наиважнейших мероприятий. Дом в чрезвычайно сложном состоянии, следует срочно произвести ряд работ во избежание дальнейшего обветшания.
– Та-ак.
– Далее, список необходимых сотрудников, в первой колонке – постоянные, во второй – временные. Потребное для поддержания хозяйства оборудование...
– Дай-ка, – я взял тетрадку, полистал, показывая дядьке развороты. Посмотрел на него вопросительно. Пахом кивнул. Я вернул тетрадь и спросил: – Как зовут?
– Лапшин, Фёдор Ильич.
– Фёдор, значит. На кого до сих пор работал?
– Извольте, – Фёдор протянул лист, исписанный до половины. – Все мои должности, начиная с помощника приказчика, с четырнадцати лет. Далее – помощник управляющего поместьем. Последняя – управляющий городским особняком купцов Прилучиных в Омске. Имею также соответствующий диплом, окончил вечерний институт.
– А чего в столицу потянуло? Или платили плохо?
– Платили достойно, по шестисот рублей в месяц, тут я не жаловался. Тут дело семейное вышло. Супруга моя – она весьма неплохой врач по... женскому направлению – получила приглашение на хорошую должность в Московский императорский госпиталь. Да и для детей по части обучения здесь больше возможностей. Вот, решили перебраться.
– Детей сколько?
– Двое, мальчики, восьми и шести лет.
– Понимаешь, что селить семью пока негде?
– За это вы не беспокойтесь, на первое время их приютили родственники.
– М-хм, – я повернулся к дядьке: – Что, Пахом, почём нынче в столице управляющим платят?
Дядька огладил бороду:
– На бирже сказали: от пяти сотен до восьми, если дом большой, солидный.
– Будем считать себя солидными, – я сплёл пальцы шалашиком. – Но сперва хотелось бы посмотреть, каков ты, Фёдор, в деле. До конца августа у нас две недели осталось. Двести пятьдесят рублей на этот период тебе кладу. Да на сентябрь пятьсот. Однако если к концу сентября фасад дома, мои покои и первый этаж приобретут достойный жилой вид, выплачу такого же размера премию. В деньгах можешь себя не ограничивать, людей для работ нанимать в любых количествах, главное, чтоб сделано было хорошо. Если работой останусь доволен, с октября подниму жалованье до восьмисот. Премиальные по ситуации. Как тебе такое предложение?
В глазах управляющего словно зажглись лампочки и закрутились колёсики вычислительных машинок.
– Весьма щедрое предложение, ваша светлость!
– Тогда по рукам!
Я протянул руку, и Фёдор торжественно её пожал.
Я думал, что на этом всё, но Пахом внезапно вытащил какие-то бумаги, они начали заполнять договора и расписки, привлекая меня время от времени для подписи.
Эк, потомки, как у вас заморочно-то всё...
Меня снова начало мутить, да ещё голова заболела. И тут явился мой мелкий любопытный ангел.
– Стеша! Притащи-ка бутылёк из тех лечилок, что мы с тобой на завтра купили.
Она обернулась пулей, привычным жестом распечатала крышечку и сочувственно спросила:
– Плохо?
– Ужас как. Тяжёлое снадобье оказалось.
– Я вам ещё тогда принесу, вдруг ночью накатит?
– Тащи!
Пахом подсунул мне последний лист. Подписал.
– Всё, ужинать не буду, худо мне. Отлежусь. А ты, Фёдор, пройди со мной, денег тебе выдам на первое время.
САМОБИЧЕВАНИЕ
Да, иначе как самобичеванием предстоящий день я назвать никак не мог. Предвкушая побочные эффекты от укола, я постарался поесть с утра. Эк вчера мне дурно было, даже сны с девицами не снились, мда.
Ушли мы сегодня довольно рано, первым делом завернули в аптеку, аптекарша мне поставила укол, за что я её порадовал ещё одной трёхрублёвой бумажкой. Потом подзарядился – и во вчерашний павильон. И умирать от перенапряжения!
Настроение у меня, честно сказать, было так себе, пока перед самым обедом, на исходе припасённых сорока лечилок, моя измерительная плитка не показала вдруг рост! Пропускная способность каналов выросла на единицу!
– Тринадцать! – радостно запищала Стешка.
– Ну вот, пошло дело! Теперь можно и отобедать.
– В «Три медведя» пойдём?
– А на другую не хочешь посмотреть? Там неподалёку «Птица Сирин», к примеру.
Мы неторопливо пошли на заслуженный отдых.
Со Стешкой мне неожиданно понравилось общаться – как с племяшкой, что ли. Я ведь, когда уходил, сыну едва десять исполнилось, а дочка даже чуть помладше Пахомовой внучки была. Умом я понимал, что они давно уж выросли, детей родили... а сердцем тосковал. И тут – Стеша, забавная и непосредственная, живая чистая душа.
– Дмитрий Михалыч, сюда? – она уже дёргала дверь с привешенным к ней бронзовым колокольчиком.
– Заходи, место выбирай.
«Птица Сирин» оказалась кофейней. Супов здесь не предполагалось, зато выпечки всякой было навалом.
– Степанида, а как ты отнесёшься к замене супа на пирожки с мясом?
– Очень даже отнесусь! – бодро отрапортовала Стеша. – А это что за цветочки?
Что за цветочки, я и сам понимал не очень, и поэтому слегка улыбнулся буфетчице, выжидающей нашего решения по ту сторону витрины:
– Девушка, объясните, пожалуйста, моему лекарю, что это за дивные блюда. Мы купим всё, что Степанида выберет. И два чая с лимоном.
Подозреваю, что кроме кисловатого чая больше ничего я в себя впихнуть не смогу. Плющило меня здорово, ещё ядрёнее, чем вчера.
07. ТЕПЕРЬ ТЫ БОЕВОЙ
ИСПЫТАНИЯ
Неделя изнурительных тренировок с одной стороны здорово меня подкачала (если сравнивать с мизерным первоначальным уровнем), а с другой – разочаровала страшно. Я колол отвратительные уколы, от которых способность принимать пищу пропала совершенно, ругал своё истончившееся и одновременно съёжившееся ментальное поле, не способное сколько-нибудь эффективно канализовать пространственную ману, я сотни раз на дню падал и вставал... и всё зря. Несмотря на все старания, и даже на то, что в день испытаний я снова пришёл на тренировки, снова поставил этот омерзительный укол и четыре часа изводил себя надсадными усилиями, минимальные условия мне выполнить не удалось.
Декан Болеслав смотрел на свою измерительную установку, хмурясь и покусывая губу.
– За неделю на семёрку – это очень хороший показатель. Ёмкость, глянь, даже двадцать четыре. Но пропускная девятнадцать... – он покачал головой. – Не имею права.
На этот счёт у меня был последний козырь, который – может быть – сработает:
– Я имею право на полигонные пробы. Учитывая мой уровень, это не займёт много времени.
Болеслав усмехнулся:
– Ну, что ж, если у тебя получится меня удивить...
