— Изрядно, — кивнул Згривец, тоже поглядев на следы побоища. — И все наши. Ну, пусть не все, но половина — нам-с. Разбойников, считай, с четыре сотни было. Треть разбежалась, полсотни ухлопали, остальные в сараях скучают. Вот их товарищам шахтерам и отдадим, пускай к потолку подвешивают и пятки прижигают-с. А уж винтовочки…
Гора оружия лежала прямо на перроне. Только пулеметы оттащили подальше и револьверы разобрали на сувениры. Пушки, обычные трехдюймовки, стояли на платформах в голове разгромленного поезда. Пользы от них было мало — и не только из-за отсутствия снарядов. Слишком мал наш отряд, да и не разбежится ли он уже к вечеру?
— Бронеплощадку отдавать жалко, — рассудил я. — Она — наш фанерный ероплан. Сядем — и улетим отсюда подальше к какой-то матери. С салютом наций, если понадобится.
Фольклорист хмыкнул — сравнение явно пришлось по душе.
Телеграф работал — уцелел вместе с перепуганным до икоты, но живым телеграфистом. Аппарат стучал с самого утра, выплевая бесконечную белую ленту с точками и тире. С севера, со станции Должанской, посылал запросы штаб Антонова, успевший получить «SOS» от полупановцев и теперь терявшийся в догадках. На юге, на станции со странным названием Несветай, объявился со своим отрядом страшный Чернецов, которому тоже было интересно, что происходит в Лихачевке. И тем и другим я велел отстучать пламенный привет с обещанием подробного доклада в ближайшее же время. Но пока это время не наступило, я и сам еще толком не разобрался. Да и стоило ли выяснять все до мелочей? Бронеплощадка-«ероплан» уже прицеплена к новенькому паровозу вместе с относительно целым вагоном второго класса. Места хватит для всех…
…Для всех, кто в погонах. Шахтерам ехать некуда, да они и не собираются. Разобрали трофейные винтовки, наскоро выбрали новых командиров. В отряде теперь больше сотни, а добровольцы все прибывали. «Партячейка» Петр Мосиевич осваивал опустевшее кресло председателя местного Совета, готовились торжественные революционные похороны «жертв бандитского террора», местный художник-энтузиаст даже набросил эскиз будущего монумента.
Рисунок (футуристический квадратный рабочий с развернутым знаменем на постаменте-глыбе) был мне предъявлен вместе с вежливым вопросом. Нет, нам не предлагали убираться к помянутой матери из Лихачевки, но «разъяснить» ситуацию определенно требовалось.
* * *
— Медаль за мной, — пообещал я, протягивая руку Хивинскому. — В следующий раз, когда захватим монетный двор, не забудьте напомнить.
Пальцы болели — только что довелось обменяться рукопожатиями со всей диверсионной группой. Шахтеры отвечали искренно, от души. Эти пока не думали о «разъяснении» нелепейшего по нынешним временам золотопогонно-пролетарского союза. Они просто радовались. Еще бы! Бронеплощадка, три пулемета, пушка! Ни раненых, не убитых, обошлись лишь царапинами и шумом в ушах. Не одного меня оглушило изделие Норденфельда!
Трупы в окровавленных бушлатах унесли (не повезло матросикам!), и неровный строй парней в пальто и полушубках, увешанных трофейным оружием, так и просился на обложку «Нивы». Поручик тоже был хорош. На плечах горели новенькие погоны, а у пояса появилась шашка. Оружием я никогда не увлекался, но сразу было ясно: Хивинский отыскал среди трофеев что-то особенное. Серебряная чернь эфеса, темные узкие ножны…
Джигит!
Тех, кто занял Вавилонскую башню, втащив туда «картофелекопатель», я уже поздравил. Тех, кто под командованием портупея Иловайского помогал Максиму Жуку, тоже. Здесь, вроде, всё… Нет, не всё, как же я мог забыть?
— Кадет Новицкий! Кадет Гримм!
— Я-я-а-а!
Маленькие Гавроши улыбались во весь рот, морщили носы. Про них мне уже рассказали. На стальную крышу полезли оба, Гримм спускался в люк, Новицкий помогал. Повезло ребятам — вповалку спала пьяная матросня, даже на скрежет стального засова не отреагировала.
И нам всем повезло. И мне — не будут мальчики в страшных снах являться. Живые!
— Кадеты! За проявленное мужество перед лицом опасного и вооруженного до зубов врага объявляю вам благодарность и награждаю…
Господи, чем?! Пистолет не отдам, еще начнут в Вильгельма Телля играть!
— …Именными часами с гравировкой. Гравировку сделаем позже, а пока — носить по очереди согласно алфавита. Держите, кадет Гримм!
Маленькая ручонка крепко ухватила посеребренную «луковицу». Извините, ребята, в следующий раз найду швейцарские.
— Служим… Служим…
— России и трудовому народу, — улыбнувшись, подсказал я, на ходу подбирая нечто наиболее политкорректное.
— России и трудовому народу!!!
Часы были уже возле уха кадета-героя Гримма. Кадет Новицкий тоже не удержался, потянулся послушать. Тикают, ребята, тикают! Кто сказал что на войне не выпадает счастливая минута?
Можно было идти, но что-то удержало. Я вновь поглядел на крепких парней, стоявших у побежденной ими «таньки». Эти — лучшие, Хивинский лично отбирал. Сейчас они улыбаются, мы еще все вместе: «кадеты» с ударением на «а» — и будущие бойцы Антонова и Ворошилова. Жаль таких отдавать! А если не отдавать?
— Товарищи, — начал я, пытаясь найти нужные слова. — Агитировать не буду, но главное вы уже знаете. Для вас — для нас всех! — началась война. Вы — не спрячетесь. Каждая сторона будет утверждать, что защищает народ и правое дело. Но вы уже поняли: на войне каждый защищает прежде всего самого себя. Завтра вас мобилизует Антонов-Овсеенко, и вы пойдете убивать тех, кого вам прикажут. И умирать за то, что никогда не увидите…
На миг я замолчал, переводя дыхание. Слушают? Слушают! Недоверчиво, хмурясь — но слушают.
— Сейчас мы — отряд, у нас оружие, мы — крепкий орех, не разгрызть. Предлагаю остаться с нами. Начнем с перехвата банд, таких как та, что мы вчера разгромили. А разбираться с теоретическими вопросами станем по мере их поступления — и оставаясь в живых. Этого Антонов может и не простить!..
Я кивнул на бронеплощадку. Нет, не простит большевистский главком! Не только ее: убит — разорван в клочья — бывший унтер Полупанов, погиб почти весь его штаб. Но не это даже главное. Случилось то, чему не было места в Истории: шахтеры Каменноугольного бассейна выступили против большевиков. Река Времен дрогнула, покрылась рябью, обозначая новое русло…
Молчали — долго, тяжело. Наконец, кто-то хныкнул:
— В Зуавы зовете, товарищ?
Зуавы?! Ну, конечно, они тоже слышали песню.
— Почему бы и нет? — улыбнулся. — Зуавы — маленький, но гордый народ, лупивший в хвост и гриву французских интервентов. Так лупивший, что французы в его честь назвали свои отборные войска. Мы будем не хуже!..
«Целься в грудь, маленький зуав, кричи „ура“!.». А что, хорошая песня!
Вновь молчание. Переглядываются, смотрят по сторонам, без особой нужды поправляют оружие…
— Подумаем, товарищ Кайгородов. Посоветуемся… Но… Мы не хотим воевать против народа! Офицеры — они, сами знаете!..
Я покосился на невозмутимого Хивинского. Тот дернул плечом под золотым погоном, еле заметно скривился. Крепко усвоили политграмоту товарищи шахтеры! Если офицер, значит…
— Спросим! — рубанул я. — Вот перед нами два ваших товарища, два будущих офицера… Два маленьких Зуава… Кадет Новицкий! Кадет Гримм! Вы собираетесь воевать против народа?
— Не-е-е-ет!!!
* * *
— Портупей-юнкер Иловайский!
— Я!
— Вам — задание. Срочное и, возможно, опасное. Для начала отберите десяток юнкеров, самых надежных. Затем… На путях стоят две платформы с орудиями. Возьмете маневровый паровоз, уговорите машиниста — и перегоните их на станцию Несветай. Штабс-капитана Згривца не слушайте, сошлитесь на мой приказ. Станция недалеко, за час управитесь. Там отряд есаула Чернецова. Орудия сдадите ему под расписку — и тут же возвращайтесь. Вопросы?
— Все ясно, господин капитан. Только… На чье имя расписку писать? Капитана Кайгородова?
— Будем скромнее, портупей. Если мы — Зуавы, то расписка должна быть на имя капитана…
— Филибера?
— Именно. Капитана Филибера. Все, портупей, в путь, кончен день забав, в поход пора!..
* * *
— Юнкер фон Приц! Не ходите за мной бледной тенью, я вас вижу, давно заметил, но времени нет и… Вас Сергеем зовут, правильно? Сергей, большое спасибо за идею, с песней вы определенно угадали. Спасибо!..
— Господин капитан! Я не из-за… То есть, пожалуйста, всегда рад, но… Ваше благородие, опись! Деньги, что в «сидоре» лежали. Еще часы и два кольца, они были в тряпку завернуты. Вот, опись, я всё…
— Ох, Сергей, нашли время!.. Потом, потом… Это… Это у вас почерк такой?
— А что? Я могу тремя разными почеркам писать, а еще шрифты знаю, у меня по черчению высший балл… Ваше благородие! Я же стрелок, я вице…
— Принц, вы пропали. И даже попали. Это я вам вполне официально говорю. Итак, блокнот, карандаши, лезвие, чтоб острыми были… И не спорьте! Если бы вы могли мощным толчком бросить тело вверх, ухватиться руками за горизонтальный сук в трех метрах от земли и еще винтом на 180 градусов…
