Там, на углу Предтеченской и Николаевской, она столкнулась однажды с Женей Суриковой, и, как ни странно, эта встреча и разволновала и обрадовала Шурочку.
Воспоминание о неприязненном и полном колкостей разговоре тяготило молодую чекистку. Поэтому, стоило Жене завидеть Шурочку, она просветлела лицом и перешла к ней через улицу.
— Ох как ты изменилась, ужас! — без излишней деликатности воскликнула Женя и прижала ладошки к своим, не чета Шуриным, отнюдь не впалым щекам. — Трудно, да? Но ты молодец, я о тебе слышала. Ты такая молодчага!
— О Мише пока ничего? — никак не реагируя на ее слова, одними губами спросила Ильинская.
Сурикова нахмурилась: кольнул-таки ее Шурин вопрос. Но, по-видимому, на этот счет у нее все было уже решено: если уж втрескались эти друг в друга, она, Женя, лезть не будет. Товарищи хорошие, и ладно. Но вздох не сдержала.
— Может, начальство и знает, а я… — Женя грустно покачала головой. — Да и некогда было интересоваться, у меня с детдомом полон рот хлопот.
— Да? — безразлично отозвалась Шура.
— Ты знаешь, вот, смотри. — Женя зубами стащила с руки варежку, достала из кармана бумажку. — Читай!
Шура пробежала глазами текст.
Протокол № 2
Заседание комиссии Помкомгола органов и войск ВЧК Самгубчека.
§ 1. Организовать на средства Самгубчека детский дом с нужным обслуживающим персоналом.
§ 2. Отчислять на содержание детдома Самгубчека: трехдневный продовольственный паек ежемесячно — с ответственных работников и двухдневный — с остальных сотрудников.
§ 3. Деньги вносить: ответработникам — трехдневную зарплату, остальным — двухдневную.
§ 4. С красноармейцев брать исключительно лишь добровольные пожертвования.
§ 5. Рассчитать количество детей, которых возможно принять в детдом Самгубчека, и соответствующий обслуж-персонал.
Вирн.
Пока Шурочка читала бумагу, Женя, все серьезнея глазами, вглядывалась в ее лицо. Потом вдруг шлепнула себя по бедру.
— Слушай, Александра! Мишка говорил, что ты жаловалась, мол, в коллекторе к детям привыкнуть не можешь: сутки-двое — и нет их, раздали. Иди к нам, а? Учителем-воспитателем, а? Повариху найдем, убирать сами будут… Вот идея! Ты же свой человек, и искать не надо. Воспитывать будешь нам смену. А надо — с чекистами по ликбезу занятия проведешь. Согласна? Ну, я же по глазам вижу — согласна!
Женя порывисто обняла Шуру за худенькие плечи и крепко стиснула.
— Согласна? А заведовать знаешь кто будет? Я! Представляешь? Я!
Смех ее был так заразителен и звонок, что Шурочка, сама не зная почему, тоже расхохоталась. Она чувствовала, как щекам стало горячо от хлынувших слез, а лицо Жени, дома, заснеженные деревья — всё-всё расплылось.
— Не надо реветь, Шурочка, — впервые Женя назвала ее так. — Пойдем к Альберту Генриховичу, сейчас же пойдем!
Но Шура не могла идти, у нее подкашивались ноги. И не столько от радости, нет, она ее еще не осознала, а от горячего участия этой чудесной девушки, Мишиного друга.
Все устроилось так, как обещала Сурикова, и довольно быстро. Правда, Ильинская пока что продолжала работать в коллекторе — паек в детдоме она могла получить лишь с поступлением первых воспитанников. У Шуры появилась и потаенная цель: ей хотелось подобрать среди контингента коллектора ребятишек, с которыми у нее намечался хоть какой-то контакт. Ей казалось, что не всякие дети подходят для детдома Самгубчека: ведь надо будет воспитывать смену чекистам, таким, как Миша. Тайком от своего начальства она стала придерживать от распределения самых ершистых и самых любознательных ребят. Попадала в коллектор и повидавшая виды малолетняя шпана. Такие только и смотрели, как бы отобрать у слабого пайку или стибрить пару мисок, чтобы удрать с ними на вокзал, а потом и в дальние края на теплом теле паровоза. Но и среди них Шура отыскивала детей, у которых глаза способны были загораться от ее рассказов. И пусть считались они «отъявленными» — скажем, тот же Андрюшка Жигалов или Денис Рыбенков, — Шурочка на все была готова, чтобы удержать их в коллекторе до открытия чекистского детского дома.
А открытие все оттягивалось. Помещение подыскали быстро — красивый особняк, всего в полуквартале от губчека. Оттуда переселили в дом по соседству трех старорежимных старушек, занимавших пять просторных комнат. Дело уперлось в ремонт — не было извести. Отовсюду собирали мебель, чинили кровати, выпрашивали у военных постельные принадлежности.
Да и топить по существу было нечем. Пришлось всем свободным от службы комсомольцам губчека выйти на набережную возле спуска по улице Льва Толстого и разгрузить вмерзшую в лед баржу с подгнившими от долгой своей ненужности бревнами. У Шурочки как раз выпал выходной. Спать ей в тот день почти не пришлось: субботник начали днем, а вечером ей надо было на занятия.
Занятия, да не с Мишей… Трижды в неделю в общежитии губчека Шурочка занималась с малограмотными сотрудниками ЧК математикой, русской словесностью и основами естественных наук. Историю решила не трогать: ее все прорабатывают на политчасах. Да и на Ягунине она уже обожглась. На стене против двери приколотили здоровенную классную доску, в углу всегда белела горка мела — пиши, учительница, хоть самыми огромными буквами! Учеников набивалось в комнату дюжины полторы. Сидели на койках, столами были лавки. Не очень, конечно, удобно этак скрючиваться, но вольному воля… Не у каждого чекиста была возможность посещать пролеткурсы и прочие солидные учреждения компросвета. Да и ненадежные люди порой читали там лекции. По словам Чурсинова, если не соврал, какой-то лектор умудрился даже спутать феодализм с сельским хозяйством. У Шуры же можно было спросить, о чем хочешь. А если не знает, скажет честно: не знаю, посмотрю в книгах…
Однажды она рассказала им про Жанну д'Арк, любимую свою героиню. Увлеклась, как тогда, на литературном диспуте. С горящими глазами читала стихи об Орлеанской деве, слезы не удержала, рассказывая о предательстве, приведшем Жанну на костер… В тот вечер Шурочку провожали до площади Революции сразу четверо молодых чекистов. Вздыхали. Но… Мишку не спишешь.
Примерно за неделю до Нового года, проснувшись с ощущением свинцовой тяжести во всем теле — началось оборудование детдома, и Шурочка теперь совсем не отдыхала, — она обратила внимание на мать, что редко бывало в последнее время.
Надежда Сергеевна, необычно рано пришедшая с работы на обед, выглядела подавленной и рассеянной. Отвечала дочери невпопад, потом, ни с того ни с сего вспылив, потребовала оставить ее в покое, ушла в свою комнату, быстро вернулась. Села в кресло, попробовала вязать и через минуту швырнула клубок.
