- Да, сегодня. Разбирайтесь по парам и выбирайте себе гряды.
- Давай эту возьмем, - сказала мне Света.
И мы выбрали себе гряду. А рядом с нами выбрали Евдокимов с Корниловым.
Солнце грело жарко, вокруг летали шмели, садились на плечи и больно кусали.
Все работали сначала медленно. И мы со Светой тоже еле продвигались.
А потом я представил, что как будто идет война. И турнепс - это наши войска, засевшие в крепостях. А к ним со всех сторон подступают враги. Наши обороняются, но врагов страшное множество. И только мы можем спасти наших.
- Ребята! Наши окружены в крепостях сорняками! - закричал я. - В атаку! Спасай наши войска! - И стал быстрей вырывать сорняки и отбрасывать их в сторону. - Ура! Первая крепость спасена! - кричал я.
И все тоже стали освобождать крепости от окружающих вражеских войск.
- Вперед! Догоняй отступающего врага! - кричал Евдокимов.
Мы пололи со Светой нашу гряду, с одной стороны - она, с другой - я. Иногда она отставала, и тогда я перебегал на ее сторону и помогал ей.
- Враг отступает, не дадим ему скрыться! - кричал Корнилов. - Бей его!
Я оглянулся на начало поля и увидел, что оно уже очень далеко: к нам идет красивая чистая земля, и на ней ровными линиями выстроились наши войска - турнепс. А до конца осталось чуть-чуть.
- Победа рядом! - закричал я и снова бросился на сорняки.
Мы со Светой и Евдокимов с Корниловым первые освободили турнепс от вражеских войск.
- Идем на помощь! - крикнул я, и мы бросились к другим грядам, где еще некоторые наши крепости были окружены.
Когда пионервожатый привел бригадира в черном пиджаке и черной кепке, мы уже победили всюду.
Бригадир не поверил сначала, что мы справились так быстро.
- Может, с вами вместе еще какая бригада работала? - спрашивал он.
А пионервожатый только смеялся в ответ. Потом мы выстроились, и бригадир от лица дирекции совхоза объявил нам благодарность.
Мы шли назад, и Света вдруг сказала мне:
- Я смотрела весной фильм про гражданскую войну, там был молодой комиссар, он очень на тебя похож.
- Почему похож? - удивился я, хоть мне и было приятно слышать такие слова.
- Правда. Если бы ты жил в гражданскую войну, ты бы, наверно, тоже был таким.
Но в эту минуту я опять вспомнил про открытку Бабенкова и уже не хотел радоваться.
А после полдника я увидел маму.
Она шла вместе с начальником к нашей даче. Я даже не поверил сначала.
Но мама шла и смеялась, а начальник рассказывал ей о чем-то и тоже улыбался.
- Ты что же навстречу не бежишь? - сказал мне начальник. - Ты когда-нибудь видел таких загорелых людей? Или свою маму не узнаешь?
- А я за тобой, - сказала мама.
- Конечно, нехорошо это - забирать детей за день до конца смены, не положено. - И начальник вздохнул. - Но в порядке исключения…
- И не похудел! - удивлялась мама. - А я думала - отощаешь.
- У нас питание превосходное, за питанием я слежу пристально, - отвечал начальник. - Что поделаешь, собирай свои вещи, раз за тобой приехали, - сказал он мне и снова повернулся к маме. - Может, передумаете, оставите его нам?
- Нет, - сказала мама и засмеялась. - Он мой сын. И я очень по нему соскучилась.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Если долго не живешь дома, то, когда возвращаешься, все кажется другим, не похожим на то, как помнил.
Рядом с нашим домом я вдруг увидел дом, у которого кирпичами на стене был выложен василек. Всю жизнь ходил мимо и не замечал. Ведь василек конечно и раньше был, если этот дом стоит давным-давно. Не перекладывали же строители стену, пока я ездил в лагерь.
Даже наша квартира показалась мне сначала немного другой. И диван в моей комнате как будто был раньше длиннее.
Вечером мы с мамой пошли в магазин.
Мы шли молча, потому что я все хотел спросить о папе и не мог начать.
Потом я увидел мать Бабенкова. Она тоже увидела нас, замахала руками, чтоб мы подождали ее, и даже побежала - так захотелось ей нас догнать.
- Вернулись уже? - спросила она, хотя тут и спрашивать нечего: раз она видит нас в городе - значит, вернулись.
- Да, - сказала мама и свернула налево к дальнему магазину, хотя мы собирались в другой - в ближний.
- И мне с вами по пути, - проговорила Бабенкова и снова пошла рядом с нами. - А мой болван в деревне у сестры, - сказала она про Бабенкова, - они там хорошо живут, в деревне теперь лучше, чем в городе.
- Да-да, конечно лучше, - ответила мама. - Знаешь, я деньги забыла, - сказала она мне, - пошли-ка назад.
- Как же вы забыли? - спросила Бабенкова. - Вон в сетке у вас кошелек. Совсем от несчастья голову потеряли.
Она так сказала - и мне стало страшно и захотелось убежать куда-нибудь, спрятаться.
- Кошелек пустой, - сказала мама, и мы пошли назад, к дому.
Но Бабенкова тоже повернула вместе с нами и тоже пошла назад.
- Чудные, да вы хоть раскройте кошелек-то, проверьте - может, там деньги.
- Нет, я точно знаю, что оставила их в комнате.
- Дома на рояле забыли?
- Может быть, и на пианино.
- Я, пожалуй, вас провожу. Такая хорошая погода… Весь день на работе - и лета не видишь.
- Как хотите, - проговорила мама.
- А что ваш-то, совсем вас бросил или как? - спросила вдруг Бабенкова.
А я даже остановился, чтобы не идти больше рядом и не слушать их разговор.
Но все равно я слышал.
Мама не ответила и шла молча. А Бабенкова снова заговорила:
- Они все такие, подлецы. Сначала ласковыми притворяются, а потом - бежать.
И тогда мама остановилась и сказала железным голосом, каким она говорит, когда наказывает меня:
- Я не знаю, о ком вы, но к Александру Петровичу это не относится. Он очень порядочный человек, и я всегда буду его уважать.
Мама сказала это так громко, что Бабенкова даже испугалась. А потом мама добавила:
- И пожалуйста, оставьте нас в покое.
Бабенкова так и осталась стоять на месте. А мама быстро пошла к дому. И я, не глядя на Бабенкову, побежал за мамой.
В магазин мы больше не пошли. Пили чай с завалявшимися сушками и весь вечер молчали.
***Утром, когда мы завтракали, мама вдруг сказала:
- Я знаю, ты хочешь спросить о папе. Ты ведь давно уже хочешь спросить?
И хотя я на самом деле собирался спросить, я сказал сейчас:
- Нет.
- Папа от нас уехал.
- Куда? - проговорил я и сразу почувствовал, что сказал глупость.
- Он теперь будет жить с Татьяной Филипповной.
- А мы?
- А мы - сами по себе. - Она помолчала. - Разные люди будут у тебя спрашивать или ругать папу и меня - ты на них, пожалуйста, не обижайся. Они ничего не знают и говорят просто так. А ты знай, что твой папа - хороший человек, мы с ним не ссорились, и он нас не бросил.
- Почему же тогда?… - спросил я.
- Это не так просто, как ты думаешь. Конечно, Татьяна Филипповна ему лучше помогает в работе, чем мы. Но главное не в этом. Главное в том, что мы с ним совсем разные люди: у него - одни увлечения, у меня - другие, и мы мешали друг другу. А теперь мешать не будем… Когда папа сможет, он будет приходить к тебе в гости и гулять с тобой по городу…
Мама ушла с кухни, и больше о папе мы не разговаривали.
***Днем мама послушала, как я играю на пианино.
Я все перезабыл - и сонаты, и менуэты, и остальное - и играл так плохо, что было еще противнее слушать, чем обычно. И я с трудом доигрывал до конца.
Потом я сыграл те две песни про летчиков и космонавтов, которые мы исполняли со Светой в начале смены в четыре руки.
Мы их выучили за один раз: остались после полдника в клубе, а к ужину уже свободно играли.
- Вот видишь, - сказала мама, - ведь получается, когда ты захочешь.
А я вдруг вспомнил Галю Кругляк - как мы спорили, что не каждое дело человек может делать с удовольствием. Все-таки она была права.
***Все следующие дни была жара. Мама уходила на работу, и я гулял один. Я обходил вокруг дома, шел по дорожкам между деревьями, возвращался назад. Однажды мне показалось, что идет сенбернар со Светой. Я побежал к ним, но когда пробежал полпути, понял, что это обыкновенная колли - шотландская овчарка - и не Света с ней, а старушка. Потом я сидел дома, и не хотелось мне играть, или читать, или слушать по радио передачу для малышей.
Я все дни думал про папу. Про что бы ни начинал думать, обязательно кончал мыслями о папе.
Однажды я решил сходить в парк к тому озеру, где в апреле пускал корабль, а потом свалился.
Теперь там кругом была трава и деревья, а от воды шел приятный сырой запах. На берегу стояли люди с удочками, и пока я к ним приближался, они несколько раз помахали мне руками, чтоб я не орал, не топал и не пугал им рыбу. Хотя близко ходили трамваи и грохотали в сто раз громче.
У тех людей в литровых банках плавали мальки - этих мальков они выловили из озера.
