Сэм рассмеялся.
– Она вам нравилась? – спросил коп.
– О да! Она была исключительно милая и приятная особа.
– Кому могло понадобиться ее убивать?
– Что такое? Разве это не было случайное убийство?
– У нас есть свидетель, который видел возле ее дома человека, одетого в спортивный костюм для пробежки. Он стоял, прислонившись к стене, как будто кого-то ждал. А когда она вышла на улицу, он тут же выпрямился и пошел, как будто следуя за ней. Когда она перешла через улицу, он тоже перешел, повернул туда же, куда свернула она, и продолжал идти за ней. В тот момент это вовсе не выглядело странным и вроде как не таило никакой опасности, как уверяет наш свидетель. Вполне обычно выглядело. Но это черт знает какая обычность – такое совпадение, что он вроде как случайно болтался возле ее дома.
– Не знаю даже, что вам на это сказать… Н-да! Это, – тут Сэм уставился на проходящий мимо транспорт, – и впрямь ужасно! Не могу себе представить, кому…
Коп пожал плечами.
– Не думаю, что это был тот парень с хот-догами или водитель такси.
– Ага, – Сэм поглядел на детектива. – Я кое-что узнал, чего вы наверняка не знаете. Помните ту женщину, что встала в церкви и хотела что-то рассказать, но ей не дали?
– Там было полно народу, они повсюду торчали. А я сидел сзади и мог видеть их всех. Которая это была?
– Платье в цветочек. Среднего возраста. Сидела недалеко от первого ряда.
– И что она хотела рассказать?
– Что она уволила Присциллу в тот самый день, когда та погибла.
– И она собиралась рассказать об этом?!
– Да нет, конечно. Она собиралась сообщить, что все маленькие дети очень любили Присциллу.
– Тогда почему она ее уволила?
– За то, что та говорила правду. – И Сэм рассказал детективу всю историю со слов тех двух женщин – в точности так, как она была рассказана ему.
– Значит, как я понимаю, это соответствует пункту «Отвратительные родители». А кто такие «Другие отвратительные родители»?
– Ее собственные, я думаю. Или наоборот.
– Стало быть, это и объясняет на редкость безликую похоронную службу. Никогда в жизни не видел ничего столь бездарного. Все эти роскошно одетые люди собрались там и не услышали о ней ни единого доброго слова! По крайней мере, до того момента, когда этот парень возмутился и прямо-таки восстал!
– Восстал, – кивнул Сэм. – Именно так оно и было.
– А ее мамаша и папаша смотрелись так, словно зашли на похороны какого-то чужого им человека.
– Я получил пощечину от одного из них.
У детектива широко распахнулись глаза.
– И что же вы такое сделали? Сказали им, что она вам нравилась?
– Я сообщил ее мамочке, что если она когда-либо возжелает точно выяснить, не приставал ли ее муж к их дочери и не был ли он виновником ее беременности, то у меня имеется результат анализа ДНК, который может это подтвердить или опровергнуть.
– Бог ты мой, доктор!.. Ладно, давайте пройдемся, и вы расскажете мне все подробно.
Они встали и пошли к входу в парк. Детектив снова ткнул пальцем в предсмертный список Присциллы.
– А вы знаете, кто такие Сидни и Аллен?
– Сидни – это ее сестра, которая ненавидела Присс за то, что та истратила три миллиона долларов на благотворительность; а Аллен, я думаю, это бойфренд Присс, который обманывал ее с ее же собственной сестрицей.
– Боже мой, о боже! – высказался детектив. – Какая же все-таки удача, что вы дали ей этот листок бумаги с вашим именем на нем! – Он печально засмеялся. – А что насчет последнего пункта? Кто такой Дастин?
– Не знаю, – ответил Сэм. И солгал.
Когда они прощались, детектив сказал:
– Вы не беспокойтесь. Мы поймаем ее убийцу, это будет нетрудно – камеры наружного наблюдения все зафиксировали.
У Сэма быстро забилось сердце.
Его беспокоила именно эта возможность.
Он спросил, стараясь, чтобы голос звучал ровно:
– Камеры в парке?
– Нет, на улице, напротив ее дома.
Впервые за весь этот день Сэм почувствовал себя совершенно без сил: он уже не нервничал, не беспокоился, он был страшно напуган. Когда врач, прощаясь с детективном, пожал тому руку, то очень надеялся, что ладонь у него не такая потная, как он этого опасался.
В самый последний момент Сэм все же набрался смелости спросить:
– Вы уже видели это?
– Видео? – Коп помотал головой. – Нет, но как я слышал, запись хорошая… Ладно, док, еще увидимся. Вы мне здорово помогли. Спасибо.
Сэм с трудом справился с дыханием, после чего позвонил домой, просто чтобы услышать голос жены. Она была архитектором и работала дома.
– Ну, как твои штучки? – обычной их шуточкой ответила она на его приветствие.
– О’кей. А как вы с Эриком?
У них был десятилетний сын, единственный свет в окошке. Они могли бы его должным образом усыновить, если б повели дело в соответствии с принятыми процедурами. Если б Сэм не подсунул нужные бумаги прямо под нос своей пациентке и тут же не выдернул, едва Присцилла успела их подписать, после чего сунул в машинку для уничтожения бумаг. Никто не должен был даже заподозрить, что ее ребенок – дитя инцеста; Эрик, возможно, узнает потом, что его настоящая мамочка очень его любила, но не могла содержать и воспитывать. А когда придет время и он станет спрашивать о ней, она уже исчезнет, растворится в бюрократических далях. И он никогда не узнает, где она, и она никогда не узнает, где он, и все будут довольны и счастливы.
Присс назвала его Дастин.
И, конечно же, он должен был быть включен в ее предсмертный список.
И, конечно же, она хотела непременно увидеться с ним перед смертью, пусть даже издали. Именно это предсказывала жена Сэма, Кэссити, когда он сообщил ей о диагнозе Присциллы. Кэссити, такая умная и такая чувствительная, тут же расплакалась и заявила, обреченно и отчаянно: «Она обязательно захочет с ним увидеться, Сэм! И это сломает ему всю жизнь!»
И нам тоже, в тот же момент понял Сэм.
Сначала он пытался убедить себя, что ничего такого особенного не случится, поскольку Присцилла не найдет никакой информации, даже если будет пытаться искать; у нее не осталось копий тех бумаг, к тому же она была слишком юна, чтобы о них подумать и потребовать.
Сэм, однако, понимал, что если она вознамерится увидеть сына – а он знал, что она вполне способна на решительные действия, – то непременно явится к нему и потребует ответа на вопрос: где мой ребенок?
И что он ей тогда скажет? Он может солгать, но это лишь приведет ее в агентство по усыновлению, где о ней никогда и не слыхивали. Он может сказать ей правду – что обманул ее и забрал ребенка себе, – но это откровение легко может привести к беде.
«Возможно, она будет только рада узнать, что я так поступил, – пытался он убедить себя. – Может, решит, что так будет только лучше».
Но что, если нет? Могут ли они так рисковать?
Они ведь могут потерять Эрика!
Лишение медицинского диплома будет самым меньшим из наказаний, что грозят Сэму; потеря же Эрика будет самым худшим из них. А помимо этих последствий будут еще и обвинения в похищении ребенка – и против него, и против его жены.
– Милый, – сказала Кэссити, перебив его испуганные мысли, – он же еще в школе. Ты что, был так занят, что потерял счет времени?
– Да, наверное. Кстати… пора бы мне ехать. Я вас люблю, ребята.
– И мы тебя тоже, доктор.
* * *
Владелица собаки никак не могла успокоить своего терьера.
Собака лаяла и лаяла. Владелица заорала. Собака залаяла снова, потому что на нее накричали. Владелица заорала снова, потому что собака залаяла. Так оно и продолжалось без конца, лай и крики, и все из-за того, что в дверь кто-то постучал.
– Кто там? – закричала она, повернувшись к входной двери.
– Полиция! – ответил ей мужской голос.
– Ох, боже мой, Бадди, замолчи!
Она отперла и открыла дверь одной рукой – другой удерживала собаку.
– Погодите. Дайте мне сперва надеть на него этот чудный ошейник, тогда он заткнется. Надо полагать, мне следует все время держать его в ошейнике.
В дверях стоял коренастый мужчина в синем костюме. Женщина подхватила собаку на руки и поспешно убежала в свою крошечную столовую, нашла там ошейник и с трудом нацепила его на пса.
– Это эвкалиптовое масло, – сказала она копу, стоявшему в дверях. – Вот, полюбуйтесь!
Ей с трудом удалось надеть ошейник на пса.
Бадди попытался яростно броситься к двери и уже открыл пасть, чтобы залаять, но через секунду замолчал.
– Ну, видите? – вскричала владелица. – Чудный, волшебный ошейник, точно вам говорю!
– А в чем тут дело? – спросил коп в синем костюме и сделал шаг внутрь. – Почему он перестал лаять?
– Ошейник испускает запах эвкалиптового масла! А он его просто ненавидит!
– Никогда про такое не слышал. Поразительно! Где вы его взяли?
– Это моя соседка, эта бедная милая девочка дала мне его за день до того, как ее убили. Вы ведь поэтому ко мне пришли, не так ли? Поспрашивать насчет Присциллы? Чудная была девочка! Я знаю, что лай Бадди страшно ее бесил. Он и меня с ума сводит. Но она где-то узнала про эти чудесные ошейники и принесла мне такой.
