Марио только начал привыкать и постепенно чувствовать себя комфортно, когда сломался привод бензонасоса. И, как назло, именно у казино его шарик остановился на зеро: сгорел двигатель. Запасная Ferrari, из которой согласно Шетти "Марио и так едва бы выглянул", была заблокирована в гараже, и маленький Марио на сегодня остался без работы. В конце Икс отставал от Стюарта на 1,2 и Регаццони на 2,9 секунды. Тот шокировал армаду Ferrari своим временем в 1:23,2, столько же, сколько потребовалось Риндту для сенсационного последнего круга в 1970 году, и жестко погасил их надежды на победу.
Рано утром в воскресенье Шетти позвонил "малышу Марио" в отель "Балморал": "Дело плохо". "Ничего страшного", - ответил Андретти, - "я все же приду в гоночном обмундировании". Его машина стояла в боксах, готовая к гонке.
Дополнительные перебранки и распри, которые совсем не к месту, вызвал отказ монегасцев (прим.: граждан Монако) выплатить призовые премии в швейцарских франках. Но шефы команд сумели на этом настоять. Во-первых, есть Женевское соглашение, а во-вторых, франк как раз подорожал на 7,5 процентов. И только угроза забастовки заставила монегасцев в половину одиннадцатого пойти на попятную, после чего Макс Мосли позволил себе к обеду большую бутылку Божоле.
В традиционной лотерее Монако ставки на Хилла и Икса составляли 5:2, на Халма, Эймона, Бельтуа и Родригеза 3:1, на Регаццони 4:1, на Сертиса 5:1, на Зифферта 6:1, на Севера 8:1, на Петерсона 10:1 и на остальных 15:1. Стюарта же оценивали 1:1. Не только для Стирлинга Мосса он явный фаворит, тем более что Ferrari не побеждала в Монако с 1955 года, а Жаки Икс вообще еще ни разу не доехал здесь до конца. "Сегодня я буду ехать, как всегда", - словесно сражается Стюарт против традиции, что в Монако нельзя победить, стартуя с первой позиции. "В Монте-Карло ты не можешь держаться в резерве, нужно ехать, чтобы выиграть".
Со странным сарказмом Кен Тиррелл советует всем желающим поставить на Стюарта оставить свои деньги при себе: "Здесь у нас всегда была одна машина в первом ряду, три раза на поуле, мы каждый раз лидировали - но ни разу не продержались дольше 29 кругов.". Последний раз Кен проверяет Tyrrell 003: "Теперь наша работа окончена, а его начинается". Но перед стартом надо еще выиграть бой со страхом.
Восемнадцать на старте
"Когда ты стоишь на старте гонки Гран-при, ты должен быть в мире с самим собой. Другого секрета не существует". Джеки Стюарт механически, почти как книгу, открыл передо мной свой душевный мир во время "минут перед тем". Он признался: "Когда я просыпаюсь утром гоночного дня, я нервничаю. Но не впадаю в панику, а стараюсь вести себя так же нормально, как обычно. Я читаю или сплю дальше".
В соседних апартаментах "Hotel de Paris" товарищ Джеки - Франсуа Север - чувствует сильные позывы к рвоте всегда, если видит для себя шанс. Они его мучают от подъема до пути к стартовой линии. Жаки Икс говорит об этой дороге: "Среди нас нет ни одного, кто бы не покидал свой гостиничный номер с мыслью, что он, возможно, больше сюда не вернется. Но это нам не мешает быть совершенно счастливыми".
Дольше всех спит Эмерсон Фиттипальди. Двенадцать часов перед каждой гонкой, "потому что важнее всего быть готовым физически и духовно". Грэм Хилл всегда прощается со своей Бетти еще в отеле. Thank you, yes, было бы неплохо снова выиграть - это их годами неизменный диалог. Хилл и Стюарт настолько знакомы многоязычной публике Монако, что их пеший путь к месту сражения превращается в парад: аплодисменты, настоящие преклонение. Противоположный пример - это Крис Эймон, который не любит гнетущую, орущую толпу. А в Монако каждый пилот ощущает, что нервное напряжение увеличивается вдвое… Нагрузка, которая еще только возрастает из-за вопроса выбора шин и угрозы дождя.
В лагере Firestone Ferrari (Икс, Регаццони), BRM (Родригез, Зифферт) и Джон Сертиз доверились медленным, но надежным B24; Lotus (Фиттипальди, Визель), Петерсон и Штоммелен рискнули с быстрыми, но сомнительными B26. Tyrrell на всякий случай выкатил дождевые шины, равно как March. "Послушай меня", - сказал Бельтуа гоночный директор Бруно Морин, - "возможно во время гонки начнется дождь. Но, ради бога, ты и Эймон не заезжайте в боксы оба одновременно. Вначале тот, кто идет впереди, только потом другой - и только когда получит сигнал из боксов". Бельтуа хитро улыбается: "Понимаю. Значит, ты мне дашь маленький сигнальчик, но заранее".
Жан-Пьер считает, что чем дольше ездишь, тем лучше справляешься с предстартовым неврозом. Еще час: на этой стадии гоночный директор Ferrari Шетти коротко интересуется у своих гонщиков как дела "и после этого - все". Ведь сколько бы ни было разных ощущений на старте, как бы ни отличались гонщики в подготовке к стрессу, они возбуждены, так или иначе. Их действия всегда одинаковы, им не хотелось бы быть сбитыми с ритма. Помыть забрало, наклеить черную пленку, засунуть в уши катышки из ваты и так далее. Икс всегда хочет остаться один, Регаццони становится все тише. "Перед гонкой я всегда чувствую что-то в сердце", - признается Джеки, а направленный внутрь стальной взгляд Клея показывает, что он сосредотачивается на необходимости выиграть. "Я стою далеко сзади и мне трудно будет пробиться вперед".
Небесно-голубые глаза Севера сверкают, если перед стартом ему удается поговорить, неважно с кем. Тим Шенкен предпочитает "гуляя и болтая со всеми" тот же метод, "чтобы не думать". Беспокоится он только, если стоит в первом ряду (Формула 2), сегодня, в последнем, он не видит причин нервничать "если можно только ехать следом - без шансов выиграть". Но Тим поправляет себя: "День гонки - это не просто такой же день, как любой другой, это что-то особенное: как день свадьбы? Как день, когда я впервые управлял самолетом?". Разговорами о полетах менеджер Ричард Бартон пытается расшевелить своего подопечного Криса Эймона, ведь "Крис нервничает как кошка, вскоре его лицо покраснеет, потом побелеет".
Привычный церемониал гоночного дня загоняет Севера в последние полчаса каждые пять минут в туалет. Иногда он встречает там Родригеза. "Я не тореадор, которые в ночь перед схваткой молится в церкви", - говорит Педро, - "но у меня похожие мысли". Это не страх. В то, что порция страха ускоряет пульс, не верит и Рольф Штоммелен. "Бегун на стометровку тоже не испытывает страха. Но все же он настолько сводит себя с ума, так себя накачивает, что на старте буквально взрывается". Рольф знает: "Мой пульс достигает в момент старта высшей отметки (от 170 до 200), остается таким пару кругов и опускается, замирая между 160 и 180".
Спокойный пульс Ронни Петерсона (от 45 до 50) практически не повышается. Второй швед Рене Визель тоже остается таким сдержанным, что у Колина Чепмена иногда появляется ощущение, что "в кокпите стоит ведерко со льдом". Но очаровательная Мария-Хелена Фиттипальди говорит: "Если и есть гонщик холодный как лед, то это Эмерсон. За час-два до старта все впадают в панику, но я чувствую, что он остается спокойным". С Фиттипальди можно заговорить и в последнюю минуту, в то время как Штоммелен "боится идиотов, которые еще хотят узнать, сколько я расходую на 100 км. А еще хуже те, которые хотят дать советы". Усы Хилла становятся все острее и острее, его "лицо игрока в покер" каменным: явный признак того, что с микрофоном лучше не приближаться. Халм добродушно-неторопливо обходит вокруг своей машины, как будто собираясь ее купить. "Только перед стартом я понимаю, за что отец Денни был награжден высшей наградой за храбрость: крестом Виктории", - как-то сказал МакЛарен о преображении Денни Халма.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
