когда он засветился в прессе – дело о попытке изнасилования потом закрыли за недостатком улик, – газетчики окрестили его Джузеппе «Джоуи Уэлком» Бенвенуто. Это было за несколько недель до того, как он отколол номер, из-за которого его выгнали.
Ему приказали припугнуть двух парней, а он вместо этого пришил их. Да какая разница? Он просто хотел честно отработать свои деньги, и все. Но крестный отец был крайне недоволен. Дело, конечно, не в парнях, которых Джо пристрелил, а в том, что он не повиновался приказу. Дисциплина, мать их! А он, вместо того чтобы признать свою ошибку и вымолить прощение, возьми и наговори им кучу всякого вздора. И не успел опомниться, как получил пинка под зад. Надо же, выгнали из мафии!
Но при этом и пальцем не тронули – так что, может, все это и брехня насчет того, что из Организации можно выйти только вперед ногами. Однако он этого очень боялся, и – как знать – если бы не дядя Джимми, влиятельный капо, так над ним, может, чего-нибудь и учинили бы.
Да пошли они все в жопу! Без них обойдемся. Он и сам прекрасно зарабатывает на жизнь, а если нынешнее дельце выгорит, то поимеет на нем сотню кусков, а это больше, чем многие макаронники в Организации зарабатывают за десять лет.
Он устал таращиться в туннель, у него слезились глаза. Промокнув их нейлоном маски, он снова окинул взглядом пустые пути. Но что это? – они вовсе не пустые! Вдалеке – он даже прищурился, чтобы лучше видеть, – вдалеке кто-то идет по путям, прямо к их вагону!
Анита Лемойн
На кого-то другого автоматы, возможно, и производят впечатление, но Анита Лемойн их не боялась. Никто ее не тронет. Других – может быть. Крикливый негр уже огреб по роже, но ее не тронут. Время от времени Аните, конечно, попадались мужчины, у которых она не вызывала никаких эмоций, но это случалось далеко не каждый день. Даже если мужчине она не нравилась, пара унций плоти между ног выдавала его. И какими бы лихими ни были эти террористы, они не станут просто уничтожать или портить ценный товар. Так что Анита не была напугана – лишь раздражена: если вся эта хрень не закончится как можно скорее, это влетит ей в копеечку.
