Куб Мэда стал прозрачным, растеряв свой цвет. Только зеленоватые грани, похожие на части букв для ночных вывесок, слабо помигивали.
«Я уже второй месяц тут торчу. Ре – это маршрутизатор, он неразрывно связан со Средой, его изменения спровоцированы не только прихотью Геймана, но и этой связью. Такое ощущение, что Ре – это иллюстрация сетки, которая поддерживает на плаву всю громаду игровых вселенных, а прямые, загадки, вся эта геометрия – всего лишь оболочка. Гейман пытался сделать идеальный и быстрый инструмент администрирования…» – джокер увлеченно рассказывал, приводя в пример какой-то древний веб-браузер, призванный демонстрировать происходящие в Сети процессы, но я пропускал сказанное мимо.
Двигаться за Мэдом было просто, если привыкнуть к тому, что никакого «низа» в Ре нет. Модель позволяла настраивать движение относительно координатной плоскости, цепляться за направление, указанное в коде, и пересекать город по спирали, по нормальному закону или вообще как угодно. Глубина Ре поражала. Стоило поменять угол – и все перетасовывалось совсем в другом порядке. То, что с одной стороны выглядело нелепым пучком произвольно расставленных в пространстве прямых, с другого края подтягивалось и издевательски превращалось в графический рисунок улицы Тиа-Сити или викторианского Лондона. Я двигался за Мэдом, наблюдая, как разваливается такая, казалось бы, прочная картинка, как рассыпаются тускло горящие линии, чтобы встретиться снова.
Джокер растекался про единую плоскость сечения, которая позволила бы видеть правильно нарисованный город, про то, что Ре вращается, что сам Мэд собственноручно перебрал все очевидные уравнения, но ни одно не подошло. По его версии Гейман стал революционером, соединившим все лучшее из геометрии и программирования и создавшим движение целого города без необходимости организовывать процесс перемещения каждого компонента.
«Взять хотя бы куб Некера, – Мэд остановился. – Все зависит от того, как ты на него смотришь. Стоит вглядеться, как фигура выворачивается. Гейман соткал Ре из такого количества загадок, что чтение кодов с этими дурацкими уравнениями – всего лишь сотая часть того, что он сюда вложил. Когда ты движешься вдоль ленты Мебиуса, кажется, будто она вращается. То же самое с трибаром. Можно стоять на месте, но в статичной фигуре все равно присутствует движение. Поэтому достаточно сместиться на шаг – и картина уже кардинально поменяется. Нед Гейман учел максимальное количество визуальных эффектов геометрических фигур…»
Что бы там Гейман ни учел, Корпорация не пришла в восторг от подпольного города, который разработчик не хотел использовать под уровень Среды, поэтому Неду промыли мозги, а Ре объявили заповедной зоной. Доступ для разработчиков only.
«Эй, подожди! Основа игровой системы – последовательное движение. На этом держится и Рейтинг, и оплата, и черт знает еще что, – вклинился я. – Если Ре позволит прыгать к конечному уровню любой игры, не проходя предыдущие, это будет удар под дых для Корпорации».
«Ты мыслишь деструктивно, – в такие моменты внутренним зрением я видел, как улыбается Мэд. – Гейман рассматривал свое детище с точки зрения разработчика. Ему нужно было сделать унифицированный ключ, который подойдет ко всем дверям, чтобы тестировать уровни».
«Ну-ну. Разработчик положил тучу времени, чтобы закодировать все эти линии, кубы Некера или что ты там еще упомянул, просто для того, чтобы лучше пахать на благо корпорации. Это типично?» – хмыкнул я.
«Хотя вам с Гарри этого не понять, некоторые люди любят свою работу», – продолжал издеваться кубик.
Мы с Мэдом ввинчивались в город, растеряв понятия об обычной ориентации, словно пилоты входящего в петлю шаттла. Меня слегка тошнило. Но при всех недостатках у Ре есть несомненное достоинство – город работает намного быстрее любого другого 3D-пространства. Джокер увлекся, бомбардируя меня вопросами и ответами и углубляясь в Ре. Пустые улицы, выскакивающие из хаоса светящихся линий объекты, бесконечные вариации фигур Пенроуза, лестницы Шредера, интегральные кубики, архитектурные эскизы, зависшие в черноте, недоделанные проекты, вмиг рассыпающиеся на разрозненные штрихи, – стоило приноровиться, и ты начинал получать удовольствие.
«Разве корпорация, имея хоть десятую долю угрозы Рейтингу, стала бы сохранять город Геймана? Выглядит слишком рисковым».
«Это уже более интересный вопрос, – похвалил меня Мэд, от чего сразу захотелось ему навешать. – Все дело в том, что мои догадки пока – только догадки. Как и гипотезы целой орды программистов. К тому же Ре слишком масштабен, чтобы просто его стереть. Корпорация не станет удалять его, если существует вероятность использовать. Ты видел маркетинговые кривые?»
«Чего?» – не понял я.
«Инопланетники. После войны в Тиа-Сити собралось большинство оставшегося на Земле технолюда, особенно япошки, и концентрация программистов, психодизайнеров, геймеров на квадратный сантиметр земли превышает допустимый в несколько раз. Все нормальные люди улетели в колонии, даже столица теперь там. Факт в том, что у нас нет ни людей, ни ресурсов, а вот вирт – это да, лупоглазые авгулы, сейры и еще пара видов гуманоидов уже заключили контракт с Корпорацией. Мы продаем вирт людям и инопланетникам, а все остальное покупаем. Даже кристаллы для станций производятся, если мне память не изменяет, на Марсе. Поэтому уничтожить огромный трехмерный уровень, который можно видоизменить и заполнить контентом, неумно».
Тут джокер был прав – обугленный, изрытый воронками шар теперь населяли только инфофрики да те, кому было некуда податься, так что у Ре оставались шансы. Жалкие остатки народов собрались в одном месте и всеми силами старались сохранить суверенность. Город представлял собой насмешку над идеей космополитизма – набор маленьких, но никак не желающих объединиться групп, сект, банд, синдикатов со своими специфическими привычками. К беспределу добавлялись дрейфующие по информационному раю инопланетники, а в итоге всем было наплевать, кто рядом, – робот, скрежещущий членистым телом делириец или собственная мамаша. Мутантов и уродов выселили на задворки, остальные работали на корпорацию. «Все, что осталось от Италии», теперь находилось только в Сети. Город Геймана замер брошенными вверху и внизу графитовыми стержнями. Словно кто-то подкинул маленькие разноцветные палочки, а потом остановил время. Нечеловеческая красота, доступная разве что сетевым богам вроде Мэда.
«Мы с Гарри решили проучить KIDS».
Пауза. Джокер сдвинулся вправо, я повернул за ним – и застыл перед аркой из дуг и измельчавшихся пересечений целой сотни разных прямых. Она выдвигалась из монолита полой стены, как объектив камеры, внутри зияла пустота. Черное пятно. Постоянно наблюдая перед собой беспорядочное скопление линий Ре, трудно представить хаос, сложившийся так, что ни один из нарисованных контуров не появится в проеме, но вот он, передо мной, – пустой зев из разноцветных трубок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
