эмоций компьютерном мире Мария может предложить Даниэлю – своему неназванному партнеру – один цент. Компьютерный Даниэль может решить, что один цент лучше, чем ничего, приняв ее предложение. Ожидая такого решения со стороны Даниэля, Мария предлагает абсолютный минимум.
Однако реальные люди, как оказалось, гораздо чаще поступают иначе. Сотни ученых предлагали сыграть в эту игру десяткам тысяч студентов по всему миру. Некоторые ради этого даже отправлялись в самые отдаленные уголки планеты, чтобы поиграть с представителями самых различных обществ. Они присоединялись к антропологам, работавшим на продуваемых всеми ветрами плато в Монголии, и общались с кочевниками торгутами в полупустыне. Они играли в эту игру с эквадорскими индейцами племени ачуар, которых осталось на планете всего около 6 тысяч. Странная группка ученых с маленькими записными книжками посещала скотоводов племени орма на безводных кенийских равнинах, жителей деревни Ламалера на маленьком индонезийском острове и десятки других народов, Каждый раз этот странный клан с учеными званиями в сопровождении свиты ассистентов предлагал местным жителям совершить этот причудливый ритуал обмена.
Результаты в разных обществах несколько различаются, но обычно на любое предложение меньше двух-трех долларов все Даниэли мира посылали Марий всего мира куда подальше. Марии всего мира об этом знали. Именно поэтому всюду – ив джунглях, и в пустыне, и в скучной компьютерной лаборатории – большинство Марий предлагали своим Даниэлям не по одному центу, а по четыре-пять долларов.
Но почему Даниэли всего мира отвергают подарки, которые составляют меньше 20–30 процентов от целого, но все равно остаются подарками, которые они получают просто так? Ответ прост: Даниэли, по сути, платят за то, чтобы наказать скаредных Марий. Наказание несправедливости в восприятии большинства людей – это правое дело. Кроме того, оно приносит удовольствие. Мы знаем об этом потому, что, пока некоторые ученые бродили по пустыням и джунглям, другие общались с нейрохирургами. Те навешивали на игроков сканеры и наблюдали за деятельностью головного мозга во время игры в «Ультиматум». Когда очередной Даниэль наказывал за несправедливое предложение, системы в его мозгу включали эмоциональное вознаграждение [6].
Элизабет Вуд в Сальвадоре наблюдала схожую картину. «Когда вокруг идет война, вместо того чтобы быть убитым, ты берешь в руки оружие, – вспоминал один кампесино, объясняя ей, почему война не останавливается. – Из-за этого она разрастается еще больше. Ты хочешь отомстить за смерть брата». Другие объясняли свою мотивацию нравственным возмущением и желанием сделать мир более справедливым. В любом случае ответный удар приносит удовлетворение и основывается на ощущении, что именно так и следует поступать.
Стремление к справедливости, готовность наказывать за ее отсутствие можно обнаружить в любом человеческом обществе. Такое положение вещей помогает людям взаимодействовать в больших группах. Чтобы убедиться в этом, посмотрим на маленькие группы, в которых все друг друга знают и постоянно общаются. Допустим, Мария и Даниэль живут в одном селении или торгуют на одном рынке. Если Мария обманет Даниэля, он наверняка решит наказать ее: для него это будет иметь стратегический смысл. Если он не сделает этого, она, с большой вероятностью, обманет его и в следующий раз. В свою очередь Мария, понимая стимулы Даниэля и зная, что ей неоднократно придется иметь с ним дело в дальнейшем, дважды подумает, прежде чем решиться обмануть его. Таким образом, регулярные взаимодействия становятся залогом сотрудничества.
Однако в больших обществах эта стратегическая логика хромает. Если группа увеличивается, растет вероятность, что мы будем взаимодействовать с незнакомцами не постоянно, а однократно. Каждое такое взаимодействие будет содержать риск того, что вас обманут.
Это похоже на длительную серию анонимных игр в «Ультиматум». Мария не надеется встретиться с Даниэлем снова, а в таком случае зачем ей проявлять великодушие? Даниэль может решить наказать ее, но какой смысл прилагать такие усилия, если в этом не будет никакой пользы для дальнейших торговых и иных отношений? Когда ни у кого нет стимулов укреплять отношения, сотрудничество поддерживать сложнее. В этом кроется классическая проблема коллективных действий.
В таких ситуациях оказывается полезным врожденное чувство эмоционального удовлетворения от наказания несправедливости. Оно помогает решить проблему коллективных действий: дает Даниэлю, получающему удовольствие от восстановления справедливости, стимул проучить Марию. Если все Марии мира будут знать, что большинство людей имеют сходные социальные приоритеты, они с меньшей вероятностью станут мошенничать с другими. Рабин и его коллеги выяснили, что это вполне соответствует данным, полученным в ходе эксперимента.
По этой причине многие ученые полагают, что праведная месть на уровне человечества эволюционирует в культурном и даже, вероятно, биологическом смысле. Эта социальная норма настолько полезна, что ее можно обнаружить практически в каждом человеческом обществе. Судя по всему, даже у обезьян есть инстинкт к справедливости. Например, одна пара исследователей работала с 25 самками капуцинов. Каждой из них давали пластиковый жетон. Если обезьяна возвращала жетон, исследователь награждал ее либо ломтиком огурца, либо виноградиной – их капуцины любят гораздо больше огурцов. Когда одна самка видела, что ее подруге достался ломтик огурца, она обменивала свой жетон с удовольствием. Но если одна обезьяна, получив огурец, видела, что другой досталась виноградина, это возмущало ее, так что она напрочь отказывалась меняться. Представляю эту злую обезьянку, визжащую на ученого в белом лабораторном халате… [7].
Гнев при нападении и желание наказать тех, кто поступает несправедливо, помогает группам решать еще одну проблему коллективных действий. Она связана с самозащитой и выживанием. Вступать в бой рискованно, поэтому у отдельных членов группы есть стимул отойти подальше и предоставить другим организовывать групповую оборону. Если у достаточно большого количества членов группы есть стимул к наказанию, проблема коллективных действий решается тем, что в ней появляются мотивированные добровольцы.
Доказательства этого паттерна поведения можно найти не только в Сальвадоре или Сирии. Специалисты, занимающиеся изучением поведения повстанцев, революционеров, вооруженных сект или террористов, отмечают одинаковую мотивацию у всех участников насильственных действий: возмущение нечестностью или несправедливостью и удовольствие от совершения действий против репрессивного режима или враждебной группы. Так было во время крестьянских восстаний в Европе раннего Нового времени, во вьетнамском и иракском сопротивлении американской агрессии, в бесконечном цикле нападений и репрессалий со стороны израильтян и палестинцев. Это можно видеть на низовом уровне, среди банд и племен, в аналогичных длительных сериях атак и ответных ударов, из которых состоят междоусобицы [8].
Как нематериальные стимулы повышают риск войны
Что происходит со стимулами к миру, если крестьяне, сектанты, демонстранты или уличные торговцы решают наказать несправедливость? Предположим, наш пирог представляет собой контроль над обширными кофейными гасиендами Сальвадора, Двумя сторонами конфликта здесь выступают крестьяне и элита.
