— И он готов это подтвердить?
— Был готов. Но его убили на Каменном острове, рядом с вашим домом.
Лицо Бабушкина окаменело. Он долго молчал, глядя на полковника невидящими глазами. Потом легонько встряхнул головой, словно помогая себе вернуться откуда-то издалека в кабинет, сказал:
— И это все... весь разговор об отце для того, чтобы обвинить меня в убийстве?
Игорю Васильевичу стало не по себе. Бабушкин ему не верил.
— Дмитрий Алексеевич, вы освобождены из-под стражи. Да, у нас были подозрения. Согласитесь сами — саквояж старика Романычева...
— Ах, да! Эта куча денег... Вот уж не предполагал, что с миллионом ездят на экскурсии!
— Девяносто три тысячи. Но дело в другом...
— Конечно, конечно, — закивал Бабушкин. — Дело в том, что вы знали, где искать! Сразу пришли ко мне.
— За два дня до убийства старик признался, что оклеветал вашего отца...
— Скажите, я могу сейчас уйти и поехать домой?
— Можете, вы свободны.
— И за мной не будут следить, не арестуют снова?
— Дмитрий Алексеевич?!
— Это я на всякий случай, — он встал. — В камере я ничего нужного не оставил, возвращаться туда не буду. Я пойду?
Корнилов тоже поднялся.
— Еще один вопрос... Ваша тетушка сказала, что в Бюро путешествий крупные злоупотребления. И вы писали письмо директору, а вам стали грозить...
— Простите, — прервал полковника Бабушкин. — Эту тему я не хочу обсуждать. Тетушка просто не в курсе дела.
— Мы можем проверить все и без вашего участия, — полковник подумал, что экскурсовод боится.
— Нет, нет и нет! Пожалуйста, не принимайте всерьез слова Елизаветы Станиславовны.
— Смотрите сами, — с сомнением произнес Корнилов. — Сейчас я попрошу оформить документы. — Он позвонил Бугаеву, попросил сделать все немедленно.
Бабушкин, несмотря на приглашение, больше не сел. Стоял посередине кабинета, внимательно прислушиваясь к разговору Корнилова по телефону. Положив трубку, Игорь Васильевич спросил:
— Может быть, вы знаете кого-то из сотрудников отца?
— Слава богу, никого не знаю. И знать не хочу! — Дмитрий Алексеевич выжидательно посмотрел на Корнилова. Как будто хотел сказать: «Ну, какие еще будут вопросы?»
Но у полковника пропала охота спрашивать. Он только написал на листке бумаги свой телефон.
Когда Бугаев, оформив пропуск, пришел, чтобы проводить Дмитрия Алексеевича, полковник подал Бабушкину бумажку:
— Будет нужда, позвоните.
Он позвонил через полчаса, наверное, еще не доехав до дома. Может быть, звонил от своей приятельницы Александры Васильевны.
— Это ваш подследственный Бабушкин. Не узнали? — сказал он, явно бравируя. Голос его по телефону звучал звонко. — Я не ответил на вопрос о махинаторах из Бюро путешествий. Помните?
— Помню.
— Это вас действительно интересует? — И, не дождавшись ответа, продолжал: — Вы только на меня не сердитесь, я иногда бываю злым. Так вот — никаких писем на наших жуликов я не писал. Рассказал как-то тетушке, так она мне месяц покоя не давала. Все требовала вывести их на чистую воду. Я ей и соврал. Сказал, что написал письмо. Но какой толк был бы от него? Бросили бы в корзину и забыли. Без толку это все! Без тол-ку! И к прокурору города я не ходил. По отцовскому делу. Вы только тетушке не говорите, ладно? А то она расстроится. — И Бабушкин повесил трубку.
18
Рано утром Корнилова разбудил телефонный звонок. Он привык к звонкам в любое время суток. Даже спал теперь один, в кабинете, чтобы не тревожить среди ночи жену. Телефонный аппарат ставил всегда на полу, рядом с диваном: удобно — протянул руку и поднял трубку...
Дежурный по Управлению доложил, что во дворе дома на улице Гоголя обнаружен тяжело раненный журналист Лежнев.
— Выезжаю, — сказал Корнилов, и спазм сдавил ему горло. Он положил трубку и несколько секунд сидел не двигаясь. И в эти секунды пронзительно, до боли пронзительно ощутил собственную малость, горькое чувство оттого, что не может предугадать, предотвратить событий, касающихся его так прямо, так непосредственно.
Пока он одевался, снова зазвонил телефон.
— Игорь Васильевич, с Борей несчастье! — Голос звонившей женщины он узнал сразу.
— Верочка, ты где? — спросил Корнилов. Наверное, Лежнева не расслышала его вопроса.
— Его нашли на улице Гоголя, — продолжала она, всхлипывая. — Два ранения. В грудь и живот. В больнице говорят: потерял много крови. Как он попал на улицу Гоголя?! Он же поехал в Гатчину, по вашему делу...
— Материал для очерка?
— Ну да! Обещал быть к десяти. И не пришел. Мы с мамой не спали всю ночь, звонили в милицию, в больницы. Сейчас его привезли в Военно-медицинскую академию...
— Как он?
— Сказали, надежды мало. — Она снова заплакала.
— Где тебя найти? — спросил Корнилов. — Я подъеду через пятнадцать минут. — Он перезвонил дежурному. Сказал, что едет в Военно-медицинскую академию. Посмотрел на часы: половина шестого. Минут через семь он был уже у хирургического отделения.
Вера Лежнева стояла у окна, одна в пустом вестибюле. Услышав шаги, она обернулась, прошептала:
— Игорь Васильевич... — И беззвучно заплакала.
— На каком этаже? — спросил Корнилов нарочито по-деловому.
— На третьем. Пять минут назад приходил хирург. Все без изменений...
— Подожди меня. Может быть, сумею пройти к Борису...
Он направился к старику, дремавшему на контроле. Когда Корнилов подошел, старик открыл глаза и почему-то встал.
— Халат найдется? — спросил Игорь Васильевич.
— Гардеробщица еще не пришла, — ответил старик. — Вам в отделении дадут.
— Хирурга зовут Юрий Алексеевич! — крикнула Вера Михайловна, и ее голос звонко разнесся по пустому вестибюлю.
Дежурный укоризненно покачал головой.
Оказалось, что Юрий Алексеевич, пожилой, усталый человек — дежурный врач, лишь принимал Лежнева и вызывал на операцию бригаду хирургов. Операция началась час назад. Когда она закончится, сказать трудно. Еще труднее предсказать результат. Особенно опасна рана в живот. И еще большая потеря крови.
— Вы внимательно осмотрели Лежнева?
Врач взглянул на Корнилова с удивлением.
— Меня тревожит вопрос, не было ли у него на теле следов борьбы, ударов, царапин.
Юрий Алексеевич задумался. Наконец сказал не особенно уверенно:
— Меня волновало, как вы понимаете, другое... Но сейчас вспоминаю — ничего подобного на теле раненого я не заметил. Впрочем, это лишь мое первое впечатление.
— А судмедэксперт не сможет осмотреть Бориса Андреевича?
— Поговорите с начальником отделения. Только у нас есть и свои специалисты, — сказал врач холодно, но, неожиданно сменив тон, поинтересовался: — Игорь Васильевич, а вы здесь только по долгу службы?..
— Лежнев мой старый товарищ. И еще у меня такое предчувствие... — Он хотел сказать, что считает себя виновником случившегося, но передумал.
— Понятно... — машинально отозвался врач, но по его лицу было видно, что вопросы у него остались. — Вы запишите мой телефон, часа через два позвоните. Я здесь до шестнадцати. И еще телефон начальника отделения. Его зовут Аркадий Степанович...
Корнилов спросил, где находится одежда Лежнева.
— Вы хотите посмотреть?
— Да.
Юрий Алексеевич помолчал в нерешительности.
— Это вам необходимо по службе?
— Необходимо по службе. — Игорю Васильевичу не хотелось вдаваться в подробности.
— Марина! — позвал дежурный сестру, читавшую книгу за столиком, на котором уютно горела настольная лампа. Девушка отодвинула книгу, посмотрела в их сторону. — Проводите, пожалуйста, товарища полковника в приемное отделение. Пускай покажут ему одежду Лежнева. А я пока посижу за вашим столом. Что вы читаете?
— Курс гистологии.
По лицу дежурного пробежала легкая гримаса разочарования. Ему-то, наверное, хотелось, чтобы это был роман.
— Мне можно будет задержать Марину минут на десять? — спросил Корнилов. — При осмотре одежды потребуются понятые.
Врач взглянул на Марину. Похоже, любой вопрос приводил его в замешательство.
— Мы там найдем вам понятых сколько угодно, — сказала Марина. — Не беспокойтесь.
На большом служебном лифте они спустились на первый этаж. Потом прошли по широкому гулкому коридору до стеклянных дверей с надписью «Приемное отделение». В большой комнате, за столом, сидел черноволосый молодой мужчина в белом халате и что-то быстро писал. Две медсестры тихо разговаривали.
— Грант Александрович, товарищу из милиции нужно показать одежду Лежнева, — сказала Марина.
Не отрываясь от своих записей, черноволосый окликнул одну из разговаривающих медсестер:
— Елена Ивановна, помогите найти одежду.
