Еще потихоньку выпускают листья тюльпановые деревья. Эти листья похожи на кленовые, только более примитивные, с обрубленными кончиками.
Японский мелколиственный клен тоже не отстает. Тут его называют «момидзи». В ноябре момидзи становится краснее первомайских флагов. А сейчас он только выпускает малю-ю-юсенькие светло-салатные листочки, похожие на детенышей морских звезд. У момидзи есть еще маленькие бледные цветочки. Они между листиков на хвостиках свисают. И есть тут еще момидзи, которые сразу, с самого начала, кирпично-красные. И цветочки у них тоже бордовые. Но такие деревья — редкость. После из цветочков вырастают мелкие красные «носики». Что, впрочем, для клена — дело обычное.
И еще тут есть бамбук. Даже в городских парках бамбуковых рощ пруд пруди. Эти бамбучины очень даже толстые, толще наших берез, это точно. А я-то думала, что они только тоненькие бывают, как в Индии, или — как папины удочки. А они тут не только толстенные, но и высоченные, почти как сосны. Ничего себе травка ископаемая! Стволы (а ведь бамбук без шуток — вид злака!) больше похожи на живые существа, чем на растения. Например, на кольчатых змей. Они очень прохладные и гладкие, с голубоватым налетом, какой иногда бывает на сливах. Листья только вверху — лохматые, совсем не такие, как на картинках. А корни сразу у поверхности, по кругу растут во все стороны, как борода. Если подойти и покачать ствол — растение сразу сильно раскачивается и шелестит. Явно узнает и общается. А ростки у него еще интереснее. Их тут называют таке-но-ко — «дети бамбука». «Дети» вырастают из земли в мае. И не тоненькие, а сразу в толщину взрослого ствола. Концы у них острые и мохнатые, без листьев, только со спиральными оборочками. Иногда росток загибается полумесяцем — точно как клык или бивень. Ростки бамбука съедобны. Пока они маленькие, их можно просто сковырнуть лопатой, вроде как обыкновенные грибы. Кстати, грибы тут называют ки-но-ко — «дети деревьев». Если смотреть изнутри рощи вверх — бамбук весь какой-то очень центростремительный (перспектива, однако), стволы над головой постепенно сходятся в одну солнечную точку. А если подняться выше рощи — бамбук часто растет на террасных склонах, — то видны глубокие пропасти, из которых торчат вверх коленчатые колонны. А между ними заметны клыки-детки.
В парке возле общежития я встретила каштан в цвету. Просто как родственника увидела. Свечки подлиннее, листочки у него поострее, чем у каштана. Но все равно — свой. Мимо хожу — здороваюсь. И с молодым гингко тоже здороваюсь. Он сам первый стал знакомиться — листик на меня сбросил. А то бы я его и не заметила. Он такой еще тоненький, но уже вполне высокий. Кстати, листик у здешнего гингко не совсем такой формы, как У наших, хотя я знаю, что на земле существует всего один вид этого дерева… Но листик все же другой, хоть и похожий: треугольный, уголком к хвостику, однако лопасть пошире будет[27]. Так что появились у меня два новых друга. И стали заводиться традиции: с каким деревом на каком углу здороваться, какой кошке подмигивать.
Я ускользаю в Киото практически каждый свободный день. И каждый из этих дней полон чудес. Но один из таких дней все же выдался чудеснее прочих. Анонсом может служить описание тех мест, где я пережидала ливень. Сначала торчала в кафе около метро — кушала пирожные, конечно. Второй раз пережидала на застекленной автобусной остановке возле храма Хэйан-дзингу. Третий раз отсиживалась в обезьяннике у гориллы. А четвертый — восседала на верхней веранде огромных храмовых ворот.
Теперь по порядку. Сначала я пошла в храм Хэйан-дзингу. Точнее, в сады за ним. На сам храм я уже насмотрелась в первый свой приезд в Японию. Он здоровенный, длинный, с флигелями — башнями Тигра и Дракона. И весь очень красный. А в сады я тогда не успела — постояла только перед входом и изрекла: «Я вернусь!» Вот и вернулась. Сады оказались удивительные. Озера в них окружены острыми ирисовыми листьями. Скоро ирисы зацветут. Везде деревянные мостки и каменные кругляши, по которым озера можно переходить поперек, прыгая по каменным пятачкам, словно по кочкам. Желтые кувшинки, белые и красные лилии. Черепахи и разноцветные карпы размером почти что с черноморских дельфинов. Не успеешь вылезти на мостки, как эти самые черепахи и карпы уже подплывают, умильно на тебя глядят и раскрывают рты — есть просят, привыкли. Еще там есть большое озеро, а через него крытый мост с пагодой. И сосновые ветки в качестве фона.
Потом я пошла в зоопарк, это рядом. Зоопарк оказался маленький. Но там было много кого интересного. Например, калахари, она же суриката, и еще фенек — ушастая песчаная лисичка, та самая, которая вечно везде сует свой любопытный нос. Ну и конечно, рессу-панда (панда малая). Но это только имидж такой. А так рессу-панда — просто большой живенький рыжий енот с полосатым хвостом.
И еще там был инфракрасный павильон для ночных животных. А в нем летучие лисицы (рукокрылые летучие мыши). Эти лисицы здоровенные, побольше среднего кота. И вид у них абсолютно безумный — ноги и руки одеты в крылья, как в плащ. Ничего выдумывать не надо — просто сразу бери и фантастику с мистикой снимай. И ходят они, цепляясь за решетку, вниз головой. Если б не вниз головой, то совсем как люди — сутулятся, острые плечики выставляют, руками в такт шагам размахивают. А ноги у них похожи на куриные лапы. Вот этими лапами они и цепляются. А морды у них и вправду как у обычных лис, с ушками, остренькие. Они вылизываются, носы лапой моют, жуют какие-то фрукты.
В соседней клетке сидели летучие белки. Они не рукокрылые, а очень близки к обычным грызунам. Летают за счет планирования на растянутых кожистых перепонках между лапами. Впрочем, это все знают. Так вот, эти белки и правда точно как белки, только шерсть у них гуще, совсем как у медведя, морды немного потупее беличьих, и размером они почти с чау-чау. Белки не летали — места мало, только мягко так прыгали, и по этим прыжкам было сразу ясно, что полеты для них — дело плевое.
Были еще галаго (по-английски также называются «ребенок из буша»). Но галаго — не новость. Хотя они и правда похожи на детей. Глазастые и очень стеснительные: «Ой, а можно я этот кусочек дыни возьму? Я маленький возьму, и только один, гомэн насай (извините, пожалуйста)». Вот такие галаго. А дальше были медленные лори. Они похожи на маленьких медвежат и двигаются, как в замедленной съемке. Смехотища — ползают по ветке спирально, всю ее неторопливо обтекают, ручки человеческие выставляют. Зато уж дыню цапают без всякого смущения. И в гнездо ее, в гнездо.
И еще там были странные существа, похожие на крокодилов и размером с крокодилов… Если бы крокодил был слеплен из грязи, а потом эту грязь бы дождем как следует размыло, то, что осталось бы, и есть это самое животное: ужасно дурацкое, тупомордое, неуклюжее и какое-то на вид мягкое, будто без костей совсем. Одна особь сидела в воде и никак не могла вылезти на берег — поскользнулась и назад шлепалась. Знаете, кто это? Гигантская японская саламандра. Вот!
