Некоторое время назад группа захвата задержала этого гражданина при попытке проникнуть в чужую квартиру, где проживала некая Климова. Кроме того, казалось, предостаточно было оснований подозревать, что Нертов причастен к убийствам нескольких детей. Это мог быть звездный час начинающего следователя, и он решил воспользоваться шансом, чтобы «поднять» серийного убийцу. Санькин и сейчас считал, что поступил правильно, стараясь «расколоть» подозреваемого.
«Подумаешь, угрожал посадить или наручниками его к батарее прицепил! — думал экс-следак. — Что же в этом противозаконного? Да и киянкой по голове этому наглецу следовало съездить. Так нет же: набежали “крючки”-проверяющие, поставили на ковер, сволочи: “Ты, мол, циркач долбаный, как смел права граждан нарушать?!” Посмотреть бы, как эти остолопы приехали заступаться за какого-нибудь бомжа — фиг вам! Из кабинета бы никто свою задницу не высунул. А тут сынок директора завода, да хахаль дочки-миллионерши другого генерального. Небось, прикормил пол-ГУВД — вот целый замначальника главка и пожаловал. “Нарушаете законность, — понимаешь ли. — Немедленно в инспекцию по личному составу!”»
Впрочем, в инспекции, хорошенько «вздрючив» Санькина, все-таки из органов не выгнали, но в другую службу перейти заставили. Начальству же было доложено, что следователь с такой фамилией больше в ГУВД не работает, и все успокоилось.
Неизвестно, каким образом в ОУР, куда перевели опального «следака», узнали о причинах пополнения и разговоре в инспекции по личному составу, но за Санькиным прочно закрепилась кличка «Циркач». Правда, так его называли лишь за глаза, а обращались по-простому — Филя. Санькину и здесь хватило ума не спорить. Он знал, что полуспившиеся и офанателые на своей работе недоумки-опера, каковыми экс-инженер считал новых товарищей, легко могли придумать что-нибудь похлеще.
Теперь же Филю прикомандировали к горпрокуратуре для помощи в раскрытии убийства. Это был знак судьбы — погибшая женщина, насколько помнил Санькин, некогда была в интимной связи с его обидчиком Нертовым.
«Питер — город маленький, — вспомнилось выражение из одного детективного романа, — а раз маленький, то сидеть тебе, блатнячок. И надолго. А что самое приятное — сгноит тебя дядя из горпрокуратуры, и никто не скажет, что это несправедливо. Сидеть тебе, подлюка, в “Крестах”! Правда, два креста еще не сифилис, но сгниешь ты точно», — в предвкушении такого финала Филя задержался на пороге кабинета Латышева.
— Проходите, — тон «важняка» не предвещал ничего доброго. — Я ознакомился с вашими предложениями по проведению оперативных мероприятий. Извините, но это какой-то детский лепет… Кстати, вы в розыске давно?
— Около месяца, — нехотя признался Санькин, но тут же поспешно добавил — а до этого я больше года работал следователем.
— Значит, хреново работали, — оборвал Латышев. — В милицию, небось, из инженеров пришли, после сокращения?
Но, взглянув на собеседника, сотрудник прокуратуры только махнул рукой:
— Ладно, не отвечайте, и так все понятно. Будем учиться. Присаживайтесь и пишите. Во-первых…
Лоб Фили уже покрылся бисеринками пота, а самая противная капля висела на кончике носа, но он не смахивал ее, стараясь успеть записать все, что быстро диктовал Латышев. Основной упор в плане «важняка» был сделан на выявление возможных мотивов преступления и связей потерпевшей.
Аркадий Викторович практически исключал возможность, что столь дерзко и профессионально осуществленное покушение могло адресоваться погибшему водителю-охраннику — таких не убивают подобным образом. А за взрывом машины, очевидно, стояли профессионалы. Они же могли начать действовать, скорее всего, только если дело касалось больших денег.
Что касается этого мотива, он, как верхушка айсберга, был на виду: Климова — гендиректор крупнейшей автотранспортной фирмы с огромными оборотами. А по соседству с таким бизнесом всегда и «черный нал», и махинации, и бандиты. Поэтому Латышев требовал самым тщательным образом проверить имущественное положение погибшей, возможных наследников, претендентов на управление «Транскроссом», найти список акционеров и выполнить еще множество других действий.
Филе вдруг вспомнился фильм, который он смотрел в детстве с мамой, потащившей мальчика через весь город в кинотеатр ретроспективного показа.
«Он вышел сразу после войны, — говорила тогда мама, — мы ходили на него всем классом. Как прекрасно там играла Фаина Раневская! А Золушка… ты даже не представляешь, какая она милая…».
Маленькому Филе имя Фаина еще ни о чем, кроме школьной уборщицы, не напоминало, о «милых» девушках он по-малолетству не задумывался, но кино и правда оказалось интересным.
Сейчас же, слушая «важняка», перед Санькиным вдруг снова всплыл образ предприимчивой мачехи, строго-настрого наказывающей падчерице перед отъездом на бал: «…еще посадишь девять кустов роз. И чтоб к утру расцвели!»
«Когда я все это успею выполнить? — трепетал Филя. — Здесь же работы для целой группы! А этот сидит, важный как ГИП и только указания дает…
Но возражать Латышеву Санькин не решился и, дописав все указания, поплелся исполнять их по мере своих возможностей.
* * *
Алексей, отбросив газету, застонал и упал ничком на нары. Он лежал, не шевелясь, в каком-то оцепенении, а в голове, словно кадры изорванной хроники, крутились образы ушедших. И почему-то под аккомпанемент газетного штампа: «Потерпевшая скончалась, не приходя в сознание».
Первая встреча в «Транскроссе». Генеральный директор: «Знакомьтесь, это моя дочь. А это новый начальник твоей охраны… Общайтесь». Нина: «Ну, хорошо, давайте о своей охране. Только пообещайте, что когда-нибудь мне еще почитаете стихи».
Потерпевшая скончалась не приходя в сознание…
Выстрелы на Лазурном берегу. Испуганное лицо Нины, тянущейся к Нертову, повисшему над обрывом на одной здоровой руке. «Уходите!» — «Нет, я помогу, мы уедем вместе».
Скончалась, не приходя в сознание…
Гул прибрежного прибоя. В красноватой пелене Нина, склонившаяся над раненым: «Я знала, что найду тебя… вас».
Не приходя в сознание…
Офис генерального директора «Транскросса». Снова Нина, вцепившаяся побелевшими пальцами в стол: «Не смей мне никогда звонить!.. Слышишь, никогда!»
Потерпевшая скончалась, не приходя…
Квартира на Захарьевской. В соседней комнате безмятежно посапывает маленький Митя. Нинины глаза, полные слез: «Ты не уйдешь, правда?..» Шепот: «Все будет хорошо, девочка, поверь… все хорошо».
Потерпевшая скончалась…
Начало весны. Сквер у городской больницы. Нинина фигура между деревьев. «Милый… любимый… извини, пожалуйста, я все знаю… Коля и Павел Олегович все рассказали… пропади пропадом эти акции… Бог с ним, с «Транскроссом»… Главное — мы вместе… я дура… какая же я дура!»
Скончалась…
Из оцепенения Нертова вывел грохот в коридоре ИВС. Видно, кто-то уронил на цементный пол металлические миски, из которых кормили задержанных. Алексей рванулся было к дверям, чтобы потребовать немедленного освобождения, но вовремя сдержал себя, снова сев на нары — все равно бесполезно. Только ненормальный будет устраивать здесь истерику, крича о своих неотложных делах и невиновности. Все равно, хоть удавись, никто не выйдет отсюда раньше срока. Никто.
Нертов, стараясь собраться, заходил по камере.
«Сейчас главное — взять себя в руки. Не расслабляться. Только не расслабляться», — как заклинание, повторял он про себя, но перед глазами все равно стояли живые Нина и маленький Митя.
От бессмысленной беготни туда-сюда стало еще хуже. Тогда Алексей применил последний, самый надежный способ. Он сел на пятки, положив руки на колени, закрыл глаза и начал дышать, настраиваясь только на тренировку, как некогда учил его первый тренер-сэнсэй. Затем юрист до одури наотжимался, отработал в ускоренном темпе всевозможные удары, блоки и связки, снова сделал серию силовых упражнений и закончил вынужденную тренировку аутотренингом…
После такого «лекарства» он смог более спокойно мыслить, смотря на произошедшее как бы со стороны. Боец, поддающийся эмоциям, всегда проигрывает. А этот бой еще не окончен. Значит, для эмоций времени нет. Нужен только разум, а не чувства. Только разум.
Он знал, что как только выйдет на свободу, то лично, не доверяя милиции, найдет убийц. Обязательно найдет. А потом…
Что будет потом — неважно. Главное — найти. И начал очередной раз просчитывать последние события.
Как ни крути, выходило, что все беды последних дней возникли из-за органайзера, который Алексей «на всякий случай» прихватил из кармана убитого московского дельца Ивченко. Следовательно, именно в органайзере содержатся или, по крайней мере, могут содержаться сведения, касающиеся неких ныне здравствующих персон. Причем, сведения архиважные, опасные и, как нынче говорят, эксклюзивные. Ради их получения организовано убийство начальника ОУР Раскова (он же успел перед смертью шепнуть, что бандиты искали книжку); чуть не погиб старый оперативник Юрий Александрович; задействован, как минимум, один перекрасившийся опер из местного отдела — не зря же «барабан» в камере пытался поговорить об органайзере (неужели, никого поумнее не нашлось?). А это все значит, что найти убийц должна помочь та же злосчастная записная книжка!