— Всё же есть пределы, даже если на кону собственная жизнь.
Клаймер посмотрел на своего клиента, оценивая его с профессиональной точки зрения: высокий рост, крепко сложенная фигура, худощавое лицо человека хорошего происхождения, вспыльчивость, скрываемая под сдержанностью, шрам, волосы и серо-голубые глаза. Адвокат пожал плечами:
— Если бы я мог выступить вместо вас, то сказал бы именно это.
— Если бы вы могли выступать за меня, я бы позволил вам это сказать.
— Тогда в чем разница? Конечно, это ваша жизнь, и вы вольны поступать, как вам угодно, ваша свобода, если вы можете это так назвать. Есть ли у вас жена? Семья? Вы не думаете, что они стоят этой уступки? Поверьте, я не обещаю, что всё получится, если следовать моим указаниям. Но своевольничать вы могли бы и без меня и сберегли бы свои гинеи.
В другой камере дрались мужчины, а в дальнем углу двое воров спорили из-за забытого кем-то шейного платка. Есть ли у него жена? Семья? Думает ли он, что они стоят этой уступки? Делает ли это действительно ради Демельзы или ради себя?
Мысль о неволе душила его неугомонную натуру. За все эти дни Росс повидал достаточно. Оправдывало ли изменение тактики защиты в последний момент желание спасти свою шкуру?
— У вас есть список свидетелей со стороны короны? — резко бросил он.
Клаймер вручил капитану другой лист и стал обмахивать лицо платком, пока Росс читал.
Вайгас, Клеммоу, Андерсон, Оливер, Фиддик.
— Никто не посмеет сказать, что закон относится к своему делу спустя рукава.
— Никогда, как только получит в руки дело. Упорство — вот как можно это назвать. Когда в преступление вовлечена пара сотен человек, то его вешают на одного или двоих, чаще всего наиболее виноватых, но не всегда. Преступление вешают на них, а остальных пытаются заставить выступить свидетелями со стороны короны. Одного-двух делают козлами отпущения. Капитан, к сожалению, козел отпущения сейчас вы. Эти люди — ваши друзья?
— Некоторые.
— Конечно, этого следовало ожидать. Друзья становятся хуже врагов, чтобы спасти свою шкуру. Печальная черта человеческой природы — это трусость. Унаследованная от Каина. Никогда не знаешь, когда она проявится. Всегда живет где-то рядом, а страх приводит ее в действие.
— Полагаю, — сказал Росс, едва слушая, — у этих людей не было выбора, кроме как явиться, если им прислали повестку в суд. Пэйнтер... Не ожидал, что и он будет.
— Кто это? Новенький?
— Человек, служивший у меня много лет. Ах, да. Я разбудил его первым и послал поднять Сол.
— Сол — это мужчина?
— Нет, деревня.
Мистер Клаймер стал энергично обмахиваться.
— Здесь ужасная вонь, ужасная вонь. Этот Пэйнтер находился на берегу, когда появились таможенники?
— Да, но был слишком пьян, чтобы что-либо вспомнить.
— Проблема некоторых людей в том, что когда они не помнят, то придумывают. Это всегда предоставляет защите возможности. Сообразительный человек?
— Я бы так не сказал.
— Ага. Не сомневаюсь, что вы сможете сбить его с толку. Хотя некоторые из этих олухов на свидетельском месте становятся дьявольски упрямы. Просто как ослы, иначе не назовешь.
Росс отдал список.
— Утром в среду, как думаете?
— Утром в среду, — Клаймер встал и разгладил мантию. — Не знаю, отчего я беспокоюсь. Если вы хотите, чтобы вас повесили, то это ваше личное дело.
Тюремщик шагнул вперед, но Клаймер знаком велел ему удалиться.
— Помнится, видел я как-то раз висельника в Тайберне [4]. Веревку срезали, посчитав его мертвым, но он корчился и строил рожи еще целых пять минут.
— Я видел такое, когда человеку срезало голову пушечным ядром, — сказал Росс. — Зрелище куда более удивительное, когда голова находится в нескольких шагах от тела.
— Да? — Клаймер уставился на него.
— Да.
— Ха, ну что ж... Оставляю вам этот план защиты. Обдумайте его. Но после вердикта не сожалейте, что вы им не воспользовались. Тогда уже ничего не поделаешь. Обвинение будет говорить про вас множество гадостей, и вы ему лишь поможете своим ложным чувством гордости. Гордость хороша на своем месте. Мне ее тоже хватает. Я бы без нее не продвинулся. Но суд — не место для ее демонстрации.
***
Дуайт Энис остановился на маленьком постоялом дворе на Медовой улице. Внезапная болезнь в коттеджах Меллина отложила его отъезд, так что он добрался до Бодмина лишь в понедельник днем. В суде он увидел, что имя Росса не числится в списке дел на вторник, и зашел в «Георга и корону», но обнаружил там только Верити.
Вскоре он ушел и спокойно пообедал у себя. Дуайт слишком поспешил и теперь столкнулся с необходимостью как-то убить время. Утром, решил он, можно будет посетить лепрозорий, расположенный примерно в миле от города. Энис никогда прежде не сталкивался с проказой и собирался понаблюдать за больными и приобрести новые знания.
Маленький обеденный зал постоялого двора от пивной отделяли лишь вращающиеся двери в половину человеческого роста, и когда он покончил с холодным пирогом из голубя, то возникла какая-то суета, и он услышал слово «лекарь». Однако его это не касалось, и Энис продолжил есть абрикосовое желе со сливками. Через минуту в дверях появился потный владелец постоялого двора и, увидев Дуайта, двинулся к нему.
— Прошу прощения, сэр, но вы ведь доктор или аптекарь, или еще кто такого рода?
— Да.
— В общем, сэр, из Прайори-хауса только что прибежал лакей и сказал, что там кто-то заболел, и нет ли здесь лекаря. Как мне сказали, это срочно. Это будет весьма любезно по отношению к Дэниэллам и весьма разумным действием, как можно выразиться...
В пивной стоял запыхавшийся и взволнованный лакей в ливрее. Заболела мисс Пенвенен, мисс Кэролайн Пенвенен, которая гостит в доме. Нет, он сам ее в глаза не видел и не знает, что с ней такое, кроме того, что это срочно, а их собственный аптекарь живет в другом конце города.
— Что ж, ладно. Я буду готов через минуту.
Дуайт взбежал вверх по лестнице, взял свой саквояж с лекарствами и инструментами, без которого редко путешествовал.
Стоял прекрасный вечер, дом находился всего в нескольких ярдах от Церковной площади, они поднялись вверх по холму на другой стороне и свернули в ворота, подойдя к большому квадратному особняку с видом на небольшой парк. Через живописные деревья поблескивала вода.
Лакей повел его в квадратный зал с массивными свечами, пламя покачивалось, словно горничные кланялись им, когда они проходили мимо. Через приоткрытую дверь Дуайт увидел сервированный для ужина стол, сверкающие ножи, гладкие фрукты, цветы. Слышался мужской голос — размеренный и ровный, голос человека, который привык, что его слушают. Они поднялись вверх по лестнице. Прекрасное кованное железо и много белой краски. Две картины Опи и две Цоффани.
Дальше по коридору с красным ковром, потом поворот. Лакей постучал в дверь.
— Войдите.
Дуайт вошел, а лакей исчез. На низкой кушетке сидела высокая, стройная и поразительно красивая девушка в платье из белого батиста с замысловатым узором.
— А, так вы аптекарь? — спросила она.
— Доктор, мэм. Могу я вам помочь?
— Да. Если вы знаете, как использовать лекарства, как аптекари.
— Разумеется. А в чем дело?
— Вы обычно обслуживаете Дэниэллов?
— Нет, я чужой в этом городе. Ваш лакей пришел на постоялый двор, где я остановился, и сказал, что это срочно.
— Да, понимаю. Я просто хотела убедиться, — девушка встала. — Однако больна не я. Это мой песик, Гораций. Взгляните. У него было два припадка, а теперь он еле жив, словно в обмороке. Я ужасно обеспокоена. Не могли бы вы немедленно им заняться?
Дуайт увидел рядом с ней на кушетке маленького черного мопса, свернувшегося на шелковой подушке. Энис посмотрел на мопса, а потом на девушку.
— Ваш пес, мэм?
— Да, — нетерпеливо ответила она. — Я до смерти обеспокоена уже целых полчаса. Он отказывается пить и едва меня узнает. Это всё из-за суеты и волнения, клянусь. Мне не следовало его привозить, я должна винить только себя.
