Разобрал Маран все, что выкрикнула Ат, или нет, осталось неизвестным, наверно, разобрал, потому что заговорил снова.
— Да, — сказал он, сурово сдвинув брови, — тайна города смертоносна, и Нец повелел племени хранить ее. Но племя плохо исполняло волю бога, тайна была выдана и привела в пустыню чужеземцев. И гнев Неца покарал непослушных.
Дикарка снова завизжала и стала рвать на себе волосы.
— Проклинает ослушников, выдавших тайну, — сообщил Поэт Дану на ухо. — Ну, что дальше?
— Замолчи, — величественно произнес Маран, и Ат тотчас смолкла. — Чужеземцы неугодны грозному богу. Они непокорны и дерзки. Нец велит тебе открыть тайну вождям чужеземцев, чтобы смерть, таящаяся в Нижнем городе, поразила их. Ты все поняла?
Ат, затаив дыхание, кивнула.
— Нец послал меня, чтобы направлять и оберегать тебя. Ты откроешь тайну тому, на кого я тебе укажу, и никому другому.
Ат снова кивнула, потом протянула руку к ножу. Маран, подумав, отдал ей нож, и она с радостным криком убежала.
— Ловко, — сказал Поэт. — Снимаю шляпу.
— Ну да, — заворчал Дан. — Вместо того, чтобы выведать у нее то, что она знает, послать ее к лахинам. А если они нас близко не подпустят?
— Подпустят. Ты же слышал. Исключим Нахта из числа тех, кому разрешено поведать тайну, только и всего. У них нет другого переводчика, и мы выведем на сцену Поэта… как раз он соскучился по публике. А тайком от лахинов мы все равно ничего сделать не можем — что проку от сведений, которые нельзя использовать? И потом, как ты себе представляешь посланца всеведущего бога в роли мелочного выведывателя пустяковых тайн?
— Между прочим! Насчет бога… По-моему, это недозволенный прием.
— Ну что ты, Дан, — сказал Поэт весело. — Это всего лишь первобытная дипломатия.
— И эта первобытная дипломатия, Даниель, принесет нам кучу плодов.
— Какую еще кучу?
— Перечислить? Первое: она поможет уберечь прелестницу Ат, по крайней мере, на период поисков, а там посмотрим… Кстати, Поэт, когда все-таки соизволишь приласкать этого невинного ребенка, наверняка изголодавшегося по хорошей порции телесных наслаждений, не забудь забрать нож… Второе: Поэт в качестве переводчика проникнет наконец в заповедную зону… если мы не протащим его туда, Дан, он нас со свету сживет, помяни мое слово… И третье, что тебе, возможно, представляется маловажным: мы избавимся от неизбежного продолжения наших горных подвигов. Наверняка за нами скоро явятся, а при всех разнообразных приятностях ползания по скалам я, признаться, не верю в его благополучный финал. Конечно, это мелочи, но я предпочел бы быть похороненным в Бакнии, мне как-то не улыбается, чтоб меня зарыли в этой пустыне.
— Честолюбец, — сказал Поэт насмешливо.
— Почему честолюбец? — возразил Дан. — Откровенно говоря, мне бы тоже хотелось, чтоб моя могила была на родине, а тебе нет?
— Лично я предпочел бы жить вечно.
— Умереть красиво, но жить вечно? — улыбнулся Дан.
— В крайнем случае, умереть красиво, но могила и прочие пустяки… Какая разница! Что касается Марана, ты просто не догадываешься о его тайных надеждах. Он мечтает, чтоб его похоронили под плитой, на которой будет написано только пять букв.
— А именно?
— Имя. И больше ничего.
— Что из того?
— Ты разве не был на кладбище в Бакне? Не видел надмогильных надписей?
— Был. Но… Мне было как-то не до этого. — Дан покосился в сторону Марана.
Поэт тоже взглянул на того чуть виновато.
— В общем, в Бакнии считается наивысшей честью, когда на плите выбито только имя. Одно. Без второго имени, дат, профессии и прочих пояснений. Это делается в случаях, когда умерший настолько известен, что одного имени достаточно, его ни с кем не спутают. А то наплетут бог весть что: такой-то, родился там-то, жил еще где-то, работал тем-то, или и похлеще — муж такой-то жены… ты только вообрази себе! А вообще-то никто не может знать, каких слов удостоится после смерти… особенно, когда есть выбор, как у нашего честолюбца. Хорошо еще, если напишут: «Маран Рок, ученик Мастера»… ну а вдруг «Маран Рок, начальник спецотдела Охраны времен Изия Гранита». Представляешь?
— Не напишут, — флегматично заметил Маран. — Во всяком случае, в точности. Я отказался от второго имени.
— Это ты неплохо придумал. От второго имени, потом от профессии, потом от всех видов деятельности, потом и от места рождения… В итоге останется какое-нибудь «Маран, возлюбленный сорока восьми женщин разных возрастов и достоинств». Как тебе нравится такой вариант?
— Лучше, чем начальник спецотдела, — насмешливо улыбнулся Маран. — Учти мое мнение в случае, если хоронить меня доведется тебе.
— Будет сделано! Число женщин тебя устраивает или удвоить, утроить, учетверить?
— Припиши нуль.
— А не два? В подобных делах не стоит мелочиться.
— Что-то ты больно развеселился, — сказал Дан. — Смотри, как бы плакать не пришлось.
— Почему? — удивился Поэт.
— У нас говорят: «за смехом следуют слезы», — пояснил Дан.
— Да? Ну слезы полбеды, лишь бы не кровь…
— Это вполне совместимо, — вдруг вставил Маран. — Моя кровь, твои слезы.
— Ты мне осточертел сегодня, — рассердился Поэт. — Что это тебе взбрело в голову?
— Ничего.
— И все-таки?
Маран заколебался.
— Я видел совершенно идиотский сон, — признался он наконец нехотя. — Будто бы правителем этого здешнего города был Лайва.
— И что из того?
Маран посмотрел на Поэта испытующе.
— А ничего, — сказал он с кривой усмешкой.
Дан сидел на обломке камня за шатром Деци, внутрь он не попал, хорошо еще, что Деци позволил присутствовать при «собеседовании» с Ат Марану. Лагерь передислоцировался, теперь шатер полководца находился в виду «скал»… Дан машинально перебирал в памяти знакомые ему постройки времен земной античности. Искал аналогий, но… Разве что Баальбек? Только баальбекские монолиты были соизмеримы с теми, которые высились на горизонте. Дан не помнил размеров в цифрах, но без труда вызвал мысленную «картинку» — слава богу, природа наделила его ярко выраженным эйдетическим мышлением. Картинка изображала человеческие фигурки, стоящие на развалинах храма Юпитера… да, это соизмеримо, но баальбекские монолиты покоились на земле, века не сдвинули их с места, а здесь… Какая чудовищная сила вздыбила гигантские параллелепипеды, взгромоздила их друг на друга, расколола на куски, превратив в целую скальную гряду? Какой катаклизм? Землетрясение? Сколько ж в нем должно было быть баллов? А если взрыв? Но взрыв чего? Какого-то вещества естественного происхождения? Какого? А искусственного… не может же античная цивилизация… впрочем… Дан вспомнил зажигалку, тусклый металл, не заржавевший за… сколько? Они с Мараном прикинули века два-три… И непонятное горючее… Какие же технологии существовали в этом странном городе или государстве? Да, пожалуй, взрывчатка могла быть и искусственного происхождения. Но с другой стороны… Дан представил себе те первые скалы, в которых они не нашли ни одной щели, теперь эти, а ведь есть еще… Выходит, взрывов было несколько, а следовательно, вероятность их случайности отпадает. Но что тогда? Война? Глупости. Кто мог буквально стереть с лица земли целый город в мире, по сей день не знающем огнестрельного оружия? Не космические же пришельцы! Дан с иронией вспомнил фильмы и романы прошлых веков. Нападения злобных и агрессивных инопланетян, космические конфликты, война галактик… надо же додуматься! Воевать в космосе — из-за чего? Из-за колоний? Это даже не смешно. В условиях, когда на каждый обитаемый мир приходится бесконечное число необитаемых, сцепиться из-за планеты или планетной системы, поставив под угрозу собственное существование и существование тех, кто может положить конец горчайшему из одиночеств — одиночеству цивилизации? Агрессивность — спутник неудовлетворенности тем, что имеешь, атрибут тоталитарных режимов, которые, в свою очередь, рождает немощная экономика. Последние тоталитарные режимы Земли смела мощная волна… нет, не восстаний и войн, а научно-технического прогресса, давшего человечеству хлеб, чистый воздух и космос. Эпоха, создающая космические технологии, неизбежно создает и все прочие, оттесняя в прошлое неудовлетворенные потребности, а вместе и стремление удовлетворить их за счет других — людей, государств, целых миров. А сохранить агрессивность просто по злобе, в силу извращенности натуры? Злобными, сиречь патологическими бывают индивидуумы, но природа еще не создала ни одного рода или вида, в котором патологическими были бы все особи. Даже хищники убивают, чтобы есть, а не чтоб убивать, откуда же возьмется род разумных существ, убивающих просто из жажды убийства? Затеявших войну… нет, не войну — убийство и уничтожение на чужой планете? Нонсенс. Но что же тогда? Все-таки землетрясение? Загадка. И это еще только проблема разрушения — а проблема созидания? Какой уровень инженерной мысли необходим, чтобы вырезать неведомо где эти исполинские блоки, доставить, установить?.. впрочем, этому вопросу многие сотни лет, ведь загадка Баальбека до сих пор волнует умы. И пожалуйста, еще одна, аналогичная. А сколько труда, таланта и вдохновения надо, чтобы покрыть замысловатым орнаментом всю боковую поверхность блока в несколько десятков квадратных метров, не просто орнаментом — резьбой, что требует абсолютной точности, ошибся на сантиметр, и пропало все? Кто они были, создатели этого города — рабовладельцы, как прочие обитатели планеты, или они опередили свое время не только технологически, а ушли и от его жестоких нравов? Одни вопросы, ответы покоятся под многометровым слоем песка, и неизвестно, удастся ли до них добраться, действительно ли Ат знает дорогу в Нижний город, да и что это такое? Подвалы, подземелья, пещеры?..
