надвое, и органичной уверенностью в себе вдруг вынырнувшего из снегопада сверстника, а чуть позже – розовощекой, переполненной соками молодухи. Сергей в одночасье осознал, что все приготовления к Новому году, придававшие последним неделям смысл, – жестокий самообман. Никакого будущего у него нет и быть не может – оно перетекло вот к таким, как пассажир, крепко стоящим на земле парням. Все, что его, некогда бравого офицера, ждет, это – тоскливый «Голубой огонек» и бередящее наутро каждую клетку похмелье. И еще – отчаяние в глазах матери, с каждым новым днем лишь нарастающее: как связать концы с концами в обнищавшей, испускающей дух стране?
Тут Муминов приоткрыл для себя, почему он на призыв голосующего остановился. Ведь в молочной бурде непогоды он его едва заметил и, остановившись, даже сомневался, не померещилось ли ему. Подступала тоска, в последнее время навещающая все чаще и чаще, так что с попутчиком, нечто подтолкнуло, он душу отведет.
Сейчас Муминов ни о чем не жалел. При виде где ерзающих, а где квохчущих про себя голубков его мало-помалу отпустило – набив «шишку», он ею же умиротворился. Вследствие чего решил парочку, сосватанную его драмой, до самого Владимира довезти, греясь у очага их сладостного томления. Пусть впереди холостой пробег двести километров…
– Видать, от холода речь у вас отняло, граждане пассажиры, – прозвучал бодрый голос хозяина авто. – Не тянет даже познакомиться.
Красная девица медленно повернулась к Шахару, уставилась в некоем призыве.
Тот, разобрав в словах Муминова лишь «холод да пассажиры», от двойного обращения смешался. Во взоре девули, помимо неясной ссылки, прочитал и личный посыл: вижу, что нравлюсь, чего в рот воды набрал?
– Таней меня зовут, – взяла на себя инициативу знакомства девуля. Вновь взглянула на соседа с укоризной.
– Очень приятно, а меня – Сергей, – продолжил ритуал автомобилист.
Шахар зашелся в кашле, перелопачивая про себя жалкую ссобойку русских имен, ему известных. Все же сделал выбор:
– Я – Федя.
– Федя? – озадачился автомобилист. – Что-то я Федь среди грузин не встречал…
– Ты жил в Грузия, Сэргей? – Брови Шахара чуть вздернулись.
– Зачем? В моей роте кто только не служил, – пояснил Муминов. – Хватало и грузин.
– Вы военный, Сергей? – поддержала беседу Татьяна, но, как бы опомнившись, что не то брякнула, стушевалась.
– Был, как видите…
Шахар с Татьяной понимающе переглянулись, деликатно потупились. После чего «кустанаец» с негрузинским, оказалось, именем заметил:
– Ты хороший, шофер, Сэргей. Очэнь нормально ездить.
– В молодости на картинге гонял, – обозначил истоки своего мастерства Сергей.
Его манера вождения и впрямь захватывала дух – не столь спортивной сноровкой, как точностью решений. Муминов обгонял, выныривая в единственно верный момент. Кроме того, дорогу, всю в тумане, ощущал, точно на глазах бинокуляры ночного видения.
– Вы, правда, водите машину здорово, – поддержала Шахара Татьяна, передав интонационно приязнь и некрикливое сострадание.
– А кем вы работаете, Таня? – осведомился обласканный попутчиками автомобилист.
– Медсестрой, – ответствовала девуля. – В хирургическом.
– Сразу видно, – чуть подумав, вывел Муминов. – Больше думаете, чем говорите. Я с медициной не понаслышке знаком – в ташкентском госпитале год провалялся. На теле живого места нет. Душманская мина…
Тут, на повороте, застопоренные под креслом костыли повалились на медсестру с изумительными, явно не пластического происхождения ямочками. Таня не успела и рот открыть, как увидела руку соседа, загородившую ее от удара. Сам он в неестественной позе застыл – что-то среднее между дыбой и распятием.
– Да брось, ты их на пол, ради бога! – крикнул водитель, едва завершив поворот. – Не мог сам догадаться? Я тоже, раззява!
Шахар бережно пристроил костыли под ногами, после чего откинулся на сиденье, утихомиривая окончания, взвихренные недавним броском. Смотрел на дорогу, переваривая постигший Татьяну переворот. Ласковый огонек симпатии, будто задули изумление и… страх. Ему казалось – из-за молниеносного, нарушившего идиллию рефлекса, стало быть, некоего отклонения от нормы. Но тут он услышал:
– Спасибо. Вы не поранились?
В ответ Шахар лишь улыбнулся и застенчиво пожал плечами. Повернулся и впервые прямо, не отводя взгляда, смотрел на Татьяну. Слов при этом не подбирал и не силился вникнуть в сказанное – его чаровало ощущение взаимности, уже совершенно очевидное.
Эпизод взывал хотя бы к формальным любезностям, но мысли Шахара разбегались – ему не хотелось попасть с его базовым русским впросак. Так что он вновь улыбнулся, на сей раз – с каким-то грустным оттенком.
Улыбнулась и Татьяна, тоже пролив печаль, а может, некое иносказание. Переключила внимание на окрестности.
– А знаете что: довезу я вас до Владимира. Друг там у меня афганский, навещу! –нежданно-негаданно объявил Сергей. После паузы продолжил. – На бензин только скинемся. Да, Федь?
– На самом деле? Правда? – всколыхнулась Татьяна. – Не знаю даже как благодарить. Только…
– Что? – осторожно поинтересовался автомобилист.
– Денег у меня – одна мелочь. Не думала, что автобус сломается. Растранжирила…
– Что вы на самом деле! Дамы у нас – бесплатно. А у соседа, знаю, завалялось… – успокоил Муминов, сдобрив последнюю фразу хитринкой. Повернувшись к Шахару, сориентировал: – Заправишь полный бак и мы квиты.
По словам «Владимир», «бензин», «деньги» и восторженному лику Татьяны Шахар заключил: водитель объявил пересмотр маршрута. Но, насколько он радикален, тель-авивец строить догадки не стал. Решил уточнить:
– Сэргей, ты едэшь Владымыр?
– Еду-еду… – рассеянно отвечал водитель, всматриваясь в снежную пелену. – Деньги готовь – заправка скоро. Тридцать литров.
Услышав «литры», Шахар понял, что должен оплатить бензин, и это все, что от него требуется. Тут же подтвердил готовность: «Конэчно, Сэргей».
– Вот и договорились, – подытожил добродей.
Шахар задумался, вмиг позабыв о Татьяне – безумно аппетитном помидоре, который больше хотелось нюхать, чувственно растопырив ноздри, нежели надкусить. Что подвинуло Сергея все переиначить? Ведь он ясно выразился: его пункт следования рядом. Неужели заподозрил что-то? Одной промашки с негрузинским именем, в принципе, хватит…
Меж тем, когда модуль въезжал на заправку, Шахар склонился к выводу: был бы у Сергея камень за пазухой, он вел бы себя по-другому, скованнее что ли… И наверняка долевое участие не предлагал бы – слишком вычурно для подвоха. Однако что-то неуловимое подсказывало: резкая переориентировка продиктована контактом с пассажирами, а не чем-то сторонним, пришедшим вдруг на ум. Шахар не сомневался, что упомянутый товарищ Сергея – миф.
Тель-авивца нисколько не удивила большая очередь, расходящаяся к четырем автоматам разливки топлива. Проведя в Москве сутки, он к этому социоэкономическому феномену привык. Впрочем, Израиль семидесятых, по крайней мере, в присутственных местах, данным «индексом деловой активности» мало чем от географической родины отличался. Шахара больше занимало другое: какова процедура отпуска бензина? Само собой подразумевалось, что заправлять автомобиль ему. Не гнать же безногого в метель?
Модуль минул хвост очереди и устремился к ее голове. Шахар замечал, как автомобилисты бросают на них беспокойные, а когда остервенелые взгляды.
Сергей припарковался параллельно третьей машины от автомата и протянул Шахару замурзанные корочки.
– Покажи, чтобы пропустили.
Шахар стал рассматривать удостоверение, пытаясь вникнуть, к чему оно, но полуистершиеся
