женщины относились друг к другу с уважением, но никогда — с обожанием. С другой стороны, нашу маму способны были обожать только куртизанки, для которых она устраивала приемы в нашем доме по средам. В салоне маман велись беседы об искусстве, о культуре, о благотворительности — необходимые единственно для избавления от чувства вины за свои расходы. Очень любили дамы также поболтать о пластических хирургах.
Все эти смутные, навязчивые мысли проносились у меня в голове, когда я пересекал французскую границу, яростно давя на педаль газа. На акустическом фронте в моем салоне давали бой «Ганз’н’Роузез».
Я хрипло ругался под Sweet Child of Mine и Welcome to the Jungle и почти рыдал под напором November Rain, вспоминая каждый раз их клип, когда они там играют свадьбу, а в финале Стефани Сеймур лежит в гробу, боже мой, это просто финиш. Но ни музыка, ни вытянутые в мою сторону «факи» обгоняемых водителей не могли вышибить из моей башки послание Беттеги. Сволочь, в друга решил сыграть, SMS прислал такое сладкое, в конце еще и «поздравь от меня Пьера!». Вот щенок.
Самое печальное — а когда грустно, тогда все честно — мне и поговорить-то сейчас было не с кем. Единственный мой товарищ, способный выслушать меня, тот, с кем мы ходили в колледж, — Стефан, да и тот пропал. Несколько пьянок в разных концах Европы, звонок раз в месяц, я не звонил, всегда он. Да, Стефану я мог бы рассказать всю правду, не чувствуя себя при этом ни идиотом, ни слабаком, ни гадом.
В моем миланском круге любовь почти всегда была делом предрешенным: сначала влюблялись семьи, а потом уже дети, как в девятнадцатом веке, об этом предпочитали не говорить. Кодекс ухаживаний забыт. Никаких утешительных звонков после алкогольных скандалов. Разумеется, жизнь от этого становилась более комфортной, риски сведены к минимуму.
Я пытался отвлечься, горланя песни своим ужасным голосом, но образ Аниты не исчезал с моего ветрового стекла. Понятия не имею, где она сейчас находится, но я найду, найду ее, хоть придется все пляжи обойти с мегафоном в руке. Нет, не так. Найму самолет, напишу на борту «Анита-ты-где?», и пусть летает вдоль побережья. Кто не мечтал бы увидеть самолет, а на фюзеляже — собственное имя?
Меньше чем за семь часов я пересек Францию по горизонтали и добрался до границы с Испанией. Там очень живописные пейзажи, напоминающие мне Тоскану, Швейцарию и немного Шотландию. В Шотландии, я, правда, ни разу не был, но представлял ее себе именно такой. И вот наконец после бесконечного серпантина я вижу Биаритц, его белые дома под черным небом, гран-пляж и тяжелые океанические волны. Напоминает картину художника, страдающего манией всемогущества.
Сердце затрепетало. В волнении я не сразу сориентировался, где этот чертов отель «Таласса», в котором наверняка остановилась Анита. Я бросил машину парковщику, вбежал в холл, растолкал людей у ресепшн и спросил, где она — Анита Розенбаум. Консьерж был прежний, он узнал меня и приветствовал:
— Добрый вечер, мсье. — Он сразу понял, что я в отчаянии, и, усадив меня за длинный стол в зоне для VIP-ов, спросил, в чем проблема. Не знаю, почему, но проблему я изложил:
— Я ищу свою девушку, Аниту Розенбаум, вы ее помните? Ростом с меня, очень миловидная, волосы длинные, грудь небольшая. Она должна была приехать сюда с моим лучшим другом Беттегой, то есть с Джильбертом Риккобальди. Они здесь? Вы не могли ее не заметить, у нее розовые туфли от Manolo Blahnik на десятисантиметровых шпильках.
Можете представить выражение его лица. На мгновение я ощутил некую симпатию к этому бесстрастному синьору и даже попытался представить себе его жизнь вне смокинга. Но только лишь на мгновение, уж извините, у меня был объект, который занимал все мои мысли в более драматичной форме. Пока консьерж искал «Анита Розенбаум» в компьютере, я подвинул к нему неизменные пятьдесят евро. Он с достоинством отодвинул бумажку. Похоже, я действительно внушал острую жалость, и ему пришлось использовать весь свой такт, чтобы объявить мне:
— Сожалею… — Аниты здесь не было. — Возможно, она в «Наполеоне»… Если желаете, я позвоню.
Несколько мгновений он смотрел на меня глазами старого дядюшки, а, потом, пряча улыбку, произнес:
— Только ради вас, мсье Сала Дуньяни.
Не знаю почему, но я успокоился. Мужчина набрал «Отель дю Пале» и попросил соединить его лично с каким-то Шарлем, потом долго излагал тому суть дела на чудном местном диалекте, сделав мне знак подождать. Окончив разговор, он удовлетворенно положил трубку и подтвердил, что да, Анита Розенбаум числится среди постояльцев «Отеля дю Пале», номер 417.
Значит, она была в «Наполеоне», все-таки она была в «Наполеоне»! Все, что угодно можно говорить о нас, богатых, за исключением того, что мы непредсказуемы. Консьерж не сказал больше ничего, лишь посмотрел на меня взглядом сообщника по заговору, хотя мы до этого не виделись и не слышались. Я оставил пятьдесят евро на стойке, быстро повернулся и ушел, чтобы избежать повторного протеста. Да, Анита была здесь, в Биаритце, и никуда отсюда не делась. На меня неожиданно навалилась усталость после проделанного пути и бессонной ночи, но я не рухну, прежде чем не поговорю с ней.
Я вошел в «Отель дю Пале», громко печатая шаги в своих военных ботинках, будто я и в самом деле Наполеон. Страха во мне не было, более того, я был почти счастлив, предвидя то, что должно было произойти. Когда развязка уже совсем близко, тревога уходит, остается лишь желание покончить с этим. Все убыстряя шаг, я направляюсь к лифтам и тут краем глаза вижу в углу одного знакомого парня в костюмчике для морских прогулок. Он и глазом не успел моргнуть, как я выпалил:
— Я пришел поговорить с Анитой… Сиди здесь и не рыпайся.
Увидев меня, Беттега буквально окаменел. Не знаю, как он еще в обморок не упал, сука. Надо было плюнуть ему в лицо, да уж ладно. Мне стоило больших усилий удержаться, поскольку явление Беттеги свидетельствовало о том, что фильм был взаправдашний, и с ужасным сюжетом. Мне так хотелось надавать ему по роже как следует, но я не мог упускать своего последнего шанса.
Я вошел в лифт и поднялся на четвертый этаж. Подойдя к 417-му номеру, я заметил, что у меня дрожат руки. Чтобы успокоиться, я стиснул свитерок, что вез Аните в подарок. Возможно, это поможет мне смягчить ее сердце, пусть хотя бы ненадолго. Я не должен плакать, я не
