– Что же мы могли сделать?
– Действовать, и как можно решительней.
– Решительные люди найдутся, но без плана, который хотя бы создавал иллюзию надежды, разве поведешь на гибель? Ты что-нибудь можешь предложить?
– Пока ничего, но не теряю надежды. У вас хотя бы маленькая ячейка существует?
– А как же ты думал? Не знал, что ты обо мне такого мнения!
– Прости, Энрико, за придирчивость. Видимо, я несправедлив. Меня злит, что многие здесь надеются не на себя, а на других. Если бы ты знал, каких трудов стоило разыскивать вас и попасть сюда! Твоя весточка, написанная солью, тоже сыграла свою роль.
Реаль рассказал, как записка помогла убедить Центральный Комитет отправить его на остров.
– Так, значит, ты здесь по своей воле? – удивился Диас. – А если бы угодил в другой лагерь?
– Наша разведка установила, что именно сюда за последнее время новый правитель ссылает не угодных ему людей.
– Одни ломают голову, как бы расстаться с островом, а другие сами лезут сюда! – уже с восхищением глядя на товарища, сказал Энрико. – Ну, дружище, ты меня потряс! Такого номера еще никто не выкидывал!
– Чего не сделаешь ради вас! Давай хоть поцелуемся, чудовище джунглей!
Они крепко, по-братски обнялись.
– Как Долорес? – спросил Энрико.
– Очень скучала по тебе. Сейчас будет ждать весточки на Позабытом берегу.
– Интересно, какая почта доставит ей мои письма?
– Океанские волны. Подбитое в этих местах рыболовное судно течением выбросило на Позабытый берег. Если ты бросишь в море плавающее письмо, оно может попасть в руки Долорес.
– Да, но нас на выстрел не подпускают к берегу. Впрочем, что-нибудь можно будет сообразить.
– Для чего ты отпустил такую бородищу? – поинтересовался Реаль.
– Я здесь числюсь матросом чилийского судна. Борода помогла мне обмануть следователя. Тебя, конечно, тоже по-иному зовут?
Реаль назвал свое новое имя и поинтересовался, как ведется в лагере борьба со шпионами.
– Некоторых мы знаем, – ответил Диас. – Они под наблюдением. Но нужно быть начеку, ошибка грозит смертью. Хочешь, я сегодня же свяжу тебя с нашими?
– Нет, мне следует остаться неизвестным. Для всех я буду придурковатым гаучо Роберто Юррита. Но ты все же шепни своим, что на остров прибыл представитель Центрального Комитета для организации побега. Это может поднять дух. Для нашей связи я постараюсь подобрать надежного человека, но ты все же проверь его. У вас в каждом бараке есть свои глаза?
– Да, не сомневайся, проверим.
– Ну, я очень рад встрече. Действуй; связного я пришлю. До следующего раза!
Хосе крепко сжал руку Диасу, и они, условившись о пароле, разошлись.
* * *
Реаль внимательно присматривался к окружавшим его людям и отбирал пригодных для борьбы. Первым его помощником стал Мануэль. Его он и свел с Диасом. Тот нашел общий язык с докером и после двух продолжительных бесед сказал Хосе:
– Ты подыскал способного ученика, подойдет.
– Смену готовлю, – отшутился Реаль.
Товарищи Мануэля скоро стали друзьями Хосе. Они любили наблюдать, как этот ловкий и сильный парень дурачит стражников и надзирателей, прикидываясь простоватым ковбоем.
С первых же дней к Реалю привязался пилот южной авиакомпании Паоло Эскамильос – сухощавый, мускулистый крепыш, с орлиным носом и тонкими подвижными чертами лица. Паоло вместе со своим механиком – метисом Паблито Ачукарро – в вечерние рейсы нередко сбрасывали листовки на города, попадавшиеся по пути. Полиция долго не понимала, откуда в далеких селениях по утрам появляются воззвания против военной хунты, отпечатанные в подпольной типографии. На поиски отправились специальные агенты. Один из них заметил, что листовки летят с большой высоты, после того как в темноте пролетел рейсовый самолет. Он немедля позвонил по телефону. В тот же вечер приземлившийся самолет обыскали. Сыщики, конечно, никаких листовок не обнаружили, но это не смутило тайную полицию. Пилот и механик были сосланы на вечную каторгу.
Паоло Эскамильос любил шутить с Жаном и отличался умением не унывать при любых обстоятельствах. Смущала в нем только вспыльчивость и петушиная задирчивость. Если бы не его друг моторист Паблито, в характере которого сохранились привязанность, осторожность и благородство предков-индейцев, то Паоло не раз был бы избит надзирателями или уголовниками.
Цвет кожи у Паблито, несмотря на то, что он был метисом, мало чем отличался от чистокровных испанцев, Ачукарро лишь казался более смуглым. Паблито мог без слов просидеть весь вечер рядом с пилотом, опиливая камнем какую-нибудь деревяшку. Его руки не могли оставаться без дела. Но стоило Паоло задержаться после работы – механик не находил себе места и отправлялся на поиски. При столкновениях с уголовниками рядом со вспыльчивым Паоло неизменно появлялась спокойная фигура Паблито со скрещенными на груди крупными руками. Увидев его кулаки, всякий понимал, что шутки будут плохи.
Механик Ачукарро всегда был спокоен; казалось, никто не может вывести его из равновесия или заставить произнести длинную речь. Он отличался молчаливостью. Иногда случалось, что Паблито оставался единственным слушателем в компании лагерных друзей, так как все они норовили говорить одновременно, с присущим южанам темпераментом и горячностью.
Четвертым человеком, заинтересовавшим Реаля, был веселый шутник француз Жан Офре, прадед которого после разгрома Парижской Коммуны бежал в Южную Америку. Офре рассказывал забавные истории о старике, упорно сохранившем на другом полушарии национальную самобытность и ненависть к угнетателям. С юных лет Жан плавал на грузовых судах, вывозивших фрукты и копру. На Панданго он попал за то, что скрывал в трюме бесплатных пассажиров, желавших убежать за границу от расправы агентов Зеленого папы.
Жана в бараке любили за легкий характер, за умение веселой историей и остроумной шуткой скрашивать жизнь на каторге.
Вечером после ужина Реаль сидел прислонясь спиной к стволу пальмы и дремал. Теперь он уже втянулся в изнурительный режим каторжных работ, но первые дни изматывался так, что едва держался на ногах. Вблизи, на песке, сидели Мануэль, Жан, Паоло и Паблито. Паоло, проработавший день в зарослях, рассказывал удивительную историю: стражник Фиолетовый заметив, что «профессор» бросил работу и занялся своей рваной шляпой, хотел было огреть его плетью, но кто-то возьми и крикни: «Не тронь больного человека!» Еще недавно подобное вмешательство могло бы дорого обойтись. А тут вдруг стражник опасливо схватился за автомат и, трусливо озираясь, отошел в сторону, бормоча что-то про себя.
