- Но куда же мне деваться? - с отчаянием ответил Карташев. - Я искал инженерного места - нет. Да и инженер я ведь только потому, что у меня диплом, но я ведь ничего, решительно ничего не знаю.
Василий Петрович ходил рядом с Карташевым и молча слушал.
- Послушайте, - перебил он вдруг Карташева, - знаете что? Вы слыхали, что сюда вчера приехал инженер строить дорогу на Галац?
- Нет, не слыхал. Да и приехал-то он, вероятно, уже с набранным штатом.
- Кого-нибудь из инженеров вы знаете?
- Ни одного человека, кроме своих товарищей по выпуску.
- Пойдите на всякий случай к главному инженеру.
- Нет, не пойду. Если бы вы знали, как это унизительно - идти просить и получить наверно отказ...
- Плохо, плохо, - говорил огорченно Василий Петрович. - С такими задатками пассивно плыть по течению затянет вас в такую тину жизни...
Он нетерпеливо вздохнул.
- Эх, русская нация! голыми руками бери и вей какие хочешь веревки... И кто говорит? Я...
Василий Петрович с добродушным комизмом ткнул себя в грудь и посмотрел на часы.
- Ну, а все-таки хоть и на проклятую службу, а время идти...
Были сумерки. Дядя ушел еще и еще толковать с интендантами, а Карташев лежал на своей кровати и смотрел в полусвет окна, выходившего в сад.
Дверь номера отворилась, и раздался голос Василия Петровича:
- Кто-нибудь есть?
- Я, - ответил Карташев.
- Вас мне и надо. Ну, я познакомился и переговорил с главным инженером, - он вас просил прийти к нему.
- Когда? - испуганно поднялся с кровати Карташев.
- Сейчас.
- Ну? Надо одеться.
Карташев зажег свечу и начал быстро одеваться в самое парадное свое платье.
Одеваясь, он расспрашивал Василия Петровича, как же все это вышло.
- Да просто пришлось обедать за одним столом, познакомились, разговорились, я сказал, что у меня есть здесь один знакомый инженер, он сказал сначала, что все места уже заняты, а потом подумал и сказал: "Пускай придет ко мне".
Карташев радостно слушал и верил.
В действительности же Василий Петрович еще утром, говоря с Карташевым, задумал и привел в исполнение свой план. После службы, надев мундир, он отправился в номер, где жил главный инженер, представился ему и с просьбой не выдавать его рассказал о фальшивом положении Карташева.
Главный инженер ответил ему:
- Места все заняты... Я мог бы его взять, дело, может быть, развернется, но на первое время ему придется помириться с очень скромной ролью.
Карташев торопливо причесывался и взволнованно отдавался радостному чувству: неужели он все-таки будет инженером, неужели он опять инженер?
- А вы не пойдете со мной? - спросил в последнее мгновенье Карташев, держа в руках свидетельство об окончании курса.
Василий Петрович только рассмеялся и махнул рукой.
- Ну, идите...
Карташев, прежде чем выйти, разыскал коридорного и просил его доложить о нем главному инженеру.
Загнанный, сбитый с ног коридорный долго не мог понять, чего хочет от него Карташев, и все повторял ему с хохлацким выговором:
- Ну, когда надо, так и идите, чем же я тут могу помочь? Ось и дверь не заперта.
И в доказательство коридорный действительно приотворил дверь.
- Кто там? - раздался густой голос.
Карташеву ничего не оставалось больше, как скрепя свое сильно бившееся сердце перешагнуть порог и остановиться с разинутым ртом. На полу, перед ним, лежало два человека. Один толстый, в рубахе с расстегнутым воротом, из-за которого выглядывала волосатая грудь, уже пожилой, другой более молодой, худой, нервный, бритый, с черными усами, с строгим лицом и недружелюбным взглядом своих черных, мечущих искры глаз. Оба лежали на карте, толстый водил по ней красным карандашом, а худой внимательно следил.
В отворенной двери несколько мгновений постоял и коридорный, тоже чем-то как будто вдруг заинтересовавшийся, но, вспомнив, вероятно, о своих текущих делах, побежал дальше, затворив за собой двери.
При входе Карташева худой только недовольно покосился на него, а толстый продолжал вести карандашом линию по карте.
- Здесь, - сказал толстый, - перевальная выемка будет, вероятно, две две с половиной сажени. Тут пойдут нули, нули... Тут косогором подход к Пруту, затем по берегу Дуная, а последние пятнадцать верст уже прямо разливом Дуная с насыпью, вероятно, что-нибудь вроде сажени.
Карташев сообразил, что идет наметка будущей линии, подвинулся ближе и через головы следил за карандашом.
- В общем, - кладя карандаш, сказал толстый, - тысячи две кубов на версту все-таки выйдет.
Он сел лицом к Карташеву и сказал, сидя на полу:
- Здравствуйте. Вы инженер Карташев?
- Да.
- Видите, места у меня теперь нет, пока что я могу взять вас на затычку. Вы в этом году курс кончили?
- Да.
- На практиках бывали?
- Только кочегаром ездил.
- Ну, это... где ездили?
Карташев назвал дорогу.
- На угле?
- Да.
- Какой уголь?
- Брикеты из Кардифа, а сверху нью-кестль.
- На паровозе двое было: машинист и вы или еще кочегар?
- Нет, только машинист и я.
- Долго были?
- Пять месяцев.
- Значит, выносливость приобрели?
- Я думаю.
- На изысканиях не были никогда?
- Никогда.
- Теорию знаете хорошо?
- Плохо.
- Но проектировать можете все-таки, например, мосты?
- Составлял проекты в институте, - нехотя ответил Карташев.
- Составляли или заказывали?
- Больше заказывал.
- Ну, какой самый большой проект деревянного моста несложной системы?
Карташев подумал и ответил:
- Три сажени.
- Значит, и по проектировке не годитесь, - сказал раздумчиво главный инженер.
Он еще подумал и сказал:
- Я, право, не знаю, что мне с вами делать. Нам нужны люди, но знающие, а вы ведь первокурсник студент по знаниям. Я могу вас взять только практикантом.
- Я согласен.
- Жалованье тридцать пять рублей в месяц.
- Я согласен.
- Ну, кормить будем.
- Об этом нечего говорить, - ответил Карташев. - С моими знаниями я никакого жалованья не стою.
- Вы возьмете его в свою партию? - спросил толстый худого.
Худой свирепо сдвинул брови и, сверкнув на Карташева своими глазами, угрюмо сказал:
- В таком случае завтра в пять утра выходите на площадь перед гостиницей.
А толстый, протягивая руку, сказал:
- Ну, а теперь прощайте.
Карташев пожал руку толстому, поклонился худому и пошел к двери. Уже у двери он остановился и сказал:
- Я постараюсь оправдать ваше доверие.
И, выскочив в коридор, он подумал: "Как это все глупо вышло, и каким я дураком вышел в их глазах... Ну, и отлично, а все-таки начало сделано, переживу еще много тяжелых унижений, но сразу все пройду от изысканий до постройки..."
- Ну? - встретил его Василий Петрович.
- С большим скандалом, но принял, - смущенно и радостно ответил Карташев. - Вы знаете, уже завтра в пять часов утра...
- С места в карьер: отлично.
- И в поле на изыскания. Я так боялся, что меня засадят за проекты, но бог мне помог по поводу проектов такую чушь сморозить, что сразу решили, что я никуда не гожусь. Вот теперь не знаю только, как с дядей быть?
- Дядю вашего я беру на себя. Теперь сидите, я пойду к нему, а потом вместе ужинать будем.
Уже сгорбленная фигура Василия Петровича скрылась за дверью, когда спохватился Карташев и подумал: "Эх, забыл поблагодарить!"
Карташев напрасно беспокоился относительно дяди. Дядя уже и сам тяготился своим выбором, бранил в душе племянника кисляем и, основательно опасаясь за результат своего громадного дела, подыскал ему молодого энергичного помощника Абрамсона. Теперь этот Абрамсон, племянник главы фирмы, которой дядя Карташева продавал свой ежегодный урожай, становился во главе дела.
Уверенность этого красивого, с строгим римским овалом лица, в золотом пенсне Абрамсона была такова, как будто с рождения всегда он был во главе больших дел. С интендантами он держал себя покровительственно, как с маленькими людьми, и запугивания Конева на него мало действовали.
За ужином, где присутствовал и Карташев, и присутствовал даже с удовольствием, так как это уже была чужая, посторонняя для него компания, где он только наблюдал, - пьяный Конев приставал к Абрамсону:
- Если ты мне не дашь заработать чистоганом сто тысяч - сто! Ни копейки меньше, то пиши духовное завещание.
- Я не помню, когда мы пили брудершафт, - ответил с достоинством Абрамсон. - Что касается заработка, то можно и двести заработать, было бы за что...
- Конечно, не даром.
- Прежде всего надо действовать с умом...
- Я всегда с умом...
- И поэтому надо прежде всего молчать, а когда придет время, тогда и поговорим...
Абрамсон многозначительно смотрел в глаза Коневу, другим интендантам, Конев впивался в его глаза и, обращаясь к дяде Карташева, говорил с восторгом:
- Вот это шельма! Это выбор! Даром что молоко у него на губах еще не обсохло, я знаю вперед, что он и тебе даст кусок хлеба, и нам, и себя не забудет. Черт с тобой, хоть и жид ты, а давай брудершафт пить, потому что у тебя голова золотая. А на меня надейся... Мне твоего даром не надо. Хочешь, тебе сейчас квитанцию на сто пар павших быков выдам да на сто пар сейчас же вновь купленных, ну-ка, чем пахнет, что дашь? Говори?!
