– Даже если ты придешь домой в три ночи, собака все равно будет тебе рада.
Если бы я не знал его, то подумал бы, что он шутит.
Но тут я услышал голосок жены, сказавшей «спасибо» гардеробщику. Она шла по лестнице, я подошел к ней и повел здороваться с гостями.
– Эй, – сказал ей Гус, – теперь я понимаю, почему, когда я вижу Илью, то слышу, как птицы поют.
И потом повторил это в тосте, изобразив щебетание птиц.
Было весело. Особенно моему старому подмосковному другу. Он отказался ехать на такси, и в вагон метро его грузили три слабые женщины. Они уходили со свадьбы последними, и официанты с интересом наблюдали, как он и дамы по очереди садились на шпагат у рояля.
В итоговом счете была позиция: двадцать шесть порций виски. Кроме него, виски пила только одна девушка. Официанты клялись, что приписок не было. Я и сегодня им не верю.
А мы поехали домой около пяти, оставив часть гостей веселиться. Слуцкий малодушно сбежал за час до нас. Два медленных танца с Фатей Гамми подряд под любопытствующими взглядами зала – я его понимаю.
Мы с Машей заскочили домой, переоделись и побежали вниз в поджидавшее такси. Надо было ехать в «Президент отель» на юбилей Петракова. Мы поднялись на лифте, чуть пьяные и счастливые, вошли. Ведущим торжества был Нобель, тогда совсем еще юный. Застолье шло часа полтора, и всем было уже совсем хорошо.
Валера посадил нас за стол с Газзаевыми, Шевчуком и Обориными. Поближе к себе. Газзаевых Маша знала, Шевчук ее сразу обаял своим юмором, но Оборин почему-то понравился ей больше остальных. Он был сух, сдержан, и ей стало казаться, что он очень похож на Бунина. Настолько, что она даже порывалась называть его Иваном. Я какое-то время поправлял.
– Вот вы стихи любите? – допытывалась она. – Поэзию?
Жена Оборина сидела рядом, слушала и говорила, что она поэзию не любит. Очень веселая, яркая женщина, но совершенно иного склада, чем муж.
– Как же они не подходят другу другу! – шептала мне жена. – Посмотри! Они совсем разные. Они ведь даже не общаются, сидя рядом. Он ни слова ей не сказал за вечер, даже не прикоснулся.
Жена Оборина действительно больше говорила с Шевчуком, кокетничала с ним напропалую. Сергей в итоге отвернулся от нее, сел боком.
– Поэзию люблю, – сказал он медленно. – Но давно не читал.
Жена обрадовалась:
– Кого?
– Есенина, – сказал он.
– Тогда прочтите!
Оборин удивился. Посмотрел в зал. Там танцевали, и лучше всех – супруга Гаджиева. Мне бы читать стихи тут точно не захотелось.
– Здесь?
– Не хотите здесь, пойдемте на балкон, – сказала Маша, окончательно его сконфузив.
На балконе дул ветер. Как-никак, девятый этаж. Я смотрел на Якиманку и наслаждался происходящим.
– Ну, читайте же!
Он спросил:
– Вы серьезно?
– Конечно. Ведь стихи – это возможность сказать что-то очень эмоциональное человеку. Подействовать на него. Вот если ваш футболист сделает что-то очень плохое во время матча, что вы ему скажете?
Оборин внимательно посмотрел на нее и ответил:
– Я скажу ему, что он мудак.
Жена почему-то обрадовалась.
– Вот видите! А если прочтете стихи, то он, может быть, изменится к лучшему.
– Лучше прочтите, – сказал я. – У нас сегодня свадьба. Пусть это будет вашим подарком.
Он прочел. Хорошо прочел, между прочим.
Мы вернулись за стол. Жена Оборина сидела, уже обнимая Шевчука. Оборин остался курить на балконе. Я подумал: хорошо, что он этого не видит.
Жена Оборина посмотрела на нас и сказала:
– Какие же вы молодые, сколько у вас впереди! Смотрю на вас и вспоминаю, как мы с Володькой расписались…
И при этом звучно чмокнула Шевчука в щеку. К неописуемой радости моей жены. На следующее утро мы так и не могли вспомнить, почему поначалу решили, что сидим рядом с четой Обориных.
Петраков пошел провожать нас к лифту. Дымя сигарой, в роскошном костюме.
Когда лифт закрывался, он нам помахал на прощанье, и жена вдруг крикнула ему:
– Вы такой интересный мужчина!
Он подавился дымом. И я понял, какой ее любимый фильм.
«Сколько у вас впереди».
Скоро семь лет, как мы женаты. Я женился на ней седьмого мая, а она вышла за меня восьмого. Свадьбу мы отмечали семнадцатого.
Это вранье, что, женившись в мае, будешь маяться всю жизнь! Это мои лучшие семь лет. Я и к бронзе Евро отнесся как к продолжению чудес в моей жизни.
«Сколько у вас впереди»…
Рабинер рассказывал, как однажды он с женой оказался в одной компании с Александром Львовым и его супругой. Львович посмотрел на Игорька с Олесей и спросил:
– Давно женаты?
Те ответили, что нет, недавно.
Для Львовича это был третий брак, для Тани – второй.
– Смотрю я на вас, ребята, и думаю: сколько же у вас впереди! – сказал он…
Бесков
Было жарко. Адски жарко, я бы сказал. Плюс тридцать пять, июнь, Альпы. Второй сбор перед Евро.
А у меня не было бейсболки.
Была белая, потрепанно-винтажная, с Че Геварой. Я ее купил в Хорватии, и она мне безумно бы нравилась, если бы не воспоминания о том отдыхе. Надо было бы сдать путевку, но я решил поехать, и это был худший отпуск в моей жизни.
Когда яхта, на которой мы решили поплавать вдоль побережья, внезапно попала в шторм и, раскачиваясь, практически ложилась на воду, я решил не изображать супергероя и пошел за спасательным жилетом. Надел его на себя, вызвав цепную реакцию у других туристов. Небо было черное, со всполохами молний. Берег был метрах в ста, но скалистый. Капитан наотрез отказывался подходить ближе. Я выжал бейсболку, посмотрел на Че Гевару и вдруг успокоился. А потом и волны стихли.
Я сидел на борту и думал: «Экскурсия эта, яхта, волны. Летучие мыши по ночам. Девушки, загорающие топлес. А я один».
Это сейчас для меня и день наедине с собой – немыслимая роскошь. А тогда таких дней было слишком много.
Бейсболку, не входящую в комплект официальной одежды сборной, я надеть не мог. Спрятаться в тень было негде. А пекло так, что я проверял волосы – не дымятся ли? И в итоге я снял поло и накинул его себе на голову. Потом посмотрел на приятеля из коммерческого отдела и повторил его финт, закатав штаны до колен.
– Эй! – крикнул Гус. – Здесь тренировка, а не пляж.
Я понял, насколько был не прав. Извинился. Привел себя в привычный вид и продолжил жариться под солнцем.
Ко мне подошел Витя Вотоловский, администратор. Сказал с ехидцей:
– Константин Иваныч тебя бы выгнал.
Я даже не спросил, откуда – из сборной или только с тренировки?
Тридцать пять градусов. И это только в тени.
Когда с восторгом называют штаб Аленичева в Туле, забывают произнести одну важную для меня фамилию. Олег Саматов, тренер по физподготовке. Мой землячок. Обладатель Кубка России-95 с бесковским «Динамо».
В моей подмосковной юности было два героя спорта. Могло быть три, но Тихонов летал слишком высоко, был небожителем и шел совсем по высшему разряду. Да и мы с ним никак не пересекались в тех дворах моих девяностых.
Первый – Леха Чугунов, приглашавшийся в сборную по хоккею с мячом и постоянно ездивший в Швецию. Однажды, когда мы закончили играть в футбол и шли по очереди в душ спортзала, Леха достал из адидасовской сумки шампунь «Видал сасун» и сказал:
– Угощаю!
Мы выдавливали его в ладони как драгоценность, чтобы хватило всем. Детство мое, счастливое и босоногое…
Вторым был Саматов. Когда Бесков пришел в «Динамо» и оставил его в команде, мы балдели. За «Динамо» теперь болели все. Когда Олег появлялся в нашем дворе, мы расспрашивали его о «Динамо», о Бескове. Уже не помню, что он рассказывал. Помню наш восторг. Особенно когда он сказал как-то по весне:
– Последний сбор был на Кипре. Константин Иваныч взял жену. Мы идем как-то с тренировки, а она лежит у бассейна и загорает. Топлес.
Естественно, мы оживились. Спросили: «Ну и как?»
– В полном порядке, – ответил Олежка.
Валерии Николаевне тогда было шестьдесят шесть…
Бесков любил открывать миру неизвестных игроков. Ярцев, конечно, пример хрестоматийный, но и до, и после аналогичных случаев было в избытке. Могло быть одним больше, если бы Толя играл в футбол хотя бы чуть-чуть лучше.
Сейчас Толя больше всего напоминает мне Портоса. Может быть, именно в исполнении Смирнитского. Преподает в «Плешке», РМА. Директор по развитию «Футбола». Консультант много кого и чего. А тогда он был не так величествен, носил одежду иного размера и служил в бухгалтерии «Динамо».
У него была «Волга», что для человека его роста и ширины в плечах – абсолютно естественный выбор. Летом, в обеденный перерыв, он мыл ее у третьего подъезда динамовского стадиона. Голый по пояс.
Как-то из подъезда вышел Бесков. Увидел Толю, прищурился:
– Из спортроты? Как фамилия?
Человек, идущий следом, Константина Иваныча поправил:
– Это бухгалтерия.
Бесков досадливо поморщился:
– Такая фактура пропадает.
