В ее взгляде загорается огонек надежды. Шаг ускоряется. Еще немного — и она получит желаемое. Вот только я пока не насладился сладостью мести за разбитую тачку. Я хочу поиграть. Еще немного.
— Классный прикид, сестренка, — бросаю с насмешкой, преграждая ей путь к шмоткам.
Стараюсь не смотреть на ярко-розовые соски, призывно торчащие из-под полупрозрачного кружева. Не хочу терять контроль.
— Так это ты?! — и без того пугающе большие глаза округляются и становятся похожими на медные пятаки. — Ты выкрал мои вещи?!
Грановская сейчас без каблуков и едва достает мне до груди. Мелкая. Злая, словно проголодавшаяся чихуахуа. Вот-вот укусит.
— Ну а ты как думала? — во мне разливается мрачное веселье. — За преступлением всегда следует наказание. Или ты классику не читала?
— Это не смешно, идиот! — выпаливает гневно. — Ты перешел все границы разумного!
— Это еще цветочки, детка, — наклоняюсь к ее уху и почти любовно провожу пальцем по линии подбородка. — Если будешь и дальше меня бесить, я устрою тебе настоящий ад. Усекла?
Слегка отстраняюсь, ожидая увидеть смесь паники и ужаса, но вместо этого получаю пощечину. Звонкую, хлесткую. Не столько болезненную, сколько оглушающую своей вопиющей дерзостью.
Сучка совсем обалдела!
— Я не позволю тебе…
— Заткнись, дура! — резко напираю на нее всем телом, и Грановская, попятившись назад, упирается спиной в колонну. — Запомни раз и навсегда: ты здесь никто. Это мой город. Мой институт. Мой дом.
— Наши родители поженились! Так что теперь это и мой дом тоже! — вопит эта горластая блоха.
— То, что твоя мамаша запудрила мозги моему бате, ничего не значит! — цежу яростно. — Ваше исчезновение из нашего дома — лишь вопрос времени.
— Как ты смеешь так говорить? — Грановская дрожит всем телом. — Анвар Эльдарович и мама любят друг друга!
— Ты еще не поняла? — ухмыляюсь ей в губы. — Мой отец не умеет любить. Скоро твоя мамашка ему надоест, и вы вернетесь в гадюшник, из которого приехали.
В последнюю фразу вкладываю всю убедительность, на которую способен. Дабы до мерзавки наконец дошло, что я, мать вашу, не шучу.
Пару секунд мы бодаемся взглядами, а затем девчонка хрипло произносит:
— Отдай мне мои вещи. Сейчас же.
— Да подавись, — отхожу в сторону и ядовито добавляю. — Все равно на твои кости смотреть противно. ___
Глава 17
Лера
Мое дефиле по институту в полуобнаженном виде стало сенсацией. Фотографии, которые особо ушлоперые студенты успели сделать, пока я шла по коридору, теперь висят чуть ли не во всех университетских пабликах ВКонтакте.
Позор несусветный! Хоть на учебу больше не ходи! Может, и правда пару дней отсидеться дома? Подождать, пока муть осядет?
Нет, на самом деле снимки не такие уж откровенные. Да и качество большинства из них оставляет желать лучшего. Но меня коробит сам факт, что мне пришлось засветить нижнее белье в стенах старейшего учебного заведения страны и отметиться в его истории таким вот сомнительным образом. До сих пор до слез обидно!
Алаев, конечно, тот еще гад. Мерзавец, ирод, сволочь! Я догадывалась, что он захочет отомстить за помятый бампер своей драгоценной тачки, но не думала, что станет играть так грязно. И вообще, моя вина в том небольшом ДТП лишь косвенна! Я только немного отвлекла его от дороги, а все остальное он сделал сам.
Нечего было так гонять!
А вот похищение одежды — совсем другое. Это самое настоящее преступление! Против личности, против репутации, против здоровой психики, в конце концов. Это ж каким отбитым надо быть, чтобы на такое решиться?
Тимур ненормальный. Серьезно. На всю голову больной.
По-хорошему от таких, как он, надо держаться подальше. С психами лучше не связываться, верно? Но держаться подальше значит безропотно проглотить его хамскую выходку, а терпеть издевательства я не намерена.
Я ему не какая-то девочка для битья, которую можно вдоволь дергать за косички и при этом оставаться безнаказанным! Сводный хочет войны? Он ее получит. И плевать, что придется окончательно сжечь надежду под названием «счастливая семья». Не больно-то и хотелось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Лер, ну как ты? — звонок Диляры раздается даже чуть раньше будильника.
В голосе подруги слышится неподдельное сочувствие. Вчера мы с ней весь вечер обсуждали мой позор. Я даже всплакнула пару раз. От переизбытка эмоций и от отчаяния.
— Да пойдет, — хриплю в трубку, откидываясь обратно на подушку. — Во время сна даже казалось, что я обычная студентка, а не главная стриптизерша нашего универа.
— Слушай, забей! Через недельку-другую все об этом забудут, появится какой-нибудь другой инфоповод.
— Да уж, — вздыхаю. — Только вот мне об этом забыть не под силу.
Диляра молчит, а я понуро скольжу взглядом по идеально ровному потолку.
— На пары сегодня пойдешь? — спрашивает она после паузы.
— Так не хочется, если честно.
— Но вечно же прятаться не будешь, — подмечает резонно.
— Тоже верно.
— Я буду тебя ждать, — заявляет бодро. — Займу парту прямо перед самым носом Анисимова и куплю два капучино.
Эх, обаяшка Анисимов. Услада моих глаз и трепет моей души. Роскошный препод по дифференциальной геометрии, на которого запала чуть ли не вся женская часть нашего потока. Высокий, молодой, красивый, как древнегреческий бог Олимпа. И кольца на том самом пальце, кстати, нет. Поэтому я, как и все, немножко в него влюбилась.
Ради Александра Владимировича можно превозмочь и стыд, и страх, и даже заявиться в институт после грандиозного фиаско.
— Ладно, до встречи, Диль, — говорю я и решительно вскакиваю с кровати.
Вчерашний день был отстойным из-за говнюка Алаева. Но испортить сегодняшний я ему не позволю.
Спешно привожу себя в порядок, ставлю укол базального инсулина и, закинув на плечо тяжеленую сумку с конспектами, спускаюсь на первый этаж. Еще на лестнице до меня доносятся возмущенные возгласы: судя по всему, утро в доме Алаевых начинается со скандала.
— Где тебя всю ночь носило, негодяй?! — орет Анвар Эльдарович. — Почему телефон отключен?
Отец и сын стоят друг напротив друга и обмениваются неприязненными взглядами. Мамин муж одет с иголочки: на нем свежая рубашка и идеально выглаженные брюки. А вот Тимур выглядит несколько потрепанным. Мне кажется, или на нем та же самая футболка, что была вчера? Он что, дома не ночевал?
— Разрядился, — с демонстративным пренебрежением бросает парень.
— А мозг у тебя не разрядился?! — пуще прежнего взвивается мужчина. — Мне Максим Анатольевич из ГИБДД звонил. Опять гоняешь по-черному?!
— Да просто с пацанами покатались.
— Я запрещаю! Слышишь? Запрещаю тебе участвовать в этих уличных гонках! — Алаев старший краснеет от ярости. — Если кого-нибудь собьешь, отмазывать не стану! Сядешь, так и знай!
— Ты это уже сто раз сказал. Я тебя услышал. Дальше-то что? — Тимур смотрит на отца с усталым равнодушием.
Очевидно, тирада взбешенного родителя его не сильно впечатляет.
— А на шее что? — Анвар Эльдарович брезгливо кривится. — Без следов ума не хватает? Девкам своим объяснить не можешь?
Припечатываюсь взглядом к шее Тимура и замечаю на ней два красновато-фиолетовых пятна.
Мать моя женщина! Это засосы?!
— Некогда мне им объяснять. Мы другим заняты, — бросает наглец и, обогнув отца, направляется к лестнице.
К той самой лестнице, на которой, затаив дыхание, стою я.
— Стоять! Разговор не окончен! — ревет мужчина, в край взбешенный вызывающим поведением отпрыска.
— А, по-моему, окончен. Ты, как всегда, прав. Я, как всегда, виноват. Думаю, ничего нового я не услышу.
Тимур все ближе и вот-вот заметит, как я бесцеремонно грею уши. Отступаю на пару шагов и, напустив на себя невозмутимости, делаю вид, что оказалась на ступеньках лишь секунду назад. Типа я вообще не в курсе происходящего.
