Обездоленные кампесино впервые организовались, тем самым усилив свои переговорные позиции. Они привыкли быть слабыми, однако сейчас представляют угрозу олигархическому порядку. Силы равны.
У элиты в это время есть выбор: она может кое-что уступить новообразованной крестьянской силе, разделив несколько самых крупных гасиенд на кооперативы, но сохранив за собой большую часть земель. При этом правящий класс может применить силу и постараться сохранить всё. Победа укрепит систему гасиенд и репрессий за вычетом любых военных издержек, которые образуют обычный диапазон переговоров.
Такой диапазон представляет собой довольно обширное пространство для земельной реформы и представительства кампесино во власти, которое удержит их от восстания и сохранит положение элиты.
Добавим к этому идею о том, что все люди в равной степени заслуживают уважения. В прошлые эпохи люди считали рабовладение частью естественного или, по крайней мере, неизбежного порядка вещей. Но времена изменились. Возможно, новая идея проникла через телевидение и радио, как пример из других стран и народов. Может быть, она пришла с амвона, от образованных священников, проповедующих теологию освобождения. Или распространилась в обществе вместе с маленькими книжечками, которые раздают профсоюзные активисты, студенты университетов и местные лидеры, фиксирующие преступления колонизаторов, их потомков и плантаторов иностранного происхождения. Они ставят вопрос: почему ничтожная часть населения владеет таким огромным количеством земель и богатств?
Когда в обществе созревает идея о том, что несправедливую норму пора пересмотреть, происходит финальная серия оскорблений. Чрезмерно ревностный военачальник, ничего не способный сделать с партизанами, которые растворяются в массе местных жителей, входит в ближайшую деревню, захватывает всех молодых мужчин и сажает их за решетку. На следующий день становится известно об убийстве шестерых подростков: их тела находят расчлененными, перед смертью они явно были жестоко избиты. Священник ведет группу матерей к тюрьме, требуя освобождения политических заключенных. Испуганный бездушный солдат выстрелом из ружья убивает священника.
Это воображаемый сценарий, но нетрудно представить, что такое происходит в жизни. В ситуации, когда страну охватывает возмущение, люди реагируют по-разному. Кто-то бежит, кто-то опускает руки, кто-то живет в молчаливом страхе или миролюбиво проповедует. Но некоторые хотят действовать. Удовлетворение от сопротивления перевешивает издержки войны. Диапазон переговоров существенно сокращается и выглядит теперь следующим образом.
Возмущение со стремлением к действиям работает примерно так же, как выгода от войны: они дают одной стороне стимул воевать, который оказывается весомее всех потерь. Однако теперь проблему представляют не предрасположенные к войне лидеры. Напротив, если группа едина в своем нравственном возмущении, ее лидер играет роль верного агента.
Есть еще одна важная деталь. В этом примере мы допускаем возможность мирного исхода, даже несмотря на то что диапазон переговоров сократился вдвое. Жестокость армии уменьшает количество опций, выгодных для элиты. Но это тот же исход, что и для предрасположенного к войне неподотчетного лидера: чаще всего предрасположенность или не-материальность не настолько велики, чтобы ликвидировать диапазон переговоров полностью. Нужно иметь множество справедливых оснований, которые компенсируют потери и тяготы длительной гражданской войны. В истории есть такие примеры, но они относительно редки [9].
Примеры длительных циклов возмездия и насилия можно увидеть в разных местах планеты: между израильтянами и палестинцами, между католиками и протестантами в Северной Ирландии, между индусами и мусульманами в некоторых индийских городах. Сюда же можно отнести эскалацию столкновений в духе «зуб за зуб» между селениями и этническими группами в пустыне Аравийского полуострова, на Балканах, в Юго-Восточной Азии или в африканском Сахеле. Одно из объяснений эскалации в таких случаях звучит так: когда одна из причин для начала войны достаточно сильна, чтобы спровоцировать первое нападение, стремление отомстить и восстановить справедливость может вызвать ответный удар, продолжив тем самым насилие.
Слава и статус
Молодой летчик-истребитель был слишком самоуверен и самовлюблен даже по стандартам воздушных асов. В изящной летной форме оливкового цвета, с Железным крестом под горлом, Адольф Галланд аккуратно зачесывал назад свои темные волосы и тщательно подстригал усы. Подчиненные знали его как уверенного, красноречивого командира эскадрильи с неизменной сигарой в зубах и улыбкой на лице, который никогда не повышал голос в гневе. К тому же для него не существовало писаных правил. В противном случае он бы не летал в составе военной авиации нацистской Германии, не говоря уже о получении в люфтваффе командной должности [10].
В 1935 году Галланд едва не погиб, выполняя тренировочный полет на биплане. «Я модифицировал самолет, выйдя за допустимые пределы», – признался Галланд. В итоге модифицированный летчиком самолет вышел из-под контроля и рухнул на землю. Пилот пробыл трое суток в коме, а когда очнулся, узнал, что сломал во время падения нос, получил трещину в черепе и частично потерял зрение из-за попавшего в глаз осколка лобового стекла. «В моем глазу до сих пор остается осколок», – писал он много лет спустя. После подобных аварий пилоты обычно вынуждены распрощаться с небом. Но Галланд был амбициозен и непреклонен. Перед тем как пройти медкомиссию, он выучил наизусть все буквы и цифры в любой последовательности на всех государственных таблицах для проверки зрения – и вскоре стал снова летать.
К этому времени Германия начала Вторую мировую войну. Главнокомандующим люфтваффе был Герман Геринг, сам в прошлом летчик-истребитель. Он был одним из первых членов нацистской партии, морфинистом и вторым по значимости человеком в Германии после Гитлера. В военной авиации ему были нужны новые командиры. Возрастные офицеры, которые летали вместе с ним в годы Первой мировой войны, уже не соответствовали требованиям современной авиации. Геринг обратил внимание на двух своих лучших молодых асов, которым предстояло вести в бой военно-воздушные силы Германии: на Адольфа Галланда и Вернера Мёльдерса.
Стройный, статный Мёльдерс был полной противоположностью Галланду почти во всем. «Когда мы с ним познакомились, – вспоминал Галланд, – он не произвел на меня особого впечатления. Он не отличался ни бесшабашным отношением к жизни, ни типичной для летчиков-истребителей жовиальностью». Мёльдерс был католиком, не пил и не курил. В отличие от общительного Галланда, Мёльдерс был спокойным, серьезным и явно обладал аналитическим складом ума. При этом у них имелись и общие черты: патриотический пыл, верность Герингу, которого оба называли толстяком, впечатляющее летное мастерство и жажда славы.
В 1940 году не было лучшего случая проявить себя, чем поучаствовать в битве за Британию. Нацистская Германия решила разбомбить Лондон и другие города. Месячный блицкриг, по мнению Геринга, должен был вынудить Британию заключить мир. Это оставило бы в распоряжении нацистов почти всю Европу.
