Николай Леонов, Алексей Макеев
Подставное лицо
Глава 1
На эту женщину Гуров обратил внимание сразу, как только ступил на тротуар напротив своей девятиэтажки. Даже в вечерних сумерках было заметно, что во всем облике незнакомки, в каждом движении безвольно болтающихся рук, в неровной, размагниченной походке таится какая-то внутренняя, неведомая окружающим боль. На вид женщине было лет тридцать пять, хотя могло быть и больше. Светло-серый костюм сидел на незнакомке как влитой и, скорее всего, был сшит на заказ в каком-то престижном ателье. Когда Гуров поравнялся с женщиной и собрался ее обогнать, чтобы свернуть к дорожке, ведущей к подъезду, незнакомка внезапно покачнулась и, выронив из рук сумочку, стала медленно оседать на асфальт. Мгновенно среагировав, Гуров подхватил женщину на руки и тут же почувствовал, как что-то острое вонзилось в бедро. Его тело мгновенно обмякло, окружающий мир словно отгородила плотная, темная завеса. Но Гуров видел, как к нему быстро подбежали двое верзил и вместе с женщиной, у которой от недавнего «обморока» не осталось и следа, затолкали его в подрулившую к ним большую черную машину.
Потом они куда-то долго ехали, без конца сворачивая то в одну, то в другую сторону. Гуров сидел на заднем сиденье, зажатый с обеих сторон тушами хмурых верзил, и чувствовал накатывающую волну тошноты. Страха он не испытывал, хотя понимал, что едет в одной машине вовсе не со скаутами-альтруистами или некими «добрыми самаритянами». Женщина, отдавая водителю короткие команды, время от времени оглядывалась назад. Вероятно, она опасалась погони. Через серую пелену, застилавшую глаза, Гуров видел ее лицо, еле различимое в подсветке приборной панели, он знал, что где-то уже видел эту женщину. Но где? Никак не мог вспомнить. Его цепкая, безотказная память превратилась в сплошной хаос, в котором кружились отдельные обрывки лиц, имен, дат, адресов, номеров телефонов.
Внезапно машина остановилась. Гурова бесцеремонно вытащили из кабины и, придерживая под руки, повели по какому-то ухоженному мини-парку со скульптурами, фонтанами, крохотными водопадами в традиционном «японском саду камней». Он уже почти пришел в себя, но руки и ноги его все еще плохо слушались. Верзилы ввели Гурова в роскошный вестибюль чьей-то виллы. Затем он оказался в не менее роскошной гостиной с мраморным камином напротив входа. Усадив Гурова в кресло, «быки» пристегнули его наручниками к подлокотникам. Один из парней подошел к выключателю у входа, и приглушенный свет большой хрустальной люстры стал ярким, даже ослепительным. Женщина, которая столь коварно поступила с Гуровым, парализовав его уколом какого-то препарата, тоже вошла в гостиную и, усевшись в кресло у камина, неспешно закурила.
Прошло около минуты. Гуров уже полностью овладел собой, но, понимая, что в его интересах сейчас этого не показывать, сидел, расслабленно прислонясь к спинке кресла и уронив голову на плечо. Где-то за дверью раздались шаги, и в гостиную вошел широко улыбающийся рослый тип с лохматой шевелюрой и дымящейся сигарой в зубах. Хозяин виллы плюхнулся в кресло напротив и некоторое время разглядывал Гурова в упор, а затем, ехидно подмигнув, злорадно поинтересовался:
– Ну вот, Лев Гуров, мы с тобой и увиделись. Не ожидал?
Гуров смотрел на сытую, самодовольную физиономию и не мог поверить своим глазам – перед ним был не кто иной, как крупный столичный криминальный авторитет Молох, по паспорту – Аркадий Малахин. Но Гуров совершенно точно знал, что во время последней отсидки на зоне, куда тот отправился прежде всего благодаря тому, что именно он, Гуров, раскрыл организованные Малахиным каналы поставки кокаина в столичный регион, он был убит сокамерниками по заказу одного из конкурентов по криминальному «бизнесу».
– Малахин… – изобразив сонливость и заторможенность, вяло констатировал Гуров. – Понятно. А кто же вместо тебя умер?
– Мой брат-близнец, – зло усмехнулся Молох. – Мы с ним похожи как две капли воды. А ты, я смотрю, совсем раскис. Эла, – обратился он к женщине, – молодец, сработала как по нотам. Только, похоже, с препаратом перебрала. Видишь – никак не очухается. А мне хотелось бы видеть его бодреньким, любящим жизнь и очень сожалеющим, что с ней ему сейчас придется расстаться.
– Доза обычная. – Эла равнодушно пожала плечами. – Возможно, у него повышенная чувствительность. Впрочем, какая разница, бодренького убивать или полусонного? Ты же приказал его сюда доставить не для того, чтобы перекинуться в покер?
– Разница есть. – Молох изобразил на лице многозначительность. – Я хочу увидеть его страх, я хочу прочесть в его глазах мольбу о пощаде. Он ведь в своей ментовке считается неустрашимым. Сейчас посмотрим, каким он будет в свой последний миг… Конечно, я мог бы просто приказать ребятам связать его покрепче и кинуть в камин. Его агония затянулась бы до бесконечности. Но я ему кое-чем обязан. Когда-то он мог убить меня во время задержания. Помнишь, Гуров? Я выстрелил почти в упор, но пуля тебя миновала. Тут же выстрелил и ты, попав мне в ногу. Хотя мог всадить пулю в сердце на полном законном основании. Поэтому, Гуров, я тебя убью милосердно, не мучая. Я просто вгоню пику в твое сердчишко, и твой ментовской путь на этом завершится. Молись, даю минуту.
Молох не спеша достал из-за спинки кресла старинный кавказский кинжал в богато украшенных ножнах. Обнажив клинок, бандит какое-то время любовался блеском стали, потом медленно подошел к креслу, в котором сидел Гуров и, ухмыльнувшись, широко размахнулся.
Гуров, до того мгновения сидевший все в той же безвольно-апатичной позе, внезапно, словно подброшенный пружиной, круто развернулся вправо и с резким выкриком выбросил вверх левую ногу. Слушая философствования Молоха, он примерно догадывался, что именно тот ему уготовил. Поэтому решил сразу покончить с Молохом, нанеся тому нокаутирующий, смертельный удар под сердце. А потом… А потом – будь что будет. И вот этот миг настал. В долю секунды описав в воздухе дугу, подошва ботинка с сокрушительной силой впечаталась в левый подгрудок бандита. Но, к крайнему изумлению Гурова, его нога вместо рыхлой, раскормленной туши ощутила пустоту, словно он ударил не по человеческому торсу, а по какой-то занавеске.
Открыв глаза, Гуров с удивлением увидел, что сидит на своей постели, весь взмокший. Молох, его вилла и все прочее куда-то бесследно исчезло, Гурова окружал полумрак спальни, чуть разбавленный жиденьким светом ночника. На полу в ногах валялось сброшенное одеяло.
– Ф-фу-у-у! Ч-черт побери! Приснится же такое! – Гуров утер ладонью мокрый лоб. – Прямо как наяву. Хорошо, Марии нет дома, а то напугал бы ее до смерти. Поди заорал во всю глотку. И с чего бы мне этот бандит привиделся?
Окончательно придя в себя, Гуров подошел к холодильнику и, выпив прохладного фруктового соку, снова лег в постель. Теперь увиденное во сне казалось немного смешной нелепицей. Никакого близнеца у Молоха отродясь не было. Не было в живых и его самого. А приснившаяся вилла принадлежала другому крупному криминальному дельцу, наркобарону Хворому. Тот отсиживал назначенные ему восемь лет и на свободе мог появиться еще не скоро.
«Вот работа! – вновь погружаясь в теплую бездну сна, успел подумать Гуров. – Ни наяву от нее не избавиться, ни во сне».
Проснувшись под настойчивую трель будильника, Гуров некоторое время лежал в постели, пытаясь припомнить увиденное под утро. Но в памяти почему-то мелькала лишь какая-то маловразумительная мешанина из смутных образов, картин, движений…
За скромным спартанским завтраком (Гуров готовить умел, и временами неплохо, но очень не любил, тем более когда оставался один и оценить его кулинарные таланты было некому) он обдумывал перипетии предстоящего дня. Вчера без особых затруднений Гуров отпихнулся от малозначащего, ординарного дела, которое можно было раскрыть, не выходя из кабинета. Петр, выдав серию огорченно-разочарованных вздохов, в конце концов был вынужден согласиться и поручить расследование майору Свиридову. Тот после полдня ходил с кислым видом, демонстрируя Гурову, сколь сильно он уязвлен подобным к себе отношением. «О, как я низко пал!» – со скорбью безмолвно вещал его печальный взор.
* * *
Когда, несолидно перепрыгивая сразу через несколько ступенек, Гуров спустился вниз, в его кармане неожиданно запиликал телефон. Звонила Мария.
– Буэнос диас, Гуров! – Ее голос звучал бодро, хотя где-то там, на заднем плане, чувствовалась некоторая усталость. – Как поживаем? Ты, наверное, только проснулся? Сколько сейчас в Москве?
– Здравствуй! Здравствуй, счастье мое! – на лице Гурова заиграла улыбка. – В данный момент я спускаюсь по лестнице, направляясь в свою любимую контору. А на часах сейчас пять минут восьмого. А у вас, в Аргентине, я так понял, вечер? Как гастроли?
