Кайзер оказался тем еще живчиком — перешагнувшим через полувековой рубеж мужчиной с сединой на висках, высоким, порывистым, с глазами навыкате. Левую, полупарализованную еще в материнской утробе руку, он прижимал порой к животу, но старался делать ей многие вещи, так что на врожденный физический недостаток внимание собеседника не заострялось. Да к тому же Вильгельм был изрядные позер — но артист из него был неважнецкий, хотя кайзер старался с вдохновением, произнося трескучие речи о германско-российском союзе. Как-то подзабыв при этом об историческом «дранг нах остен», и о «цивилизаторской миссии» немцев в деле «окультуривания» славян. Последних вообще рабами считали, есть такое слово «склавен», удивительная созвучность. Фок не поленился — перечитал речи кайзера в германских газетах и сделал вывод, что «брат» Вилли из той породы людей, что умеют на лету переобуваться.
Однако с ним кайзер вел отнюдь не покровительственно, наоборот — почтительно и сдержанно, даже живот втягивал. С точки зрения Вильгельма произошедшая с Фоком метаморфоза как нельзя лучше свидетельствовала о «величии тевтонского духа» — мечом своим отвоевал себе богатое царство-государство, с которым все вынуждены считаться. Да и самый старший он был по возрасту среди собравшихся на тайные переговоры трех монархов — Вилли моложе на 16, а Сандро на 23 года.
— Тебе достаточно наших гарантий?
Вопрос Александра Михайловича не повис в воздухе — кайзер на него утвердительно кивнул, наклонив голову, его усы встопорщились. Фок не сомневался, что умные головы в рейхе еще месяц тому назад прикинули все возможные перспективы и будущие выгоды, соотнесли их с проблемами, и сделали однозначный вывод о пользе «бунда», или «альянса», как любят красочно выражаться в Париже.
Поставки сырья обойдутся не бесплатно, но по «божеским ценам», и бесперебойно. Причем, германские промышленники войдут в разработку месторождений на паях, имея при этом твердую долю. Да, придется строить в России и Маньчжурии новые заводы в кооперации с местными предпринимателями, но эти страны представляют настолько огромный рынок по сбыту продукции, что лет двадцать его придется насыщать, перед тем как на мир нахлынет «Великая депрессия».
Да и грянет ли она в принципиально иной ситуации, ведь САСШ могут и не быть в числе победителей, вот в чем вопрос?!
Рейх лишних денег не имеет, в отличие от ростовщической Франции, но в долгосрочные проекты, рассчитанные на извлечение прибыли в течение десятилетий готов вложиться по полной программе. К тому же в отличие от тех же французов, англичан, американцев и прочих там бельгийцев, не будет «заколачивать деньгу», выжимая все возможное, и выводя полученную прибыль за рубеж, как это делают заимодавцы.
Нет, немцы будут вкладываться технологиями и оборудованием на паях, и развивать производство в России, присылая специалистов и работников. Прибыль, конечно, будут выводить, они не филантропы и считать умеют хорошо, да и рейх нуждается в постоянном поступлении доходов. Но большая часть пойдет на развитие производства, строительства инфраструктуры, развития логистики — того, что крайне необходима для добычи и переработки сырья на месте. А это неизбежный рост экономики России, создание множества рабочих мест, и как следствие индустриализация со своим неизбежным спутником — урбанизацией, или ростом городов.
Так что год за годом, но страна будет постепенно развиваться, пойдет рост благосостояния, а то положение общинного крестьянства ужасающее — нищета, малоземелье, примитивная обработка земли, забитость властями, неграмотность и невежество, постоянное недоедание.
И при этом с них дерут три шкуры!
Нельзя сказать, что правительство не предпринимало мер, но по большому счету ситуация была почти тупиковой. Даже если изъять помещичьи земли или выкупить их, несмотря на то, что усадьбы многократно заложены-перезаложены в банках, а потом разделить их между дворами, то ситуация улучшиться ненамного.
В той истории, как знал Фок, Столыпин пошел на сознательное разрушение общины, желая выделить из нее активно-хозяйственное население, тех самых богатых крестьян, которых односельчане называли «кровопийцами» и «кулаками». Реформа проводилась не в интересах «сирых и убогих», как выразился премьер-министр, а для «крепких хозяев». А то, что раньше последних сама община заставляла вкладываться в обеспечение немощных, и тем самым поддерживала социальную стабильность и лояльность властям, Петра Аркадьевича не беспокоило — ведь он рассчитывал на «двадцать лет мира», а после данного периода Россия кардинально изменится.
Святая наивность — кто же даст такой срок стране, что потерпела поражение от каких-то японцев?!
Ведь одной из причин возросшей агрессивности германии и Австро-Венгрии стало как раз подписание Витте унизительного Портсмутского мира, после чего по всей Европе стало ходить крылатое выражение — «с Россией никто не считается»!
Все правильно — горе побежденным!
Но теперь ситуация принципиально иная — победа принесла весомые политические дивиденды. Даже Вена не рискнула официально присоединить, то есть аннексировать, оккупированную Боснию с Герцеговиной. А это и был тот «кусок», который можно было засунуть ей в пасть, чтоб подавилась, и при этом решить свои проблемы.
И революции не произошло в том виде, в которой оная произошла в иной реальности. И можно было пойти на реформы сверху, а не на вынужденным уступкам. А потому неизбежно не отвечающим интересам и чаяниям ни одной из сторон острого социального конфликта.
С избыточным крестьянским населением необходимо было решать как можно быстрее. Но не разрушать общину, зачем портить хороший полицейский инструмент в период нестабильности государства. Отток крестьян в города шел, пусть и недостаточный. Зато такие переселенцы теперь лишались общинного пая — земля принадлежит тем, кто ее обрабатывает. А на пустующие земли Сибири, богатейшие недрами направили переселенцев, по Столыпинской аграрной реформе — неизбежная мера, у истории огромная инерция, обусловленная целым рядом причин.
Вот только ехали не бедняки за лучшей долей — община начала «выдавливать» кулаков и зажиточных середняков, которым по приезду выделяли такие земельные паи, что переселенцы шалели от собственных чуть ли не «помещичьих латифундий». Массово стали переселять казаков с Дона и Кубани, те люди служивые, сильно не роптали, благо на новых местах получали всевозможные пособия и льготы. Тем самым можно было вписать в сословие проживавших там «иногородних», хорошо знакомых с казачьим укладом и бытом. А увеличить казачество было делом необходимым — за счет сокращения тех, кто выходил на службу конными, кардинально увеличилась численность пластунов, то есть казачьей пехоты, снаряжение которых на службу обходилось в пять раз дешевле. А в будущих войнах России именно эти потомственные профессионалы должны были играть значимую роль. И такой момент настал именно сейчас…
— Сандро, если мы объединим наши усилия, то неизбежно победим Англию, заставим считаться с нами остальных. И дав
