допускает, что может существовать и более быстрый, чем у него, конь. А человек, безмерно гордящийся своим делом, более не расширяет его, так как не видит, что его можно развернуть еще шире. И, вообще, если кто-либо не прибавляет ничего к имеющемуся у него, то оно непреложно становится ущербным, а сам он отстает от себе подобных и равных, ибо те, если они, разумеется, не являются людьми себялюбивыми, будут стараться постоянно увеличивать имеющееся у них, а потому расти и возвышаться. Тем самым они скоро превзойдут тщеславца, а он же отстанет от них. Избавиться от тщеславия можно, если человек возложит оценку собственных пороков и достоинств на другое лицо, о чем мы уже сказали выше, когда рассуждали о необходимости знания человеком своих изъянов, и если он не будет сравнивать и сопоставлять себя с людьми подлыми и низкими, не обладающими ничем из того, что составляет предмет его гордости собой. Иначе он окажется в городе, где все жители таковы.
Воистину в том, что предостережет себя с этих двух сторон, с каждым днем все чаще будут появляться мысли, благодаря которым душа его будет больше склоняться к преуменьшению своих достоинств, нежели к их преувеличению и самолюбованию. Таким образом, человеку не следует считать себя в душе столь важным и великим, чтобы показать себя в глазах других превосходящим в чем-либо себе равных, но и не умалять свое достоинство и не унижаться, дабы выглядеть в чужих глазах ниже их и других подобных себе людей. Если он будет поступать именно так и исправит свою душу, то избавится от высокомерного и мерзостного унижения. И тогда люди назовут его человеком, знающим себе цену.
Того, что мы расскажем по этому поводу, достаточно. Поговорим же теперь о зависти.
Раздел седьмой
О НЕПРИЯТИИ ЗАВИСТИ
Я говорю: воистину, зависть есть одно из отвратительнейших проявлений натуры и зарождается она от сочетания скупости и алчности в душе. Знатоки, сведущие в исправлении нравов, называют злодеем того, чья натура испытывает наслаждение от вреда, обрушивающегося на людей, а ненавидит то полезное, что они вершат сообща, хотя те ни в чем его не ущемили и ничего дурного ему не причинили. Добродетельным же человеком знатоки называют того, кто испытывает радость и наслаждение от того, что совершается во благо людей и для их пользы.
Что же касается зависти, то она хуже скупости, ибо скряга не любит и не желает давать кому бы то ни было какую-нибудь вещь из того, чем он обладает и что хранит. А завистник желает, чтобы никто не имел никакого блага из того, чем он сам даже не владеет. И это один из недугов его души, причиняющих ей величайшее страдание. Избавиться от него можно лишь тогда, когда разумный человек глубоко задумается над смыслом зависти и поймет, что многое в ней от признаков злодея, ибо завистник является ненавистником всего, что идет на пользу тому, что кто даже не навредил ему и не совершил ничего дурного. И это только одна строка из определения злодея. Воистину злодей заслуживает отвращения со стороны всевышнего и людей. От всевышнего потому, что он противостоит ему по своей воле, тогда как всевышний, да славится имя его, осеняет достоинством всех и желает блага всем. От людей же потому, что он мерзок и жесток к ним. Ведь всякий, кто желает причинения зла какому-нибудь человеку или не желает снисхождения на него блага, омерзителен им, ибо, если даже этот человек из тех, кто не наносил ему какого-либо вреда и не сделал ничего дурного по отношению к нему, он все равно поступит с ним жестоко. И это при том, что человек, которому завидуют, не взял ничего из принадлежащего завистнику имущества, не препятствовал ему в получении того, что он мог бы заиметь, не обращался к нему за помощью в каком-либо деле. Если это так, то следовательно, он — я имею в виду человека, которому завидуют — относится к числу людей, достигших блага и добившихся осуществления своих целей и желаний, не прибегая к помощи завистника и не нуждаясь в ней. Почему же, в таком случае, завистник не завидует тем, кто живет в Индии или Китае? А не завидует он им потому, что они живут далеко от него, и он их не видит. Он бы завидовал им, если бы только мог представить их состояние, и вообразить, что они утопают в своих благах. Это дурость и сумасбродство — завидовать и горевать от того, что неведомые люди обладают чем-то и достигают своих целей, но такой же дуростью является раздражение и скорбь по поводу того, чем овладели люди, живущие с ним рядом и которые равны с теми неведомыми людьми в том, что подобно им ничего у завистника не отбирали, не преграждали ему путь к чему-либо, что он хотел и мог иметь, не обращались к нему за помощью в своих делах. Между близживущими и теми неведомыми ему людьми для него нет разницы, кроме лишь той, что завистник воочию наблюдает состояние этих и воображает себе подобное же состояние тех неизвестных и, думая так, он уверенно делает вывод, что оно там таково же, каково оно здесь.
Некоторые люди ошибаются в определении зависти и отмечают клеймом зависти даже тех, кто не хотел бы получения блага кем-либо из своей среды, так как это причинило бы им самим какой-то ущерб или тягость. Ни одного из таких людей не следует считать и называть завистником, ибо завистником надлежит называть только того, кто испытывает раздражение и досаду от блага, полученного кем-то другим, хотя от этого не было ему совершенно никакого вреда. Но еще более злобным завистником называется тот, кто раздражается по случаю блага, обретенного другим, хотя от этого и ему есть какая-то выгода. Если бы это нанесло ему ущерб или было бы в тягость, то это в той же мере вызвало бы в его душе враждебность, но не зависть. Подобного рода зависть не возникает кроме как в среде родственников, товарищей и знакомых. Вот, например, мы видим, что некий чужеземец правит жителями какого-нибудь города и в их душах от этого не возникает какой-либо злобы и ненависти. Но затем, когда ими правит человек из их же города, то не найти и одного жителя, который не был бы преисполнен неприязни к нему, хотя вполне быть может, что этот властительный муж — я имею в виду их соотечественника —
