В малом историческом времени сталинская власть ужасна и безжалостна. В большом историческом времени имманентно жестока любая власть, потому что иною она быть не должна и не может. В малом историческом времени Сталин есть изверг и мучитель народа. В большом историческом времени он — кесарь, который неизбежен и необходим. Малое время — это микрокосм "Дней литературы" и частных человеческих существований, большое — их зитта затагшт, людской космос. Обитатели Большого Исторического Времени — стоики, фаталисты и, следовательно, мудрецы; обитатели малого — его психологические жертвы, следовательно, несчастны, глупы и близоруки.
Но укротим интонацию и вернемся в шестидесятые постсталинские годы, когда социалистическая идея приобрела в СССР как бы новую, гуманистическую редакцию. Демонтаж пенитенциарной трудовой системы, ослабление репрессивной политики государства привели к тому, что народ испытал приступ добровольного социалистического энтузиазма и громадными трудовыми фаланстерами двинулся на освоение целины и Тюмени, возведение мощных гидроэлектростанций, строительство ВАЗа и БАМа, и венцом этих усилий стало завоевание космоса. "Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз", "Я, ты, он, она, вместе целая страна" — песни тех лет прекрасно передали пафос этой очередной попытки добровольной самосоциализации, прорыва в коллективистскую Моравию, и творческая интеллигенция тех лет разделила этот порыв вместе со своим народом. Духоподъёмно-романтические поэмы Е.Евтушенко, А.Вознесенского, Р.Рождественского, "За далью — даль" А.Твардовского, "Председатель" Ю.Нагибина, "Утоление жажды" Ю.Трифонова, "Коллеги" и "Звездный билет" В.Аксёнова, "Хочу быть честным" В.Войновича, "Продолжение легенды" А.Кузнецова, "Иркутская история" А.Арбузова, обширный корпус "лейтенантской прозы", фильмы С.Герасимова и М.Хуциева, "Сибириада" А.Кончаловского — всё это произведения выраженной социалистической направленности, в каких бы отношениях ни оказались их авторы со своим советским прошлым и как бы ни открещивались они от него сегодня. Их творчество явилось сублимацией настроений общества, настроения же эти были таковы, что с концом сталинской эпохи мы заживем, наконец, при настоящем социализме, социализме с человеческим лицом (сужу по собственному ощущению тех лет). Поскольку такая вера захватила просвещенный слой нации, она породила к жизни соответствующее искусство и литературу.
Увы, роман "общества" с "государством" кончился, не успев начаться. Государство начало обижаться за то, что интеллигенция неправильно понимает его высшие державные заботы, самостийно претендует на духовное руководство обществом, и в конце концов подвергло её репрессиями. Советское искусство, так прекрасно начавшее в 20-е годы и так много обещавшее в будущем, окончательно прекратило течение своё. Но, оттесненная в историческое подсознание, отнюдь не приказала долго жить социалистическая идея. Можно с уверенностью предположить, что через некоторое время она снова возродится, и в каком-нибудь новом веке и новом месте (арабском, например) человечество вновь начнет социалистический эксперимент, потому что такова его энергетическая сущность, такова его упорная надежда на то, что оно преодолеет наконец свою тварную земную природу и заживет по законам всемирно-иерусалимского братства.
О евреях. О, это особая и вечнозеленая подтема в теме Великой и Окончательной Революции. Но о ней, с разрешения тайно присутствующего здесь Дмитрия Быкова, в другой раз.
г.Львов
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ИНСТИНКТ
Воистину, Валерий Николаевич Ганичев, как и многие его сверстники, зачинавшие в шестидесятые годы XX века возрождать русское национальное самосознание, пробуждать русский дух в нашем чересчур уж доверчивом и иной раз чересчур общечеловеческом народе, по характеру своему, по подвижничеству своему является тем самым "Россом непобедимым", о каких он сам любит писать в книжках своих. Меняются эпохи, меняются идеологии, меняются властители, а Валерий Ганичев всё так же нацелен на русское дело.
Иные, имея такую биографию, как у Валерия Ганичева, сто раз бы проплакали всё телевидение своими воплями о незаслуженных репрессиях, о громких увольнениях с работы, о том, что ему недодали, обнесли наградой или званием, Ганичев не любит изображать из себя жертву, да и не считает себя неким мучеником за русскую идею. Он всегда нацелен на дело, реальное дело, в "Комсомольской правде" он умудрился за короткое время правления этой популярной газетой создать крепкий центр русской патриотической мысли. Так что выкорчёвывать после него новым интернационалистам ганичевские корни из газеты пришлось ещё долгие годы. Издательство "Молодая гвардия" так с ганичевского руководства и по сию пору сохранило устойчивую патриотичность, может быть, потому и уцелело, и набирает силу уже в нынешнее время, радуя читателя то дневниками Георгия Свиридова, то новыми книгами из серии ЖЗЛ, то сборниками стихов Татьяны Глушковой и Юрия Кузнецова. А всему этому патриотическому направлению положено начало было всё тем же Валерием Ганичевым, с 1968 года десять лет возглавлявшим работу издательства. Казалось бы, сбросили Ганичева за его русскость с высоких постов, приземлили в "Роман-газете", но он и там вместо необходимого космополитического покаяния сконцентрировал вокруг журнала всю корневую русскую словесность.
Союз писателей России не только уцелел в кризисное развальное ельцинское время, но благодаря руководству Валерия Ганичева и его соратников все девяностые годы оставался, может быть, единственным всероссийским центром русского патриотического сопротивления, собирая вокруг себя всех талантливых русских мастеров слова. От Леонида Леонова и Михаила Алексеева до Валентина Распутина и Владимира Личутина.
3 августа председателю Союза писателей России, доктору исторических наук, профессору, прозаику — подвижнику русского духа — Валерию Николаевичу Ганичеву исполнилось 70 лет. Он по-прежнему полон энергии и новых планов. Устремлён в будущее.. От всей души поздравляем давнего автора, друга и соратника в борьбе за русское дело Валерия Николаевича Ганичева. Успехов тебе, здоровья и наших общих побед!
Владимир Бондаренко
Валентин РАСПУТИН ИЗ РОССОВ НЕПОБЕДИМЫХ Заметки о трехтомнике Валерия ГАНИЧЕВА
Первые и главные слова у Валерия Ганичева во всех его работах — Держава, Отечество, Государство и государственник, Святая Русь. Пошатнулась держава, и они сделались еще необходимей, они, подобно гвоздям, удерживают в сознании вековечные спасительные крепи и дают направление сегодняшней деятельности. Не станем, не станем отвлекаться на то, как много сейчас под защитой и под флагом Государства Российского творится противу него самого, нашего государства. Это бывало и прежде, разумеется, не в таких масштабах и не с такой наглостью. Но никакое сердце не ошибется, когда слышит оно обращение к себе, зовущее его в стан наследников того самого неукротимого и яркого подвига, которым когда-то собиралась и утверждалась великая держава.
"Люблю XVIII век российской истории,— признается В.Н.Ганичев и добавляет:— Всё в нем было". Было всё — "и размашистые победы, и обидные неудачи". И всё же от сегодняшнего удаления, от удаления, занявшего два полных столетия, XVIII век видится великолепной позолоченной вершиной, с которой не сходит сияние славы его деятелей. Рядом с этой вершиной в такой же высоте и романтической красоте ничто более не вставало. Именно тогда Россия превратилась в империю и окончательно распахнулась на все четыре стороны. Тогда же русский человек очнулся от своей вековечной дремоты и распрямился в ощущении своих могучих сил для творчества всякого рода. Россия помолодела и встала в ряд самых могучих мировых держав. Общественное воодушевление не могло тогда еще сполна охватить низы, но оно не могло и не коснуться их, потому что без народа ни одно государственное предприятие не сумело бы сделаться. А из любимого XVIII века самое славное в нем для В.Н.Ганичева — время "державницы" Екатерины. Оно подхватило деяния Петра уже не в грубой ломке старого, не через колено, а в естественной потребности их продолжения. Лучшее из Петрова дела прижилось, пустило корни, и еще заметней стало, что оно не окончено. Россия как бы накренилась в северную сторону, в сторону Петербурга, туда и скатывалась вся энергия и жизнь, а юг все еще оставался в чужих руках, и ежегодно тысячи русских людей, как во времена полона, угонялись на азиатские невольничьи рынки.
