С горьким чувством Корнилов взял легкую кожаную курточку Бориса. Одна пола ее заскорузла от крови. Отверстия от пуль были только на спине. Выходные. Значит, в момент выстрела куртка на груди была распахнута.
Медсестра положила на стол перед полковником журналистский билет Лежнева, немного денег, водительские права и техпаспорт на машину, японские часы. Часы как ни в чем не бывало продолжали ходить.
«Интересно, где Борина машина?» — подумал Корнилов и спросил у медсестры:
— Ключей в карманах не нашли? Записную книжку?
— Может быть, в брюках? Я сейчас проверю.
Записная книжка оказалась в брючном кармане. «Тоже мне сыщики, — неодобрительно подумал полковник о тех, кто первым прибыл на место происшествия. — Уж записную книжку должны были найти!»
Ключей ни от машины, ни от дома в карманах брюк не оказалось.
За легкой перегородкой кто-то застонал.
— Ничего, больной, потерпите, — уговаривал мягкий мужской голос. — Сейчас станет легче. Еще один укольчик...
Медсестра принесла Корнилову несколько листков бумаги. Пишущей машинки в приемном покое не оказалось, и полковнику пришлось писать протокол осмотра одежды Лежнева и изъятия вещей авторучкой. Он дал Елене Ивановне расписаться и оглянулся, ища глазами вторую сестру. Ее не было, но в это время опять вошла Марина.
— Товарищ Корнилов, — сказала она, — операция прошла хорошо. Теперь вся надежда на вашего друга. Так сказал Вознесенский.
Эту фамилию Игорь Васильевич знал. Вознесенский был одним из лучших хирургов города.
— Спасибо, Марина. Вы не подпишете протокол?
— Я подпишу, — подал голос Грант Александрович, все еще продолжавший писать за своим столом. Он встал, распрямил плечи. — Чертова писанина! Скоро схлопочу геморрой!
Он подошел к Корнилову, протянул руку:
— Капитан Мирзоян. Давайте ваш протокол. Я хоть и не поднимал головы, но все слышал. И пациента при мне привезли, — Мирзоян лихо вывел похожую на китайский иероглиф подпись. Корнилов обратил внимание на то, что у капитана золотой «паркер». — Будет чудо, если этот человек выкарабкается. Но мы в эпоху чудес и живем, — он с усмешкой покосился на свой стол, где лежали несколько историй болезней, исписанных быстрым, летучим почерком. — Елена Ивановна, не выпить ли нам кофе с коньячком? А товарищ полковник составит нам компанию.
— Грант Александрович, не доведут вас до добра разговоры про коньячок, — сказала медсестра и включила самовар, стоявший на отдельном столике.
— Пить нельзя, так хоть поговорить всласть! — засмеялся капитан. И, увидев все еще стоявшую у дверей Марину, спросил: — А ты, красавица, не выпьешь с нами?
— Выпила бы! И кофе, и коньяку, да надо на этаж.
— И я спешу, — сказал Корнилов. — Спасибо за приглашение.
— Вы, товарищ полковник, не пугайтесь, у нас никакого коньяка нет. Даже спирта не нюхаем. Это я так — какой армянин откажет себе в удовольствии поговорить о коньяке? Вот «Двин», например...
— Прекрасный коньяк, — улыбнулся Игорь Васильевич и протянул руку капитану. — Выздоровеет мой друг — обязательно приеду к вам с «Двином».
Потом они опять шли с Мариной по коридору, но теперь он уже не был таким пустынным и гулким — двое солдат в белых халатах вытирали швабрами кафельный пол, у раскрытых дверей одной из палат стояла группа врачей.
— Вы не будете подниматься наверх? — спросила Марина.
— Нет. В вестибюле меня ждет жена Лежнева.
— Тогда вам сюда, — девушка показала на маленькую дверь. — У вас есть телефон отделения? Запишите, — она продиктовала номер.
Корнилов записал его на обороте только что составленного протокола.
— Потеряете, — сказала девушка.
— Не потеряю, Марина. Спасибо вам за помощь.
«Может быть, следовало бы дать ей свой телефон? — подумал полковник по дороге к выходу. — Она бы звонила, сообщала о состоянии Бориса. Да нет, сам буду справляться, сестры ведь дежурят раз в трое суток».
Вера уже знала, что операция прошла хорошо — к ней спускался один из ассистентов хирурга. Он тоже повторил ей слова шефа: «Теперь надежда только на вашего мужа».
Корнилов предложил довезти ее до дома. Но Лежнева отказалась.
— Пройдусь до метро.
— Борис уехал вчера на машине? — спросил Корнилов.
— Да, на машине. Я про нее и забыла. Она цела?
— Сейчас приеду на службу, выясню. Но ключей у него в карманах не было никаких.
— Может быть, выронил, пока везли на «скорой»?
— Может быть, — согласился Игорь Васильевич. — Я уточню. — Он отдал Вере часы и деньги мужа.
— Придет в себя, принесешь ему часы, — улыбнулся он. — А записную книжку и права я пока оставлю. Да, еще хотел тебя спросить: когда Борис собирал материалы для своих очерков, где он вел записи?
— Он брал с собой диктофон. Потом я должна была с него печатать. Такая морока... — Она улыбнулась грустной улыбкой.
— И вчера уехал с магнитофоном?
— Да, японский, совсем маленький. Помещается в кармане. А что, его тоже нет?
— Пока не знаю. Позвоню тебе позже, все, что узнаю, расскажу.
Корнилов сел в машину и резко рванул с места. «Чертов старик!» — подумал он о Капитоне. И повторил вслух: — Чертов старик!
19
Из госпиталя Игорь Васильевич приехал на Литейный. Сварил кофе, побрился. Если была нужда, он спал на диване, в рабочем кабинете. Для таких случаев он специально держал в шкафу электробритву, кофеварку, легкое шерстяное одеяло, подушку и еще много различных необходимых предметов.
Только сейчас он почувствовал, что напряжение, овладевшее им после звонка Лежневой, начинает понемногу ослабевать. Горькое чувство беспомощности, заглушенное на время необходимостью действовать, снова овладело им. Корнилов не мог отделаться от ощущения утраты. Две пули — в легкое и в живот — он знал, чем это кончается.
Дежурный по управлению доложил, что на место происшествия выезжали сотрудники Октябрьского райотдела.
— Я сейчас тоже туда подъеду, — сказал Корнилов. — Попроси, чтобы сотрудник угро, выезжавший ночью, ждал меня около дома.
— Оперативка как всегда?
Корнилов посмотрел на часы — без четверти восемь. Он решил, что двух часов ему вполне хватит.
— Да, как всегда. Если меня не будет, пусть проводит Драницын.
Подполковник Драницын был его замом.
Как только машина — теперь уже служебная «Волга» — притормозила у дома семнадцать по улице Гоголя, из людского потока навстречу Корнилову шагнул высокий молодой человек.
Поздоровался негромко и как-то очень буднично:
— Здравствуйте, Игорь Васильевич! — Будто бы знал, что Корнилов не терпит при выезде на место происшествия формальных церемоний.
Пожимая протянутую руку, он тихо добавил:
— Лейтенант Дашков из Октябрьского отдела.
Полковник с одобрением отметил, что парень ничем не выделяется среди прохожих — ни своей одеждой, ни манерой поведения.
— Никаких новостей? — спросил он.
— Есть новости, Игорь Васильевич. Час назад нам позвонила женщина. Сказала, что ночью встала принять лекарство и обратила внимание, что в доме семнадцать, напротив, на четвертом этаже светятся несколько окон...
Корнилов осторожно, чтобы не привлекать внимания, окинул взглядом фасад. Окна в доме были большие, красивые, без переплетов. Четвертый и пятый этажи когда-то надстраивали — между ними и третьим этажом тянулся узкий карниз.
— ...И в этот момент в окно вылез мужчина, пошел по карнизу, — продолжал Дашков. — Он останавливался у каждого окна и пробовал открыть. Одно — свидетельница не запомнила какое — оказалось не заперто. Мужчина залез в него. Света не зажигал и минут через пять появился с портфелем. Вернулся тем же путем, и сразу в окнах погас свет.
— Лежнева нашли здесь?
— Нет. Во дворе. Там есть лестница черного хода.
— Дом жилой?
— Все этажи, кроме пятого, занимает научно-исследовательский институт «Геологоразведка», на пятом — две квартиры.
— Почему эта женщина не позвонила в милицию сразу?
— У нее нет телефона. А утром пошла в магазин и в очереди узнала, что в доме семнадцать убили человека. Сейчас женщина у нас. Дает показания.
— Она могла бы узнать этого «верхолаза»?
— Игорь Васильевич, я с ней не встречался. Позвонили с Литейного, что вы едете...
— Понятно... — сказал Корнилов, думая о том, что Лежнев не стал бы путешествовать по карнизам, не стал бы залезать в чужую квартиру, тем более в учреждение. Склонностью к такому авантюризму Борис Андреевич никогда не отличался.
— Жильцов опросили? — спросил он, внимательно разглядывая автомобили, припаркованные вдоль улицы. Некоторые из них стояли прямо на тротуаре.
— Никто ничего не слышал и не видел, кроме той женщины. На пятом этаже, где стреляли в Лежнева, никаких следов, кроме пятен крови. — Похоже, лейтенант и сам знал, что от него требуется. — Вы не хотите подняться?
